Он и тогда, после разрыва, протрезвел быстро, хотя долго ещё анализировал ход событий и искал ту маленькую дырку, через которую всё вывернулось наизнанку. А точнее, не дырку, а психологический механизм смысловой конвертации. Ведь девки – что Юлька, что Стелла – ничуть не врали сами себе, жили по своей правде, а выгода и жажда удобств были задействованы лишь косвенно. Юлька не получила вообще никаких выгод, а Стелле все удобства быстро приелись – не случайно же она пошла работать в школу, хотя так откровенно потешалась над подобной возможностью. Однако всё было не зря, и никто из девок к Моржову не возвращался, даже когда на то имелась возможность. Значит, что-то такое недевальвируемое девки всё-таки урвали. И для Моржова в этой истории оставались нераскрытыми две тайны: а) что получили девки в результате рокировки? б) каков механизм действия их преобразователя реальности?

Но свою реальность Моржов преобразовывать не хотел, а потому подчёркнуто сухо спросил:

– Так как насчёт сертификатов?

Стелла откинулась на спину, распрямляя плечи, и загадочно улыбнулась. На её блузке сквозь ткань видны были острые соски.

– А с чего это я сама буду тебе давать? – лукаво спросила Стелла тоном благосклонной королевы. – Приди и возьми.

Моржов едва не подпрыгнул. Он узнал цитату!… А и вправду: ничего ведь не изменилось. Раньше было «Сами придут и сами всё дадут», теперь – «Приди и возьми». Похоже, последняя прочитанная Стеллой книга была по античной культуре.

– То есть? – уточняющее спросил Моржов.

– То есть сам приди и сам у меня всё возьми, – со значением повторила Стелла.

– А сама дать ты не хочешь?

– Сама – не хочу, – согласилась Стелла. – Ты же хулиган. И нахал. Тогда лезь через забор и в окно. Когда-то ты залезал ко мне в окно. Я помню. Я даже ждала этого несколько лет снова, а ты не лез. Теперь лезь.

– А ты будешь ждать?

Стелла убрала с лица прядку волос, глядя в потолок.

– Не слишком ли ты заботишься о своих удобствах? – независимо спросила она, но мерцоид шевельнул перламутровыми губами: – Я оставлю окно приоткрытым…

Моржов хмыкнул, в соответствии с образом нахала без компании накатил полный фужер, поглядывая на Стеллу. Стелла полулежала на диване, скрестив ноги. Медово лучась под взглядом Моржова, она медленно закинула левую руку себе за голову, а правую невесомо переместила на живот, чуть прикрыв ладонью лоно. «Тициан», – сразу определил цитату Моржов, хотя Стелла, наверное, знала тициановскую Афродиту лишь как иллюстрацию к прочитанной книжке.

Моржов понял, что он попёрся на охоту в незнакомый лес на горе Пикет, но оказалось, что в этом лесу охотится не он, а на него. Он не имел ничего против позы «женщина сверху», но только в качестве дополнения, а не основной. Да, он был бы только рад соблазнить Стеллу, чтобы получить сертификаты. Но не соблазняться за сертификаты самому. От перемены мест этих слагаемых сумма менялась кардинально. И ещё тревожил память финальный взгляд Сочникова от лестницы – столько в этом взгляде вдруг просквозило муки, тоски и мольбы о пощаде. Счастья со Стеллой у Сочникова, видать, не получилось. Моржов мог сделать человека несчастным, но пользоваться уже готовым несчастьем не мог. То есть он мог украсть и съесть чужую колбасу, но не мог есть украденное другими. И ему стало скучно.

Стелле тоже было скучно. Однако Моржов заскучал конкретно сейчас, а Стелла – вообще здесь. Ей показалось очень интересным заиметь здесь в любовники известного (пусть и не всем) художника. Примерно так же, как в давние времена, когда она собиралась выйти замуж и изменять Сочникову с Моржовым. А Моржов давно уже ушёл из терроризма в политику. Он хотел рулить сам, а не поворачиваться, как прикажут. И он слишком нервничал, когда вдруг ощущал чужие железные пальцы на своём мужском достоинстве. Моржов догадался, что по тому сценарию, что он разработал, сертификатов ему от Стеллы не получить.

Он тотчас вскочил с видом услужливого болвана.

– Идёт! – плотоядно и воодушевлённо сказал он. – Тогда сейчас я сваливаю! А ты положи сертификаты под матрас!

