У него не было ног. На обрубки его некогда сильных бедер были натянуты штаны, а штанины приколоты английскими булавками к поясу. Тело и лицо у него были большие и неловкие. Возраст и увечье сделали их никчемными.

Старик Гольдони приветствовал незнакомца с деланым радушием. Жалкий калека, благодарный за каждый визит, боялся отпугнуть нового гостя.

Представившись и коротко рассказав, как он его нашел, Фонтин сел напротив инвалидного кресла. Угрюмая жена Гольдони принесла вина. Культяпки безногого старика были совсем рядом. У Эндрю на языке вертелось словечко «уродец». Он терпеть не мог человеческого уродства и не трудился эту неприязнь скрывать.

– Имя Фонтин вам что-нибудь говорит?

– Нет, сэр. Это что-то французское? Но ведь вы американец?

– А фамилия Фонтини-Кристи вам знакома?

Взгляд Гольдони изменился. В нем вспыхнула давно позабытая тревога.

– Да, конечно, я знаю эту фамилию, – ответил безногий. Его голос тоже изменился. – Фонтин – Фонтини-Кристи. Значит, итальянец стал французом, а носит эту фамилию американец. Вы – Фонтини-Кристи?

– Да. Савароне мой дед.

– Богатый синьор из северных провинций. Помню, помню. Уже смутно, конечно. В конце двадцатых он останавливался у нас по пути в Шамполюк.

– Гольдони были его проводниками в горах. Он приезжал с сыновьями.

– Мы были проводниками у всех путешественников.

– А вы когда-нибудь были в проводниках у моего деда?

– Возможно. Я, знаете, с ранней юности работал в горах.

– Вы можете припомнить поточнее?

– Знаете, в свое время я проводил по Альпам тысячи людей.

– Но вы только что сказали, что помните его.

– Не очень хорошо. И скорее имя, чем его самого. А что вас интересует?

– Информация. О путешествии в горы, которое пятьдесят лет назад предпринял мой дед со своим старшим сыном.

– Вы шутите!

– Нет, отчего же. Мой отец Виктор… Витторио Фонтини-Кристи послал меня из Америки за этой информацией. Мне это совсем некстати. У меня очень мало времени, поэтому мне нужна ваша помощь.

– Я бы рад вам помочь, да не знаю чем. Путешествие в горы пятьдесят лет назад! Разве такое можно упомнить?

– Меня интересует человек, который их вел. Проводник. Отец утверждает, что это был сын Гольдони. Дата – четырнадцатое июля тысяча девятьсот двадцатого года.

Фонтин не мог сказать с полной уверенностью – возможно, этот инвалид-урод просто превозмог приступ боли или пошевелился в раздумье, – но он отозвался! На дату. Он вспомнил дату. И тут же, пытаясь скрыть волнение, торопливо заговорил:

– Июль двадцатого… Два поколения назад. Нет, невозможно. У вас нет ничего – как это по-английски? – более определенного, что бы помогло мне вспомнить?

– Проводник. Гольдони.

– Это не я. Мне тогда было чуть больше пятнадцати. Я, конечно, уходил в горы в довольно юном возрасте, но не в пятнадцать лет. И не как основной проводник.

Эндрю внимательно посмотрел инвалиду в глаза. Гольдони нервничал: ему не понравился взгляд гостя, и он отвел глаза. Фонтин подался вперед.

– Но ведь что-то вы помните? – спросил он спокойно, не в силах скрыть холод в голосе.

– Нет, синьор Фонтини-Кристи. Ничего.

– Но несколько секунд назад я назвал вам дату – четырнадцатое июля тысяча девятьсот двадцатого года. Вы вспомнили эту дату!

– Я только подумал, что это было слишком давно, чтобы я мог вспомнить.

– Должен вам заметить, я военный. Солдат. Я допрашивал сотни людей. Очень немногим удавалось меня одурачить.

– У меня и в мыслях этого нет, синьор. Зачем? Я же хочу вам помочь.

Эндрю не спускал с него глаз.

– Много лет назад вдоль железнодорожного полотна к югу от Церматта были вырубки.

– Некоторые и до сих пор целы, – закивал Гольдони. – Их осталось совсем немного. Они ведь теперь никому не нужны.

– Скажите мне вот что. В названии каждой фигурировало имя птицы…

– Только в названиях некоторых, – прервал его альпиец. – Не у всех.

