Виктор рассмеялся:

– Хотя я никогда не был официально нанят на государственную службу. Ты беззастенчиво нарушаешь воинские традиции.

– Это точно. Я просто делаю дело. – Бригадный генерал остановился. Он наклонился, сорвал травинку и взглянул на Фонтина. – Стоун один с этим не справится.

– Почему? Мы же с тобой говорим по нескольку раз в неделю. Я рассказываю тебе все, что могу придумать. Стоун осуществляет решения. Это разумная организация дела.

– Это не одно и то же – и ты это прекрасно понимаешь.

– Придется удовольствоваться этим. Я не в состоянии воевать на двух фронтах сразу. – Фонтин замолчал, вспомнив слова отца. – Савароне был прав.

– Кто?

– Отец. Он ведь знал, что тот груз в поезде – что бы там ни было – способен сделать людей врагами, даже если они сражаются за общую цель.

Они дошли до конца тропинки. В тридцати ярдах от них у стены стоял охранник. Он улыбнулся и потрепал по мохнатой холке волкодава, который ощетинился и зарычал, почуяв запах незнакомца.

– Когда-то эту загадку тебе придется решать, – сказал Тиг. – Ради самого себя, ради Джейн, ради детей. Не можешь же ты провести вот так всю жизнь.

– Я сам себе это говорил бессчетное количество раз. Но пока не знаю, как ее решить.

– Может быть, я знаю. Во всяком случае, догадываюсь. В моем распоряжении лучшая в мире разведка.

Виктор посмотрел на него с интересом.

– И где же ты начнешь?

– Вопрос не «где», а «когда».

– Хорошо – когда?

– Когда закончится война.

– О, пожалуйста, Алек! Хватит слов! Хватит стратегических планов! Мне надоели все эти уловки!

– Никаких уловок. Простое, очень несложное соглашение. Ты мне нужен. В войне произошел перелом. «Лох-Торридон» вступает в важнейшую фазу. И я хочу увидеть плоды операции.

– Да ты маньяк!

– Такой же, как ты! Что вполне понятно. Но ты ничего не узнаешь о «Салониках» – это кодовое название придумал, кстати, Бревурт, – пока мы не выиграем эту войну, поверь мне. А война будет выиграна!

Фонтин внимательно смотрел в глаза Тигу.

– Мне нужны факты, а не пустая риторика.

– Очень хорошо. Мы установили личность некоторых действующих лиц, которые я, ради твоей собственной безопасности и безопасности твоей семьи, тебе не раскрою.

– Человек в «Остине»? В Кенсингтоне и в Кампо-ди-Фьори? С проседью? Палач?

– Да.

Виктор задержал дыхание, стараясь подавить почти непреодолимое желание схватить Тига за шиворот и вытрясти из него признание.

– Ты научил меня убивать. Я могу тебя за это убить.

– Смысл? Я же буду защищать тебя ценой собственной жизни, и ты это знаешь. Дело в том, что он обезврежен. И находится под наблюдением. Если, конечно, он и в самом деле тот палач.

Виктор медленно выдохнул. Мышцы челюсти болели от напряжения.

– Кто еще?

– Два старца из Константинопольской патриархии. Я узнал о них от Бревурта. Они возглавляют Ксенопский орден.

– Значит, они повинны в бомбежке Оксфордшира! Боже, да как же ты мог…

– Нет, не повинны, – поспешно прервал его Тиг. – Они были еще больше потрясены, чем мы, если это возможно. Они меньше всего на свете хотят твоей смерти.

– Но человек, который направлял эти бомбардировщики, был священником! Из Ксенопского ордена!

– Или выдавал себя за него.

– Он застрелился, – тихо сказал Фонтин. – Он покончил с собой с соблюдением необходимого ритуала.

– Никто не застрахован от вмешательства фанатиков.

– Продолжай. – Виктор пошел по тропинке прочь от охранника с собакой.

