– Тише!

– Мы заплатили деньги за эти места, – возмутился Том. – И никуда отсюда не уйдем.

– Ну, это мы еще посмотрим, – разъярился солдат, поднимаясь со своего кресла. Он действительно был высоким парнем, не менее шести футов. – Я сейчас позову билетера.

– Не позволяй этим подонкам разозлить себя, Сидни, – вмешалась девушка. – Сядь, успокойся.

– Сидни, ты не забыл, что я сказал? Ты несешь персональную ответственность за оскорбления, которые наносит твоя подружка, понял? – вмешался Том. – Предупреждаю в последний раз!

– Билетер! – крикнул солдат на весь зал. В последнем ряду под лампой у входа дремал пожилой билетер в своей потертой униформе с золотым шитьем.

– Ш-ш-ша! Ша! – послышалось со всех сторон зала.

– Он – настоящий солдат, ничего не скажешь, – издевался Клод. – Зовет подкрепление.

– Да сядь ты, Сидни, – девушка настойчиво тянула солдата за рукав. – Посмотри – это же сопляки!

– Застегни блузку, Анжела, – сказал Том. – Видны твои сиськи. – Он на всякий случай встал: солдат мог неожиданно развернуться и нанести удар первым.

– Прошу вас, сядьте, – вежливо сказал Клод, увидев идущего по проходу билетера. – Сейчас показывают такие интересные события, я не хотел бы их пропустить.

– Что здесь происходит? – строго спросил билетер, крупный, с уставшим лицом мужчина, который днем работал на мебельной фабрике, а вечером подрабатывал в кинотеатре.

– Прогоните отсюда этих ребят, – сказал солдат. – Они ругаются в присутствии моей девушки.

– А что я такого сказал? – спросил Клод. – Только попросил его снять фуражку. Разве не так, Том?

– Только это и сказал мой друг, сэр, – вежливо проговорил Том, усаживаясь в кресло. – Простая, вежливая просьба, больше ничего. Мой друг страдает редкой глазной болезнью.

– Что, что такое? – спросил сбитый с толку билетер.

– Если вы немедленно не выведете этих ребят из зала, будут неприятности, – предупредил солдат.

– Почему вы, парни, не пересядете на другие места? – спросил билетер.

– Мой друг вам только что объяснил, – сказал Клод. – У меня – редкая глазная болезнь.

– Мы живем в свободной стране, – заявил Том. – Заплати деньги и сиди там, где тебе нравится. А что этот солдатишка возомнил о себе? Кто он такой – Адольф Гитлер? Большая шишка? И все только потому, что на нем военная форма. Могу поспорить, он и близко-то не подбирался к японцам, во всяком случае не ближе, чем к Канзас-Сити. А пришел в кинотеатр и при всех тискает свою девушку – тем самым подает дурной пример американской молодежи. А еще в военной форме. Позор!

– Если вы немедленно не выведете этих ребят, – глухо сказал солдат, – я им набью морды. – Он сжал кулаки.

– Вы оскорбили солдата, – сказал билетер Тому. – Я все слышал собственными ушами. Такое поведение в нашем кинотеатре просто недопустимо. Убирайтесь отсюда!

Теперь уже возмущались зрители. Билетер, наклонившись над Томом, грубо схватил его за свитер. Почувствовав крепкую хватку его жилистой, мускулистой руки, Том сразу сообразил, что с этим мужиком ему лучше не тягаться.

– Ладно, Клод, пошли отсюда. Послушайте, мистер, – обратился он к билетеру. – Мы не будем затевать здесь в зале кинотеатра разборку. Но вы должны вернуть нам деньги за билеты.

– Ишь, чего захотел! – возмутился билетер.

Том сел в кресло.

– Мне известны мои гражданские права. – И внезапно заорал громовым голосом, заглушая ружейную пальбу на экране: – Ну, давай, давай, верзила, ударь меня, бей!

Билетер вздохнул.

– О’кей, о’кей, – примирительно сказал он. – Я верну вам деньги. Только поскорее убирайтесь отсюда.

Ребята встали.

– Я тебя предупредил, – улыбнулся Том солдату, – буду ждать тебя на улице.

– Убирайся к своей мамочке, попроси ее, пусть сменит тебе пеленки, – ответил солдат и грузно опустился на свое место.

В фойе билетер выдал каждому по тридцать пять центов из собственного кармана, заставив расписаться на квитанциях, чтобы потом предъявить их владельцу кинотеатра. Том поставил подпись своего учителя по алгебре, а Клод – президента банка своего отца.