– Положу, – пообещал мерцоид.

«И стереги их там до второго пришествия», – мысленно добавил Моржов.

Поздно вечером, когда дети уже спали, на веранде под навесом сидели Моржов, Щёкин, Розка и друиды. Щёкин пил пиво, остальные – чай. Розка навалилась на стол грудью, подперла кулачком скулу и тоскующе оглядела окрестности.

– Моржов, – сказала она, – почему у нас везде такой срач?

Моржов тотчас приложил к очкам бинокль и обозрел берег Талки. В сумерках среди белёсых камней и голубоватой травы валялись тёмные обломки досок, блестели под луной мятые пивные банки, кляксами чернели какие-то рваные пакеты и пузырились мутные пластиковые бутылки, словно дохлые рыбы. Этот мусор Талка накидала на берег в половодье.

– Это не я намусорил, – сразу отвёл от себя подозрения Щёкин. – Чтобы столько напить, я зарабатываю слишком мало. Позор правящему режиму! В рот МРОТ! Кровавые палачи!

– Давайте приберёмся, – меланхолично предложила Розка.

Друиды оживились и оба уставились на Моржова.

– Начальник, по стольнику на каждого – и мы всё выдрочим! – заявил Чаков.

– А ещё по стольнику – и траву везде скосим, – добавил Бязов.

– Мужики, вы чего к нам присосались? – недовольно поморщилась Розка. – Идите бухайте в другом месте… Борька, надо нам самим уборку территории провести.

– Ты сможешь запрячь упырей? – не поверил Моржов.

– Я же методист по массовым мероприятиям, – покровительственно улыбнулась Розка.

– Одно очень приятное массовое мероприятие со мною ты так и не смогла провести…

– Иди в пень, надоел. Я о деле говорю.

– Ладно, – вздохнув, согласился Моржов. – Мужики, бизнес, значит, такой: достаньте нам в аренду десять граблей. По червонцу за штуку. Сможете?

– О чём речь, начальник! – отодвигая стаканы, обиделись друиды. – Мы здесь родились!…

Их мотоцикл стоял за корпусом. Моржову показалось, что из-за угла уже доносится сдержанное клокотание: от нетерпенья друидов мотоцикл завёлся сам собой.

– Значит, решено: завтра – капитальный шмон! – плотоядно сказала Розка.

– Никогда не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра, – пробурчал Щёкин.

Утром Розка выкатилась из корпуса свежая и румяная, как наливное яблочко. Моржов всегда изумлялся способности женщин столь самозабвенно радоваться жизни. Сам же он вышел на свет, словно солдат из окопа – весь искусанный комарами и помятый. «Завтра, блин, еду в Ковязин и покупаю фумигатор!» – клялся он самому себе.

Друиды привезли грабли, и Костёрыч уже скрёб землю возле умывальников. Соня и Милена не выходили из кухни. Завтрак проходил с участием лишь Розки и Щёкина, поутру обычно молчаливого. Зато Розка, расколупывая стопу пластиковых тарелок, искрила энтузиазмом и многообещающе намекала упырям на нечто особенно интересное, приготовленное на сегодня. Охапка граблей за углом корпуса навевала упырям нехорошие предчувствия, и упыри сидели мрачные.

– Ребята! – наконец объявила Розка за чаем. – Сегодня мы с вами устроим субботник!

Упыри чуть не попадали со скамейки, а Моржов захлебнулся сигаретой. Розка, видимо, не подозревала о новом смысле слова «субботник». А упыри – уличные паца – конечно, знали этот смысл. Причём про старое, советское значение слова «субботник» им никто никогда не рассказывал. Тем более уличные паца знали и Сергача-сутенёра, Розкиного мужика. Субботник – это когда менты решают расслабиться, требуют у подконтрольных сутенёров девочек, бухают и трахают шлюх: бесплатно и по беспределу.

Казалось, что упыри готовы шарахнуться во все стороны как можно дальше от Троельги. Но ситуацию спас Серёжа Васенин.

– Роза Дамировна, – укоризненно сказал он, – это ведь только при Советском Союзе рабочие на заводах работали в выходной на субботниках, а деньги перечисляли голодающим детям…

Упыри облегчённо загомонили.

– Ну, вы ляпните так ляпните… – отходя от столбняка, уважительно заметил Розке Гершензон.