– Гольдони! Прошу вас! – закричал Фонтин в окно. – Мне надо с вами поговорить. Если вам позвонил сторож, он должен был вам сказать!

Грохнул громоподобный выстрел: стекло разлетелось вдребезги, и осколки посыпались на Эдриена, впиваясь в кожу, дождевик и пиджак. В последний миг он успел увидеть, как поднялся черный ствол винтовки, и метнуться в сторону, прикрыв лицо. Тысячи мельчайших осколков впились в руку точно ледяные иголочки. Если бы не толстый свитер, купленный в Милане, он бы сейчас истекал кровью. Тем не менее рука и шея кровоточили.

Сквозь пороховой дым и звон разбитого стекла он услышал металлический щелчок затвора винтовки: Гольдони перезарядил оружие. Эдриен сел, прислонившись спиной к фундаменту. Он ощупал руку и вытащил несколько осколков, засевших в коже. Он чувствовал, как по шее текут струйки крови.

Он сидел, тяжело дыша. Потом помолился про себя и снова крикнул. Но Гольдони едва ли мог вести переговоры из своего угла. Оба они были узниками, один из которых намеревался пристрелить второго, остановленного невидимой, непреодолимой стеной.

– Послушайте меня! Я не знаю, что вам обо мне наговорили, но это все ложь. Я вам не враг!

– Зверь! – заревел Гольдони из дома. – Я тебя прикончу.

– Но почему, Бога ради, скажите? Я же не хочу причинить вам зла!

– Потому что ты Фонтини-Кристи! Убийца женщин! Истязатель детей! Ты мерзавец! Зверь!

Он опоздал. О Боже! Он все же опоздал. Убийца добрался до Шамполюка, опередив его.

Но убийца все еще на свободе. И, значит, все еще остается шанс.

– Повторяю, Гольдони! – сказал он спокойно. – Я Фонтини-Кристи, но я не тот, кого вам нужно убить. Я не убивал женщин и не истязал детей. Я знаю, о ком вы говорите, но этот человек – не я. Это очень просто. Послушайте, я сейчас встану во весь рост перед окном. У меня нет оружия – и никогда не было. Если вы мне не верите – стреляйте. У меня нет больше времени с вами препираться. И мне кажется, вам тоже следует поторопиться. Всем вам…

Эдриен уперся окровавленной ладонью в землю и, пошатываясь, встал. Медленно приблизился к разбитому окну.

Альфредо Гольдони слабо крикнул ему:

– Войдите и держите руки перед собой! Я пристрелю вас, если вы сделаете шаг в сторону или остановитесь!

Фонтин вышел из своего укрытия. Безногий направил его к окну, через которое можно попасть в комнату: инвалид не рискнул предпринять мучительные усилия, чтобы открыть незнакомцу дверь. Когда Эдриен вынырнул из тьмы, Гольдони вскинул винтовку, изготовившись стрелять.

– Тот самый – и все же не он… – прошептал он.

– Он мой брат, – тихо ответил Эдриен. – И я должен его остановить.

Гольдони молча смотрел на него. Наконец, не отрывая от него глаз, он опустил винтовку и положил ее рядом на пол.

– Помогите мне сесть в мое кресло, – попросил он.

Эдриен, голый до пояса, сидел перед безногим на корточках спиной к нему. Изувеченный старик вытащил засевшие под кожей осколки стекла и смазал раны едкой спиртовой настойкой; она щипала, но кровотечение остановила.

– В горах кровь большая ценность. В наших местах этот раствор называют «лаймен». Это лучше, чем порошок. Вряд ли врачи одобрили бы такое средство, но оно помогает. Наденьте рубашку.

– Спасибо. – Эдриен встал и надел рубашку. О том, что должно было быть сказано, они обменялись двумя словами. Практичный, как все альпийцы, Гольдони велел Эдриену снять одежду: от раненого, которому не оказали помощь, толку нет. Роль сельского лекаря, однако, не уменьшила ни его боль, ни его гнев.

– Это исчадие ада! – говорил старик, пока Фонтин застегивал рубашку.

– Он не в себе, хотя я понимаю, что вам от этого не легче, – отвечал Эдриен. – Он ищет одну вещь. Ларец, спрятанный где-то поблизости в горах. Его привез сюда много лет назад, еще до войны, мой дед.

