Пока шли поиски я продолжал слушать комиссара. Оказывается, в результате его пылкой речи к нам решило присоединиться четырнадцать человек. В основном это были молодые батраки из окрестных деревень. Пацанва, лет восемнадцати-девятнадцати. Многие частичные или полные сироты. Честно говоря, глядя на тонкие шеи и босые ноги, меня вовсю терзали сомнения в их общей идеологической подкованности и непреодолимом желании принести жизнь на алтарь защиты революции. А вот желание получать поек и нормальную одежку, просматривалось невооруженным глазом. Как по мне – балласт. Но отказывать нельзя, поэтому на время прохождения курса молодого бойца, отдал их под начало Федора Потапова. Тот из студента почти нормального человека сделал (сейчас Бурцев в писарях подвизается и не жужжит) а уж этих воспитать будет гораздо проще.

Потом, народ занялся застированием от кровавых пятен, немецких мундиров. Стирали тут же – в одолженных корытах. Поначалу сами бойцы. Но после появились какие-то солидные бабы под присмотром нескольких дедов и оттеснили морпехов от дела. Девок, что характерно, предусмотрительные сельчане нам даже не показывали. Зато разновозрастной ребятни, вполне хватало.

Где-то в это же время появились люди, знающие что и как на станции. Точнее всего два человека – крепкий мужик в сапогах, пиджаке, косоворотке, застегнутой на все пуговицы и стандартной с этих местах прической, а так же давешний поп. На пару они и пояснили, что немчура обитает в здании вокзала (буквально несколько человек), железнодорожных складах (в основном кладовщики и помощники), казарме пехотного полка (основной состав немцев) и в доме исчезнувшего пару месяцев назад купца Курочкина. Там обосновался комендант – оберлейтенант Тайбих со своим денщиком и посыльными. На рыхлом, коричневатого цвета листе бумаги, помощники рисовали линии и квадратики поясняя что где расположено.

Понять было довольно тяжело, но думаю разберемся. Во всяком случае мимо вокзала и складов точно не промахнемся. А конкретно расположение казарм и особняка, можно уточнить у местных жителей. К слову сказать – в городе так же присутствовали почта, телеграф и телефонный узел находящиеся в одном здании, на центральной площади. Телеграф был и на вокзале. Но вокзальный относился исключительно к ведомству железной дороги.

На мой вопрос – на одной или на разных линиях сидят городской и вокзальный телеграфы, собеседники пожали плечами. Ну да – им эти тонкости неинтересны. А вот мне наоборот – вовсе не хотелось, чтобы немцы раньше времени алармы стали рассылать. Поэтому не станем надеяться на авось, захватывая пункты связи, а надо заранее озадачить разведку валить телеграфные столбы в обе стороны от города. По паре-тройке штук с каждой стороны будет вполне достаточно. Еще и провод смотать, чтобы сразу и починить не смогли. Рвать связь будем перед атакой и немцы наверняка пошлют ремонтников. А чтобы исключить накладки, мы провода заберем. Вряд ли монтеры с собой таскают сотню метров кабелей.

А когда уже прощался с помощниками, священник вдруг тормознулся. Глядя как он мнется, я подбодрил:

– У вас какой-то вопрос возник?

Тот пожевал губами и решился:

– Не то чтобы вопрос… Просто у меня сын пропал.

– Хм… И давно?

– Да в том то и дело, что утром, после митинга. Я как домой вернулся, смотрю – самого нет и вещички кое-какие тоже прибраны. Ох, чует мое сердце, что этот стервец в вами намылился уйти. Он, неугомонный уже раз к старшенькому моему сбегал – видя немой вопрос в моих глазах Барметов пояснил – мой старший сын, служил вольнонанимаемым на юго-западном фронте. Во время Луцкого прорыва[22] погиб…

Собеседник тяжело вздохнул и перекрестившись, продолжил:

– Сдается мне, что средненький сейчас за селом прячется и к вам пристроиться желает. Уж больно смерть брата ему душу исковеркала. Сколько раз неслуху говорил – "мне отмщение и аз воздам" да куда там! Ничего слушать не хочет! Богом прошу, вы уж гоните его – мальчишка же совсем…

Задумчиво почесав щетинистую щеку, я поинтересовался:

– А сколько ему?