– Не было ли там «ястреба»? «Ястребиное…» что-то?

– Ястреб? Почему ястреб? – Теперь безногий смотрел на гостя прямо, не мигая.

– Ну так отвечайте: была ли когда-нибудь вырубка, в названии которой упоминалось слово «ястреб»?

Гольдони некоторое время молчал.

– Нет, – сказал он наконец.

Эндрю откинулся на спинку стула.

– Вы были самым старшим сыном в семье Гольдони?

– Нет. Скорее всего пятьдесят лет назад они наняли проводником в горах одного из моих старших братьев.

Фонтин начал понимать. Альфредо Гольдони получил в наследство дом, потому что лишился обеих ног.

– А где ваши братья? Мне надо поговорить с ними.

– И вновь я вынужден спросить, синьор, не шутите ли вы? Они давно умерли, все это знают. Мои братья, дядя, два двоюродных брата. Все умерли. Больше в Шамполюке не осталось проводников Гольдони.

У Эндрю перехватило дыхание. Он осмыслил услышанное и глубоко вздохнул. Надежды на короткий путь были развеяны одной фразой.

– В это трудно поверить, – сказал он холодно. – Все они мертвы? Что же было тому причиной?

– Лавина, синьор. В шестьдесят восьмом одну деревню накрыло лавиной с гор. Близ Вальтурнанша. Спасательные группы были посланы из Церматта и из Шамполюка. Спасателей вели Гольдони. Три государства удостоили нас высших наград. Только мертвым эти награды ни к чему. А мне дали небольшую пенсию. Я ведь тогда ноги потерял. – И он постучал по культяпкам.

– И вам ничего не известно о том путешествии в горы четырнадцатого июля двадцатого года?

– Откуда же? Тем более что у вас нет никаких конкретных деталей.

– У меня есть описание, составленное моим отцом. – Фонтин вытащил из кармана ксерокопию.

– Отлично! Что же вы раньше не сказали? Прочитайте.

Эндрю прочел. Описания были бессвязными, детали, о которых вспоминал умирающий, противоречивыми. Рассказчик путался во времени, и ориентиры на местности, казалось, тоже смешались в его памяти.

Гольдони внимательно слушал. Он то и дело смыкал морщинистые веки и поворачивал голову, словно пытаясь восстановить перед мысленным взором далекие картины. Когда Фонтин закончил, он отрицательно помотал головой:

– Извините, синьор. То, что здесь описывается, можно встретить на десятках самых разных троп. А многое даже и не встречается в наших местах. Простите, но мне кажется, что ваш отец перепутал наши горы с теми, что на западе, ближе к Вале. Их легко спутать.

– И вам ничего не показалось знакомым?

– Напротив. Все! И ничего. Описание годится для территории в сотни квадратных миль. Увы. Тут ничего не разберешь.

Эндрю был озадачен. Хотя он по-прежнему нутром чувствовал, что старый альпиец лжет. Оставался еще один ход, прежде чем он приступит к более жестокому допросу. Если и это не сработает, он вернется и применит иную тактику.

«Если окажется, что Альфредо не самый старший ребенок в семье, ищите сестру…»

– Вы самый старый член семьи из ныне живущих?

– Нет. У меня две старшие сестры. Одна еще жива.

– Где она живет?

– В Шамполюке. На виа Сестина. Ее сын – фермер.

– Как ее фамилия? По мужу?

– Капомонти.

– Капомонти? Но ведь это люди, которые владеют пансионатом!

– Да, синьор, она вышла замуж за одного из них.

Фонтин встал и положил листки ксерокопии в карман. Дойдя до двери, он обернулся:

– Возможно, я еще вернусь!

– Буду рад вас увидеть снова!

Фонтин сел в «Лендровер» и запустил мотор. Далеко в поле племянник-фермер неподвижно сидел в кабине трактора и смотрел на гостя. Трактор тихо урчал. И снова дало себя знать внутреннее чутье; на лице у фермера словно было написано: «Давай-давай уезжай, мне надо побежать к хозяину и выяснить, о чем вы там с ним говорили».

Эндрю нажал на газ. Он выехал на шоссе, развернулся и помчался обратно в городок.

И вдруг он заметил самый обычный в мире вид. Он выругался. Вид был настолько привычный, что не бросался в глаза.

Вдоль дороги высились столбы телефонной связи.