— И что за похоронное настроение, явление Вы наше? — вдруг спросил знакомый голос совсем рядом, я распахнула глаза и увидела сидящего рядом со мной Каширова Юрия Михайловича — своего преподавателя.

— Настроение не похоронное, оно умерло, сегодня поминки — ответила я. Каширов неожиданно рассмеялся.

— Вот скажите мне, студентка Стоцкая, с чего Вашему настроению дохнуть? У Вас настолько всё ужасно? Только подумайте хорошенько, прежде чем отвечать — немолодые, уже начинающие выцветать глаза, преподавателя встретились моими.

А, действительно, почему я всё время строю из себя оскорбленную на весь мир обиженную девочку? Что он, этот мир, мне сделал? Да, ничего! И я для него тоже ничего не сделала. Какое дело этому миру до меня и моей обиды? Все также ходят, дышат и живут. Сколько я буду делать вид, что жизнь кончена? Ведь я не собиралась и даже не задумывалась о продолжение рода. Вот когда меня станут посещать подобные мысли, тогда и надо впадать в депрессию.

Ведь Каширов прав. Я жива, почти здорова, не совершила ничего тяжкого. Чего мне не хватает? Да я из пофигистки превратилась в трусиху, бегаю от проблем, от боли, от разговоров, от помощи, от Кирилла в конце концов! Стала размазней. Признаю, что было позволительно недельки так на две окунуться в самобичевание, но никак не на два месяца.

— Нет, у меня всё далеко не так плохо, как я это представляю — ответила я Каширову.

— Ну, вот и умничка — улыбнулся профессор и поднявшись пошел к выходу — да, и не забудь завтра прийти вовремя. Очередное явление Христа народу я не выдержу. Итак, благодаря твоим кривляньям, от смеха живот надорвал.

Я фыркнула, сам же первый начинает!

Посидев еще полчаса, я вынуждена была признать, что сколько не тяни, а идти домой придется. Пусть, брат больше и не заезжает за мной, но постоянно проверяет, когда я вернулась. Лишний раз устраивать разборки не было желания. Поэтому, я во вздохом поднялась и поплелась домой.

Стоя на остановке, услышала как бренчит мобильник. На экране высветился Степкин номер.

— Айс, привет! Я тебе звоню уже который раз, а ты все трубу не берешь! Я уже волноваться начал, Лизок тебе тоже кучу сообщений оставила — выплеснул на меня поток информации Степа.

— Во-первых, и тебе привет, Степа. Телефон я не слышала, гуляла, а на улице шумно — нагло соврала я — Лизе тоже привет от меня. Как у вас там?

Месяц назад Степу вызвал отец в Питер, родительскому бизнесу потребовалась помощь Степки. Конечно, парень переживал, он очень не хотел оставлять меня, о Лизе вообще речи не шло, ее Степа сразу решил забрать с собой. Но я пообещала, что со мной все будет нормально и Степа, скрепя душу, уехал. Зато, звонит теперь по пять раз на дню.

— А что у нас? После Нового Года домой вернемся. Все хорошо, Лизок себе подвенечное платье присматривает. Я зарылся в отчетах и чувствую себя ботаником полным. Короче, всё норм. Ты как?

— Кирилл сегодня решил устроить мне внеплановую разборку.

— Да его… Айс, дождись моего возвращения, я с ним разберусь — да уж, Степа уже разобрался, после того, как узнал кто виноват в моем больничном режиме. Хорошо хоть сейчас зубы вставляют, а то у обоих половина челюсти после выяснений отношений отсутствовала.

— Да всё нормально, Ник за меня вступился — попыталась я успокоить Стёпика.

— Ник? Не ожидал, он же против этого… слова он поперек Орлову сказать боится — нда, дружба Степана и Ника после того случая тоже дала трещину, Ник хоть и пытался мне сочувствовать и всячески поддерживать, в отличие от Степки морду бить другу не пошел. Вот его Степан простить и не может.

— Да ладно тебе! Все нормально! Я побежала, мой автобус пришел, поцелуй за меня Лизу и целуй в щеку, а не как в прошлый раз — отключаясь, услышала раскатистый смех друга.

Да, как-то так вышло, что у меня появился друг, пусть и забытый, выросший, когда уже бывший другом. Но, он снова появился и это — главное. Не знаю, чтобы со мной было, если бы не Степина и Лизина поддержка. В первое время они отгородили собой весь злобным и враждебный мир.

