– Синьор! – Шепот донесся со стороны леса, справа от тропинки. Фонтин пошел на голос. И вдруг с противоположной стороны тьму прорезал луч фонарика. И другой голос сказал:

– Стойте, где стоите. Не оборачивайтесь!

Он почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо и крепко сжала. Луч фонарика скользнул над плечом и на мгновение осветил ему лицо, ослепив.

– Это он, – сказал голос из темноты.

Фонарик убрали. Фонтин заморгал и потер глаза, пытаясь избавиться от запечатлевшегося на сетчатке света. Из мрака вышел партизан. Это был высокий парень, одного роста с Виктором, одетый в поношенную американскую полевую куртку. Второй выступил из-за спины Виктора – широкогрудый, небольшого роста.

– Зачем мы тебе нужны? – спросил высокий. – Барцини совсем стар, и у него уже голова дурная. Мы согласились прикрыть тебя, предупредить, если что… и все. Мы это делаем только потому, что в долгу перед Барцини. И ради прошлого: Фонтини-Кристи боролись с фашистами.

– Я благодарю вас.

– Чего надо этим корсиканцам? И этому англичанину? – шагнул вперед второй.

– Им надо то, что, как они считают, у меня есть. Но у меня этого нет. – Виктор замолчал. Со стороны конюшни раздался шумный храп, за которым последовало несколько ударов копыт. Итальянцы тоже услышали эти звуки, и фонарик погас.

Хрустнула ветка. Отлетел камешек из-под чьей-то ноги. Кто-то шел сюда той же дорогой, что и Виктор. Партизаны разделились: коренастый юркнул в густую листву, его напарник бросился в противоположную сторону. Виктор метнулся вправо и притаился в кустах.

Тишина. Шаги по сухой земле стали ближе и четче. Внезапно всего в нескольких дюймах от Фонтина на фоне ночного неба возникла фигура.

Мощный луч света, разорвавший тьму, осветил лес. В тот же самый миг раздался погашенный глушителем пистолетный выстрел.

Виктор вскочил на ноги, левой рукой ударил по горлу незнакомца, а правой схватил его оружие и рванул вниз. Человек изогнулся назад, и Виктор врезал ему коленом у основания позвоночника. У того перехватило дыхание. Фонтин обхватил шею противника могучим захватом. Раздался хруст, хрипение и – конец. Фонарь покатился по земле.

Высокий партизан, держа пистолет в руке, выбежал из леса и свирепо растоптал фонарь. Они с Виктором бросились в кусты, оба уверенные, что их напарник мертв.

Но он был жив. Пуля задела руку. Он лежал, широко раскрыв глаза, прерывисто дыша. Фонтин опустился на колени и разорвал на нем рубашку, чтобы осмотреть рану. Его друг остался стоять, направив пистолет в сторону аллеи.

– Матерь Божья! Идиот чертов! Почему ты его не пристрелил? – захныкал раненый. – Еще секунда – и он бы меня прикончил.

– У меня нет оружия, – спокойно ответил Виктор, стирая кровь с руки раненого.

– Даже ножа?

– Нет. – Виктор перевязал рану. Партизан с изумлением смотрел на него.

– Э, да ты парень не слабак! – сказал он. – Ты бы мог отсидеться. У моего приятеля есть ствол.

– Ладно, вставай. Тут еще бродят где-то два корсиканца. Я хочу их убить. Но без стрельбы. – Виктор нагнулся и подобрал валяющийся пистолет убитого. В обойме оставалось четыре патрона. На стволе был отличный глушитель. Виктор поманил к себе высокого и сказал обоим: – Я прошу вас об одолжении. Но вы можете отказаться, и я не буду в претензии.

– Что? – спросил высокий.

– Эти два корсиканца сейчас там, у дома. Один, наверное, следит за главной дорогой, второй скорее всего за домом в саду. Трудно сказать, где именно. Англичанин будет прятаться где-то около дома. Я уверен, что корсиканцы меня не убьют. Они будут следить за мной, но стрелять не станут.

– Но ведь этот, – сказал раненый, кивая на убитого, – выстрелил не раздумывая.

– Эти корсиканцы знают меня в лицо. Он увидел, что ты – это не я.

План был ясен: Виктор становился приманкой. Он пройдет не таясь по круглой площадке перед домом и свернет в сад. Партизаны должны идти следом, скрываясь за деревьями. Если догадка Фонтина верна, корсиканцы себя обнаружат. И тогда партизаны их обезвредят. Или убьют без шума. Не страшно – эти корсиканцы убивали итальянцев во время войны.