– Эти люди – худший тип экстремистов. Они мистики. Они верят, что участвуют в священной войне. В этой войне они признают только насилие, переговоры исключаются. Но нам известны авторитетные люди – те, чьи приказы беспрекословно исполняются. Мы можем вызвать в их среде взаимную вражду, используя давление Уайтхолла, если понадобится, и потребовать решения. По крайней мере, такого, которое выведет тебя из сферы их интересов – раз и навсегда. Это тебе одному не под силу. А нам – под силу. Так ты вернешься?

– Если я дам согласие, то вся машина придет в действие? Я – часть вашего плана?

– Мы эту операцию осуществим столь же тщательно, как лох-торридонскую.

– Мое прикрытие для Лондона остается в силе?

– Абсолютно. Ты сейчас где-то в Уэльсе. Все наши телефонные звонки идут через станцию в Суонси и далее на север. Почта регулярно пересылается в абонентский ящик в уэльской деревушке Гвинлиффен, где ее тихо перекладывают в другие конверты и пересылают обратно ко мне. Даже сейчас, если я кому-то нужен, Стоун заказывает разговор с Суонси.

– И никто не знает, где мы? Ни одна живая душа?

– Даже Черчилль.

– Мне надо поговорить с Джейн.

– Да, еще одно, – сказал Тиг, беря Фонтина за руку. – Я дал слово Бревурту. Тебе больше не придется пересекать Ла-Манш.

– Это ее обрадует.

План лох-торридонской операции блестяще претворялся в жизнь. Принцип «развал любой ценой» стал для немцев гвоздем в сапоге.

В мангеймских типографиях сто тридцать тысяч экземпляров «Пособий для комендантов оккупационных зон» вышли с пропущенными частицами «не» во всех важнейших предписаниях. Грузы, предназначавшиеся заводам «Мессершмитт» во Франкфурте, направлялись в сборочные цеха заводов «Штук» в Лейпциг. В Калаче на русском фронте было обнаружено, что семьдесят пять процентов радиопередатчиков настроено на неверные частоты. На заводах Круппа в Эссене инженерные ошибки в расчетах обернулись дефектами в системах наведения всех пушек под шифром 712. В Кракове на фабриках военного обмундирования ткань была обработана особым химическим составом, и двести тысяч комплектов обмундирования, отправленных по назначению, самовоспламенились в пути. В Турине, где немцы контролировали производственный процесс на самолетостроительном заводе, использовались такие технологические схемы, при которых металлоконструкции приходили в физическую негодность уже после двадцати летных часов: целые эскадрильи внезапно разваливались на куски в воздухе.

В конце августа 1944 года руководители лох-торридонской операции сосредоточили свое внимание на береговых патрулях по всей прибрежной зоне Нормандии. Был разработан стратегический план, согласно которому необходимо было изменить графики выставления патрулей на немецкой военно-морской базе в Пуант-де-Барфлер. Бригадный генерал Тиг подготовил сенсационный рапорт верховному главнокомандованию сил союзников и передал его лично Дуайту Эйзенхауэру:

«Утренние дозоры немецких береговых патрулей в Нормандии будут сняты в одиннадцатидневный срок в начале июня.

Операция должна быть осуществлена в этом промежутке.

Повторяю: с 1 по 11 июня».

Командующий союзными войсками ответил должным образом: «Черт меня побери…»

Операция была осуществлена, и войска союзников перешли в наступление. В Лиссабоне велись переговоры с Бадольо и Гранди относительно участия Италии в этих действиях.

Алек Тиг разрешил майору Фонтину отправиться туда лично. Он имел на это право.

В тесной комнатке в Лиссабоне усталый Бадольо беседовал с Виктором.

– Итак, сын Фонтини-Кристи привозит нам ультиматум. Вы, должно быть, испытываете удовлетворение?

– Нет, – ответил Виктор. – Ничего, кроме презрения.

(Отрывки из протокола следствия гестапо о попытке покушения на жизнь Адольфа Гитлера в ставке верховного главнокомандования в Вольфшанце. Оригинал изъят и уничтожен)