Кроме Степы и меня самой, никто не знал, что я плачу по ночам. Даже, не от желания себя пожалеть, а просто от боли. Меня скручивало каждую ночь, но я не желала опять общаться с врачами. И мне не хотелось видеть рядом с собой Дениса. Поэтому, я зажимала зубами подушку, накрывалась одеялом и пока боль не утихала лежала свернувшись калачиком.

Но один раз это случилось не ночью, а днем. При Степе. Он молча держал меня, а потом стал гладить по животу плавно и мягко надавливая, судороги и боль стали проходить, я начала расслабляться. С тех пор Степа делал мне подобный массаж каждый день, боль стала утихать, по ночам она тоже крайне редко возвращалась. А после двух недель такого массажа, я перестала ее совсем ощущать. И еще, кое-что я поняла: Степа стал мне настоящим другом.

За то время, что я предавалась воспоминаниям, автобус подъехал к моей остановки. Я быстро выскочила из него. Пока я ехала пошел снег. Холод сразу пробрал меня до костей. Что же эти врачи натворили, что теперь я так мерзну?! Стараясь не подскользнуться на заледенелой дорожке, я поспешила домой. В декабре слишком быстро темнеет. Поэтому сейчас на город опускались сумерки.

Машина брата, как я и ожидала стояла у гаража, значит, он сегодня уедет. Ура! Как я люблю, когда он уезжает к своим очередным пассиям. В этим дни я могу не сидеть в своей комнате весь вечер и не переться на кладбище, где стало довольно неуютно гулять по ночам. От таких мыслей, настроение моментально стало подниматься.

Дома было тихо, только настенные часы тикали, отдаваясь эхом. В гостиной горел ночник. Я разулась и скинув верхнюю одежду пошла на тусклый свет. На диване сидел брат. Низко опустив голову, он будто не замечал моего присутствия. В руках Денис держал початую бутылку коньяка.

— Выпьешь со мной? — вот так вопрос, братец мне раньше бутылку пива не давал, а тут коньяк.

— Я несовершеннолетняя, пить мне запрещено — усмехнулась я.

— Сегодня можно — бросил Денис, наливая мне в бокал стоящий на столике рядом. Видимо, он предназначался для брата, но тот решил пить из горлышка.

— А что сегодня за событие? — не выдержала я тишины.

— Забыла? Хотя, ты маленькая была тогда. В этот день умерла наша мать — твою! Как я могла забыть?!

— Денис, прости я…

— Да я понял, чего уж там. Айс, я все понимаю, ты ее не знаешь и не помнишь. Просто, давай на сегодня ты забудешь какой я урод и побудешь со мной? — усталость, сквозившая в голосе брата, не позволила мне возразить.

Я плюхнулась в кресло, принимая бокал с коньяком. Мы молчали, мне сказать было нечего, Денису, скорей всего, тоже. Я не знала свою мать, чтобы горевать по ней, хотя, отца-то я знала, а когда он умер даже заплакать не могла, потому что никакого горя не ощутила. А что если умрет Денис? Я почувствую что-нибудь?

И тут меня прошиб пот, да, я почувствую, всю гамму горечи и боли от потери его. Что смерть? Да от одной мысли, что я могу перестать его видеть каждый день, мне уже плохо. Что со мной? Не я ли мечтаю быть подальше от брата? Меня же раздражает его присутствие! Тогда почему, я не могу представить жизнь без него?

Я косо глянул на задумчивого Дениса и почувствовала непреодолимое желание прикоснуться к нему. Еще минуту я боролась с собой, но потом всё же сдалась и дотронулась пальцами его свободной руки. Брат вздрогнул и повернул ко мне голову. Отставив бутылку с коньяком, он быстрым движением перехватил обе мои ладони и крепко их сжал.

— Ты почему такая холодная? — блин, он же не касался меня больше месяца, вот и не знает о проснувшейся во мне стуже.

— Я эээ… после больницы стала такой. Теперь я не горячая, а скорей наоборот — прогресс. Сегодня мы разговариваем больше обычного.

Брат при упоминание больницы сжал губы, но руки не отпустил, да я и не вырывалась. Было так приятно, его теплые, большие руки согревали меня, так хотелось прижаться к родной груди, но я пока сдерживала этот глупый порыв.