– Почему же в таком случае вы здесь живете? – с максималистски юношеской логикой напрямик спросил Рудольф.

– Потому что я обречен, – ответил Бойлан, разыгрывая перед ним смешную мелодраму. – Я прикован к скале, и жадный орел выклевывает мою печень. Вы знаете, о ком идет речь?

– О Прометее.

– Только подумайте! Мифологию тоже изучают в школе?

– Да, изучают.

«Я очень много знаю, мистер Бойлан» – так и подмывало его добавить.

– Бойтесь семьи. Это страшно – постоянно жить с ощущением, что нужно платить за их возлагаемые на тебя надежды. – Он быстро опорожнил свой стакан и отошел от каминной доски к столу у стены, чтобы налить себе второй. – Вы привязаны к семье, Рудольф? У вас есть такие предки, которых вам не хотелось бы разочаровывать?

– У меня нет никаких предков, – мрачно ответил Рудольф.

– Вот истинный американец, – похвалил его Бойлан. – А, вот и сапоги.

В комнату вошел Перкинс. В руках он держал высокие, до бедер, болотные резиновые сапоги и пару шерстяных носков голубого цвета.

– Положите все там, пожалуйста, Перкинс, – сказал Бойлан.

– Слушаюсь, сэр. – Перкинс поставил сапоги рядом с Рудольфом и повесил полотенце на спинку кресла. Носки положил на край стола рядом с креслом. Рудольф снял мокрые носки. Он хотел было засунуть их в карман, но Перкинс вежливо взял их у него. Интересно, для чего ему пара мокрых штопаных носков в таком богатом доме? – подумал Рудольф. Он вытер влажные ноги пахнущим лавандой полотенцем. Натянул сухие и такие мягкие шерстяные носки. Встав с кресла, обул высокие болотные сапоги. На колене одного из них увидел треугольную дырку. Он не стал привлекать к ней внимание хозяина, – это невежливо.

– Они мне как раз впору, – радостно сказал Рудольф. Пятьдесят долларов! Самое меньшее, подумал он. В этих сапогах он чувствовал себя д’Артаньяном.

– Кажется, я купил их еще до войны, – сказал Бойлан. – Когда жена ушла от меня. Тогда мне казалось, что следует заняться рыбной ловлей, чтобы успокоить нервы.

Рудольф бросил на него быстрый взгляд, чтобы удостовериться, уж не шутит ли он. Но в глазах этого серьезного человека не было ни искорки смеха.

– Тогда же я завел себе пса. Для компании. Чтобы не скучать. Громадного ирландского волкодава. Его звали Брут. Очаровательное животное. Он жил у меня пять лет. Мы так трогательно привязались друг к другу. Но потом кто-то отравил собаку. Кто-то из моих вассалов. – Он, фыркнув, засмеялся. – Вы, Рудольф, знаете, что означает слово «вассал», не так ли?

Эти школьные вопросики начинали уже его раздражать.

– Представьте себе, знаю.

– Само собой, – подхватил Бойлан. Он не стал просить Рудольфа объяснить значение этого иностранного заимствования. – Да, у меня, несомненно, есть враги, должны быть. А может, он просто гонял чьих-то кур?

Рудольф, стащив сапоги, держал их в руках, не зная куда девать.

– Поставьте их куда-нибудь, – сказал Бойлан. – Перкинс отнесет их в машину, когда я повезу вас домой. А это что? – Он увидел дырку на сапоге.

– Пустяки. Эту дырку можно легко заклеить, – поспешил сказать Рудольф.

– Нет, нет. Этим займется Перкинс. Ему нравится все чинить. – Бойлан говорил это с таким видом, словно если Рудольф починит рваный сапог сам, то тем самым лишит несчастного слугу одного из его самых приятных удовольствий. Бойлан снова стоял у стола-бара. Этот напиток, казалось, не был для него слишком крепким. Он плеснул себе в стакан еще виски. – Не хотите ли осмотреть дом, Рудольф? – Он все время называл его только по имени.

– Охотно. – Рудольфу не терпелось узнать, что представляет из себя оружейная. Единственную подобную комнату он видел когда-то в Бруклине, куда ездил на легкоатлетический матч.

– Очень хорошо. Это может оказаться вам весьма полезным, когда вы и сами обзаведетесь потомством. У вас будет в голове ясная идея о том, в каком духе следует воспитывать своих потомков. Берите свой стакан и пойдемте.

В холле стояла громадная бронзовая статуя, изображающая тигра, когтями разрывающего спину плавающего индийского буйвола.

– Вот вам произведение искусства, – сказал Бойлан насмешливо. – Если бы я был патриотом, то велел бы ее переплавить на пушку. – Он открыл перед ним две створки громадных дверей, украшенные резными купидончиками и гирляндами цветов. – Это бальный зал, – сказал он, включая свет.

Зал был почти таких же размеров, как их школьный спортзал. Задрапированная простынями громадная стеклянная люстра свешивалась с потолка с высоты двухэтажного дома. На ней горело всего несколько лампочек, и через грязные запыленные простыни пробивался тусклый свет. У обитых деревом покрашенных стен стояло много, несколько дюжин, накрытых чехлами стульев.