По тому же плану предстояло действовать на дороге, ведущей от главных ворот: партизаны должны будут забежать за ограждение дома и встретить его на разъезде в четверти мили отсюда. Где-то на полпути между круглой площадкой перед домом и воротами скрывается третий, и последний, корсиканец.

Такая расстановка была бы логичной, а Стоун всегда действовал очень логично. И тщательно. Он наверняка перекрыл бы все дороги.

– Вам вовсе не обязательно это для меня делать, – предупредил их Виктор. – Конечно, я вам хорошо заплачу, но я понимаю…

– Держи при себе свои деньги, – прервал его раненый, поглядев на товарища. – Тебе не обязательно было делать то, что ты только что сделал для меня.

– Там в конюшне есть телефон. Мне надо позвонить Барцини. Потом мы пойдем к воротам.

…Его предположение подтвердилось. Стоун действительно контролировал обе дороги и сад. Троих корсиканцев лишили жизни партизанские ножи.

Они встретились в конюшне. Фонтин не сомневался, что Стоун видел его, лежа в траве около дома. И смотрел, как жертва бродит по месту казни: возвращение было для него мучительным. Лох-Торридон научил их обоих предвидеть возможную реакцию противника. Это было эффективным оружием.

– Где ваша машина? – спросил Виктор у партизан.

– У северных ворот, – ответил высокий.

– Я вас благодарю. Ты сходи к врачу. Барцини скажет, куда мне направить свою благодарность в более весомой форме.

– Ты хочешь взять англичанина сам?

– Это будет нетрудно. У него одна рука. И нет больше помощников. Мы с Барцини знаем, что делать. Сходите к врачу.

– До свидания, синьор, – сказал высокий. – Наши долги оплачены. Старику Барцини. И, возможно, вам. Фонтини-Кристи были добрыми хозяевами на этой земле.

– Я благодарю вас.

Партизаны поклонились и поспешили по аллее к северным воротам. Фонтин направился к конюшне и вошел через боковую дверь. Миновал стойла, спаленку Барцини, лошадей и оказался в мастерской. Нашел деревянный ящик и стал складывать в него вожжи, уздечки, сбруи, заржавленные подковы и снятые со стены грамоты за призовых лошадей. Затем подошел к телефонному аппарату у стены и нажал на кнопку.

– Все в порядке, старина.

– Слава Богу.

– Как там наш англичанин?

– Ждет у площадки перед домом, в траве спрятался. Он на насыпи. На том самом месте… – Барцини осекся.

– Я понял. Я иду к тебе. Ты знаешь, что делать… Запомни: у двери говори погромче, помедленнее. Англичанин давно не слышал итальянской речи.

– Старики обычно говорят громче, чем нужно, – сказал Барцини, усмехнувшись. – Мы же плохо слышим и думаем, что все вокруг тоже глухие.

Фонтин положил трубку и проверил пистолет за поясом. Он свинтил глушитель и сунул пистолет в карман. Потом подхватил ящик и вышел из мастерской.

Он медленно шел по аллее к круглой площадке перед домом, огороженной высокой насыпью. У ступенек крыльца, встав прямо в секторе света, струящегося из окон, он остановился отдохнуть, всем своим видом давая понять, что ноша очень тяжелая.

Затем поднялся по мраморным ступенькам к тяжелой двустворчатой двери. И, подойдя, сделал самое естественное движение: ударил в дверь носком ботинка.

Барцини тут же открыл. Они как ни в чем не бывало обменялись несколькими фразами. Старик говорил громко:

– Вы уверены, что вам больше ничего не нужно, хозяин? Может быть, заварить вам чаю или сварить кофе?

– Нет, спасибо, дружище. Иди-ка спать. Нам предстоит большая работа утром.

– Ладно. Сегодня лошадям надо задать корму пораньше. – Барцини прошел мимо Виктора, спустился по ступенькам и пошел по аллее в сторону конюшни.

Виктор стоял в просторной прихожей. Все здесь было как и раньше. Немцы все-таки понимали, что не стоит осквернять подлинную красоту. Он направился в затемненное южное крыло, через огромную гостиную в кабинет отца. Оказавшись в родных стенах, он почувствовал, как сжимается от боли душа, как перехватывает горло.