– На Вознесение, семнадцать будет…

Да уж… Барметова можно понять. Старший сын погиб. Средний рвется отомстить. И ему пофигу с кем: с белыми с красными – лишь бы немца бить. А возраст такой, что он хрен кого слушать будет.

– Как отпрыска зовут?

– Алексеем кличут. Алексей Демидович Барметов.

Я хмыкнул:

– Алеша Попович?

Священник согласно улыбнулся:

– И так его дразнили. С кем-то дрался из-за этого. Друзьям попущал.

Еще раз кивнул, ответил:

– Понятно… Не волнуйтесь – у меня не детский приют и если появится, то прогоню домой.

А про себя подумал, что пацан, судя по всему, еще тот бегунок. Сам таким был. И если намерения у него серьезные, то определю щегла к управленцам. Они в атаки не ходят и пропасть поповичу не дадут.

В общем успокоенный священник удалился и тут как раз пригнали грузовик. Глядя на довольные физиономии парней, окруживших средство передвижения, я тоже улыбнулся. Не знаю, сколько он с нами проездит, но сейчас приобщение к техническому прогрессу народу очень нравилось.

Потом были похороны с проникновенной речью комиссара, после которых батальон выдвинулся на Дьяково. Пеших у нас вообще не осталось (в тему пришлись немецкие телеги с лошадьми) поэтому ехали не то чтобы быстро, но уверенно. Во всяком случае, к концу марша личный состав не будет уставшим. И по моим прикидкам до станции доберемся часам к пяти-шести. То есть, если не станем телиться, то впотьмах воевать не придется.

Часть разведки ушла головным дозором, а остальные казачки рванули валить столбы. Они даже пилы для такого дела раздобыли. Единственно, я проверил чтобы у обоих групп вальщиков были часы. Заодно их сверили (что было вовсе не лишним, так как у кого-то эти карманные ходики уходили вперед, а у кого-то отставали так что общая разница была аж в полчаса). Волевым решением, обозначил свои как эталон и назначил время, когда надо рвать связь – семнадцать тридцать.

А потом была долгая дорога по степи. И так как байкеров у нас не нашлось, то осваивать двухколесное средство передвижения пришлось самому. Вот я и гонял на нем, наслаждаясь полузабытой скоростью и ощущением мощи в руках. Честно говоря, мощности, как по мне, там было кот наплакал, но по сравнению с гужевым транспортом это – ого-го! Поэтому тарахтел в свое удовольствие то обгоняя дозор то возвращаясь к колонне. "Прага" тоже не плелась вместе со всеми. Грузовик с десятком бойцов, переодетых в немецкую униформу, обгонял всех километров на пять, а потом останавливался, ожидая подхода неторопливых лошадок. Вот так и двигались.

При этом меня постепенно раздирали противоречивые чувства. Блин! Грузовики – это скорость, а значит и внезапность нанесения возможного удара там, где противник не ждет. С другой стороны – это движение только по дорогам и вечные заморочки с горючим. Бензоколонок я тут что-то не наблюдаю. Да и магазины, торгующие запчастями, не встречались.

Лошади же, гораздо медленнее. Они устают, теряют подковы, легко ломают ноги, или заболевают. Но при этом двигаться могут без всяких дорог, а жрать так просто травку (про овес я пока молчу). Но это лошади без телеги. А вот если есть телега, то и дорога нужна. В противном случае, запаришься эту телегу толкать.

И вот что тут выбрать? В конце концов пришел к мысли что чистого счастья в жизни не бывает. А значит, надо вспоминать делать микс. То есть батальону нужны пара мотоциклов для разведки. Штуки три грузовика для переброски достаточного количества бойцов. Взвод при пулеметах – это грозная сила. А остальные останутся как есть. Тогда и маневр улучшиться и заморочек с техникой будет не так много.

Тут я хмыкнул так как получилось, что сейчас невольно воспроизвел немецкое построение "летучего отряда". Именно таким составам они и двигались. И мы их вынесли в момент. А это значит, что туда необходимо добавить броневичок. Не тот монструозный "железный капут", что я намедни видел, а что-то поменьше. С одним или двумя пулеметами. Больше и не требуется. Вот он и станет той самой вишенкой на торте мотомеханизированного кулака.