Натали осудили, но вот вместо тюрьмы запихнули в психушку. Ник за раскрытие преступления получил очередную звезду, естественно, в кабинете при закрытых дверях. О том, кто он на самом деле, знают только несколько доверенных лиц. Так что, после получения награды и тет-а-тет разговора с Айс, я его больше не видел в городе. Когда я спросил, что такого Айс ему наговорила, сестра мялась и отнекивалась, но всё же созналась. Он предлагал ей поехать с ним в Москву. А Айс отвергла его предложения в категоричной форме. Вот он и разозлился.

Было бурное примирение со Степаном. Айс рыдала сначала на плече у Степана, потом Степан на ее плече. А позже, они коллективно страдали уже в мою «жилетку». Степан клялся, что никогда бы не бросил подругу. Айс твердила, что она предательница, так плохо думала о друге. В общем, когда я уже подумывал отснять пару кадров и отправить в «Останкино», чтобы знали, как страдать и плакать надо на публику, эти двое остановились. Степа пообещал, что капли больше в рот не возьмет, а Айс, что другу будет верить безоговорочно.

Дергнёв, хоть и появляется у нас время от времени, но непременно кривит рожу, стоит мне при нем поцеловать любимую. Но, я не злюсь, у Саши это продиктовано любовью к Айс, а не ревностью. Он просто хочет, чтобы она нашла себе хорошего парня и не среди родственников. Но, сестра только ухмыляется на все его речи. А в целом, Дергнёв и Айс стали очень близки, как родственники, только настоящие родственники.

У меня осталось меньше трех месяцев, в лучшем случае. И я стараюсь прожить их с улыбкой на лице. Иногда удается, а иногда выть хочется от боли. На прошлой неделе я начал, не без помощи Димы, колоть себе морфий. Временно он помогает, но потом боль возвращается, удваиваясь. Скоро придется рассказать все Айс, она и так что-то заподозрила, особенно увидев в мусорном ведре шприцы. Но, как это сделать я не имею ни малейшего представления.

Сегодня, когда Айс, ушла на первый экзамен в институт, я почувствовал себя особенно скверно. По телу волнами накатывала слабость. Кое-как я дотянулся до телефона и позвонил Диме.

— Слушаю.

— Дима, приезжай, мне становиться хуже — выдохнул я и боль пронзила грудь.

Я плохо помню путь до больницы, еще хуже, как мне ставили систему. Потом делали эхокардиографию, я просто старался отрешиться от боли. Только одно я понимал отлично, на три месяца отсрочки рассчитывать больше не стоит. Я проживу меньше.

Айс ворвалась в мою палату сразу после всех процедур. Раскрасневшееся личико, было перекошено в гримасе, но какой именно — я понять не мог. Она стояла и смотрела на меня и этот взгляд причинял гораздо больше боли, чем ощущения в сердце.

— Опять? — тихо спросила она.

— Что?

— Ты опять не держишь свое слово? Опять бросаешь меня? — и тут она заплакала, слезы градом хлынули из ее глаз.

— Айс, нет, ежик мой, я бы никогда — закончить она мне не дала. Подбежав ко мне, Айс не сильно (сильно у нее просто не получилось бы) отвесила мне пощечину.

— Ты, именно это делаешь! Бросаешь! Ненавижу тебя! — кричала она.

Я приподнялся и обнял сестру за плечи. Айс безропотно уткнулась мне в плечо и разрыдалась по-настоящему.

— Ну чего ты, малышка? Я еще не умер, чтобы ты так плакала. Всё будет хорошо, вот увидишь! Я же везучий и живучий, так что напрасно слезы льешь, куколка — попытался я подбодрить ее.

— Роман Георгиевич, сказал, что не больше месяца, Денис! Не больше месяца! — всхлипнула сестра.

— Айс, я не уйду, слышишь, не уйду от тебя! Ты мне веришь? — сестра подняла на меня полные слез глаза и вдруг улыбнулась, будто поняла что-то.

— Да, я верю тебе. Ты не уйдешь — мне бы ту же уверенность, хотя бы в голосе.

Меня не отпустили из больницы. Так что, теперь Айс, дневала и ночевала со мной в палате. Правда, она каждый день уходила, якобы, домой, но Дима докладывал, что не только домой, Айс колесила по всему городу. Может, ей тоже надо было как-то отдыхать. Умирающий человек рядом — то еще испытание. Да и скучать мне не приходилось, меня все время кто-то навещал: знакомые, друзья и даже друзья друзей.