– Чтобы больше духу вашего здесь никогда не было, – пригрозил им билетер.

– Кинотеатр – общественное место, – нагло напомнил ему Клод. – Только попытайтесь не пустить! Я пожалуюсь отцу!

– Кто твой отец? – с беспокойством спросил билетер.

– Увидите сами кто! Придет время, узнаете! – дерзко заявил Клод.

Они нарочито медленно вышли из фойе. На улице они, хлопая друг друга по спине, громко рассмеялись.

Было еще рано, киносеанс будет еще продолжаться с полчаса. Они зашли в вагон-ресторан, расположенный через улицу, и заказали себе по чашке кофе с пирожком на деньги, полученные от билетера. За стойкой работал радиоприемник. Диктор говорил о том, каких успехов за этот день удалось добиться американской армии в Германии, о вероятном решении верховного немецкого руководства отвести войска в Альпы и оттуда оказывать сопротивление наступающим войскам союзников.

Том, скорчив на своем круглом детском лице болезненную гримасу, слушал сообщение. Как ему надоела эта война. И даже не сами боевые действия, а тот постоянный треп о том, какие высокие идеалы отстаивают на фронтах эти храбрые американские парни, какие жертвы они приносят на алтарь победы. Эти разглагольствования просто выводили его из себя. Им никогда не удастся заполучить его в армию.

– Эй, леди, – крикнул он официантке, которая стояла и полировала ногти, – нельзя ли включить музыку? – Ему вполне достаточно этого патриотического трепа, который он постоянно слышит дома от сестры с братом.

Официантка бросила на них томный взгляд:

– Разве вас не интересует, кто победит в этой войне?

– У нас по всем предметам – одни тройки, – сказал Том. – К тому же еще и редкая глазная болезнь.

– Да, я и забыл о своей редкой глазной болезни, – спохватился Клод, прихлебывая из чашки кофе. И оба покатились со смеху над своими остротами.

Они стояли перед кинотеатром «Казино». Двери широко распахнулись, и начали выходить зрители. Том снял часы и передал Клоду, чтобы случайно не разбить при драке. Он стоял абсолютно спокойно, сохраняя полное самообладание. Оставалось только надеяться, что солдат не ушел с девицей раньше, не досмотрев картину до конца. Клод нервно расхаживал взад и вперед по тротуару, его бледное лицо покрылось потом от возбуждения.

– Ты уверен? – то и дело спрашивал он приятеля. – Ты на самом деле целиком уверен в себе? Он ведь действительно здоровяк, этот сукин сын. Чтобы победить, нужно быть уверенным в себе до конца!

– Ты обо мне не беспокойся, – ответил Том. – Твоя задача – держать толпу на расстоянии, у меня должно быть свободное пространство для маневрирования. Я не могу вступать с ним в борцовскую схватку. – Его глаза вдруг сузились. – А вон и он. Идет.

Солдат с девушкой выходили из кинотеатра. Ему на вид было года двадцать два – двадцать три. Лицо угрюмое. Он был полноват, гимнастерка слегка оттопыривалась на преждевременном животике, но он, этот парень, был крепким. На рукаве не было нашивок, на груди – орденских ленточек. Он крепко сжимал руку девушки, уверенно ведя ее между пешеходов.

– Что-то меня мучит жажда, – сказал он девушке. – Пойдем выпьем пива.

Том подошел к нему и загородил ему дорогу.

– Опять ты, – сказал солдат с раздражением. Он на мгновение остановился, потом пошел прямо на Тома, толкнув его рукой в грудь.

– А ты не толкайся, – сказал Том. Он схватил солдата за рукав. – Дальше никуда не пойдешь!

Удивленный его наглостью, солдат остановился. Он внимательно смотрел на Тома: короче его, по крайней мере, дюйма на три, белокурый, с лицом херувимчика, в старом заношенном свитере.

– Да, ты очень самоуверен, малыш, – сказал он. – Ну-ка, проваливай, убирайся с дороги! – Он локтем оттолкнул Тома в сторону.

– Кого это ты толкнул, Сидни, ты себе представляешь? – спросил Том, стремительно нанося ему резкий удар кулаком в грудь. Прохожие стали останавливаться, с любопытством наблюдая, чем закончится ссора. Лицо солдата покраснело от охватившего его приступа гнева.