– Нам это известно. Мы знали, что рано или поздно за ним придут. Но больше нам ничего не известно. Мы даже не знаем, где искать это место в горах.

Эдриен не поверил безногому, но кто его знает…

– Вы сказали: убийца женщин. Кого он убил?

– Мою жену. Она исчезла.

– Исчезла? Но почему вы решили, что он ее убил?

– Он солгал. Он сказал, что она побежала по дороге. Что он стал ее преследовать, побежал за ней, догнал и схватил и теперь держит где-то взаперти в городке.

– Может быть, так оно и есть.

– Нет! Я не могу ходить, синьор. Моя жена не может бегать. У нее на ногах вспухли вены. Она ходит по дому в больших башмаках. И эти башмаки стоят вон там!

Эдриен взглянул туда, куда указал Гольдони. Пара тяжелых уродливых башмаков аккуратно стояла около стула.

– Люди иногда делают такие вещи, на которые они в нормальных обстоятельствах не способны…

– Весь пол в крови, – прервал его Гольдони, указывая на дверь. Голос его задрожал. – Человек, который называл себя солдатом, не ранен. Подойдите, посмотрите сами!

Фонтин подошел к раскрытой двери и заглянул в маленькую комнатку. Стекла книжных стеллажей были разбиты, осколки валялись на полу. Он подошел к шкафу и, сняв с полки толстый том, раскрыл его. Четким почерком записаны восхождения в горы. На корешках томов были проставлены даты – они начинались раньше 1920 года. На полу у двери запеклась кровь.

Он опоздал.

Эдриен быстро вернулся к старику.

– Расскажите мне все, что случилось. Поскорее. Все!

Эндрю все предусмотрел. Он обезвредил своих врагов, запугав их до смерти. Майор из «Зоркого корпуса» в одиночку захватил пансионат Капомонти. Он провел атаку молниеносно, четко, обнаружив Лефрака и членов семейства Капомонти и Гольдони в комнате на втором этаже, гдe они проводили свое поспешно созванное совещание.

Дверь распахнулась настежь, и перепуганного портье втолкнули внутрь с такой силой, что он рухнул на пол. Эндрю ворвался в комнату, захлопнул за собой дверь и, прежде чем присутствующие поняли, что происходит, навел на них «беретту».

Затем майор изложил свои требования. Первое – старый регистрационный журнал, в котором сохранилась запись о путешествии в горы пятьдесят лет назад. И карты местности. Точные мелкомасштабные карты, которыми пользуются альпинисты, уходящие в горы близ Шамполюка. Второе – помощь Лефрака или его восемнадцатилетнего внука, который должен провести Фонтина в горы. Третье – внучка в качестве второй заложницы. Отец девочки обезумел от ярости и бросился на вооруженного незнакомца. Но солдат знал свое дело и одолел нападающего без единого выстрела.

Старику Лефраку было приказано открыть дверь и вызвать снизу служанку. Та принесла соответствующую одежду, и дети оделись под дулом пистолета. Вот тогда-то исчадие ада и сообщило Гольдони, что его жена сидит под замком в городке. А ему было приказано возвращаться домой и ждать там, а шофера-племянника отправить прочь. Если он попытается связаться с полицией, то больше не увидит свою жену.

– Но почему? – спросил Эдриен. – Почему он так поступил? Зачем он велел вам вернуться сюда?

– Он нас разделил. Моя сестра с племянником вернулись домой на виа Сестина. Лефрак с сыном остались в пансионате. Ведь если бы мы были вместе, мы могли бы подбодрить друг друга. А порознь мы испуганы и беспомощны. Трудно забыть пистолет, нацеленный в голову ребенка. Он знает, что в одиночку мы ничего не сможем сделать. Нам остается только ждать.

Эдриен закрыл глаза.

– Боже! – прошептал он.

– Этот солдат – большой специалист! – тихо произнес Гольдони. В нем клокотала ненависть.

Фонтин взглянул на него. «Я бежал со стадом, в середине стада, но теперь я выбрался к краю и сверну в сторону», – подумал он.

– Почему вы в меня стреляли? Если вы решили, что это он, зачем же вы так рисковали? Не зная еще, что он сделал.

– Я увидел за окном ваше лицо. Я хотел вас ослепить, а не убить. Мертвый ведь не скажет, куда он дел мою жену или тело моей жены. Или детей. Я хороший стрелок. Я целился выше головы.