– Отец мне рассказывал, что однажды на бал мать пригласила семьсот человек. Оркестр играл вальсы. Двадцать пять вальсов подряд. Неплохо? Почище любого клубного сборища, да? Что скажете, Рудольф? Кстати, вы еще играете в ресторанчике «Джек и Джилл»?

– Нет, наш трехнедельный контракт истек.

– Какая очаровательная девушка. Эта малышка… как ее зовут?

– Джулия.

– Ах, да, Джулия. По-моему, я ей не понравился, так?

– Она мне ничего не говорила.

– В таком случае скажите ей, что я нахожу ее просто очаровательной. Передадите? Она этого вполне достойна.

– Скажу непременно.

– Можете себе представить, семьсот гостей. – Он, подняв руку, словно обнимая за талию партнершу, сделал несколько вальсовых па. Виски от его резкого движения выплеснулось ему на руку. Вытащив из кармана носовой платок, он вытер вязкую жидкость. – Знаете, на меня был большой спрос на вечеринках дебютанток. Может, я сам как-нибудь дам бал. Накануне годовщины сражения при Ватерлоо. Вам, конечно, об этом тоже известно?

– Да, известно, – невольно повторил за ним Рудольф. – Храбрые офицеры Веллингтона. Я ходил на «Бекки Шарп»1 несколько раз. – Он хотел сказать, что читал и Байрона, но не хотел показывать этого перед ним.

– А вы читали «Пармскую обитель»?

– Нет.

– Почитайте, только когда станете немного старше, – посоветовал Бойлан, бросая прощальный взгляд на сумрачный бальный зал.

– Ах, бедняга Стендаль, гнить заживо в захолустном итальянском городке Чивитавеккья, умирать в безвестности, чтобы быть признанным последующим поколением.

Хватит тебе, подумал Рудольф, вижу, что ты читал книгу. Но одновременно с этим Рудольф был, конечно, и польщен. Ведь они не просто болтали, а вели ученую литературную беседу.

– Порт-Филип – вот моя Чивитавеккья, – сказал Бойлан. Они снова вернулись в холл, и Бойлан выключил люстру. Он вглядывался в темноту с белеющими простынями. – Приют ночных сов, – мрачно прокомментировал он. Не закрывая двери, он повел Рудольфа в глубь дома.

– А это – библиотека, – он приоткрыл дверь. Рудольф заглянул внутрь. Еще одна громадная комната, вдоль стен которой уставлены полки с книгами. Чувствовался запах кожи и пыли.

Бойлан закрыл дверь.

– Целые собрания в кожаных переплетах. Весь Вольтер. Ну и все в этом роде. Киплинг.

Он открыл перед ним еще одну дверь.

– Оружейная. – Включил свет. – Кто-нибудь другой назвал бы это собрание арсеналом, но мой дедушка был человеком широкой души.

Комната с блестящими панелями из красного дерева, полки с пистолетами, охотничьими ружьями за стеклом под замком, охотничьи трофеи, выстроившиеся рядами на стенах, оленьи рога, чучела фазанов с длинными блестящими хвостами. Оружие поблескивало свежей смазкой. Нигде ни пылинки. Шкафы из красного дерева с надраенными до блеска бронзовыми круглыми ручками, очень похожие на каюту на большом корабле.

– Вы умеете стрелять, Рудольф? – спросил Бойлан, усаживаясь верхом на кожаный стул, сделанный в виде седла.

– Нет, – признался Рудольф. У него чесались руки – так ему хотелось прикоснуться ко всем этим прекрасным ружьям, пощупать их.

– Я научу вас, если пожелаете, – пообещал Бойлан. – На участке есть тир. Правда, живности в этих местах осталось мало – кролики, изредка попадаются лоси, олень. Когда наступает охотничий сезон, я то и дело слышу ружейную пальбу возле дома. Браконьеры, конечно, но что прикажете с ними делать? – Он обвел долгим взглядом оружейную. – Очень удобно для самоубийства, – мрачно произнес он. – Да, в этих местах когда-то было полно самой разнообразной дичи: перепела, куропатки, дикие голуби, лоси. Сколько лет я не держал в руках ружье, уже и не припомню. Может, если стану обучать вас, и возродится угасший интерес. Мужественный спорт, спорт для настоящих мужчин. Мужчина, извечный охотник! – Тон, которым он произносил эти высокие слова, показывал, что он прежде всего имеет в виду себя. – Когда вы будете прокладывать в обществе свой путь наверх, то вам совсем не помешает репутация отличного стрелка. Я знал в колледже одного молодого человека, который удачно женился на громадном состоянии в Северной Каролине только потому, что у него был зоркий глаз и твердая рука. Ему достались заводы по переработке хлопка. Отсюда и деньги. Его фамилия – Ривз. Из бедной семьи, но он обладал обходительными манерами, и это ему сильно помогло. Вы хотите стать богатым, Рудольф?