— Денис, я домой хочу, на нормальной постели выспаться — улыбнулась Айс, как-то вечером.

— Ладно, так и быть отпускаю — улыбнулся я.

Айс подошла ко мне и неожиданно нежно поцеловала, обычно у нас все заканчивалось парой поцелуев в шею или щечки. А сейчас любимая с таким желанием целовала меня, будто расстаемся на век, а не на одну ночь.

— Дениска, я люблю тебя — наконец, оторвались мы друг от друга.

— Я тоже, люблю тебя — снова улыбнулся я

— Просто, помни об этом всегда — и она ушла, прикрыв дверь.

Нервничать я начал, когда Айс не пришла ни утром, ни в обед. Я как назло отпустил ее одну, потому что у Дергнёва было задание, а Дима в Питере — разгребает дела Косого. Паника начала подкатывать к горлу. Но, внезапно дверь палаты открылась и вошел Роман Георгиевич.

— Денис, у меня для тебя радостная новость — почему-то пряча глаза, произнес врач.

— Да? Какая? — удивленно спросил я, может мне еще недельку пожить дадут?

— Денис, у нас пару часов назад появилось сердце, предназначенное для тебя. Донор, к сожалению, уже мертв, так что нужно срочно приступать к пересадке. Время ишемии (время между остановкой коронарного кровообращения и его восстановлением в уже пересаженном сердце) в идеале должно быть менее четырех часов. Два уже прошло, так что сейчас тебя подготовят к операции.

— Постойте, а моя… сестра, как же она? Я ее со вчерашнего дня не видел, она ведь не знает об этом — скорей утвердительно, чем вопросительно произнес я.

— Ей всё обязательно расскажут, так что не упрямься. Такая возможность, донор идеально подходит тебе по параметрам. Жаль, только размер подвел. Ну ничего…

— А что не так с размером?

— Сердце женское, соответственно и размер меньше — ответил Роман Георгиевич.

Что-то кольнуло в груди, но последние дни там так часто колет, что я просто решил не обращать внимание. Конечно, я согласился на операцию. Представляя, как Айс будет пищать от восторга, ведь я ей не солгал и не ушел.

Операция длилась часов шесть, не меньше. Я постоянно был под наркозом, так что ничего не чувствовал и не помнил. Пришел в себя уже в палате. За окном стояла летняя ночь. Тихо тикали часы на тумбочке. А внутри меня так же тихо билось родное сердце. То, что оно родное, я понял, как только почувствовал его биение в груди. Нет, нет, нет… не может этого быть! Нет! Я завыл, сначала тихо, потом громче и громче. Пытался встать, выдернуть систему из вен. С кем-то боролся, но почувствовал слабость и впал в беспамятство.

Второй раз я очнулся уже утром, палату заливал солнечный свет. На стуле у окна сидел Дергнёв. Его изломанная поза, лучше него говорила о происходящем.

— Я вернулся к себе на квартиру ближе к полудню, Айс позвонила, сказала, чтобы через полчаса приехал к ней. Прихожу к вам домой, дверь открыта. Вошел, думал, может кража? Проверил комнаты, а когда зашел в спальню, увидел ее, лежащую на постели. Она была еще теплая. И записки в руках. Что делать и к кому обратиться — как на автомате говорил Саша, но глаза лихорадочно блестели.

— И что же в них было написано? — мертвым голосом спросил я.

— Она оставила завещание: в случае своей смерти, отдать сердце тебе. Это в одной записке, а в другой — доставить ее в больницу для изъятия органа. Она всё продумала, всё учла, кроме наших чувств! И еще письмо, там же нашел, оно — тебе.

Дергнёв протянул мне конверт и вышел из палаты. Я взял письмо и развернул, начал читать:

«Я всё думала, как его написать? Столько всего сказать хочется, а слов подобрать не могу. Знаешь, Денис, я никогда не умела оправдывать свои поступки. Поступила так, значит, решила, что это правильно. Сейчас — то же самое. Я поступила, как посчитала нужным. Тем более, что я — трусиха, всегда была ею и остаюсь, без тебя моей жизни пришел бы конец. Понимаешь, я бы всё равно не выдержала расставания с тобой. И еще, Саша говорил, что ты очень сильно любишь жизнь, а я не особо. Поэтому, решила подарить ее тебе. Забавно, бездетная девица, подарившая жизнь…