«Да, только и остается сказать: «Но тут судьба снова тонко улыбнулась и подставила Лисовину «рояль в кустах». Нет, тут что-то не то, не приняла бы дружина чужака. А может быть, Харальд-Александр был сыном или другим родственником воспитателя Мстислава Храброго варяга Сфенга? Легенды… легенды, что тут правда, что нет…»

Условия договора были не такими уж и жесткими: потомки беглых киевлян переходят в полное подчинение воеводе Александру и формально принимают христианство. Сам же Александр обязуется ни в чем не делать разницы между своими дружинниками и пришлыми, не менять десятников и, самое главное, не препятствовать тайному поклонению Перуну. Дополнительно Непщата выторговал обещание не заставлять его людей поднимать оружие на единоверцев, которые не пожелают пойти под руку Александра и принять христианство.

Харальд-Александр оказался воеводой умелым и на выдумку изощренным – не только выполнил обещание, но и сумел не настроить против себя вновь обретенных подчиненных, добивая перуничей, не пожелавших пойти под его руку. Умудрился как-то подставить их под мечи угров, а может, они и сами попались – люди по-разному рассказывали. Новые же воины очень быстро стали для Харальда-Александра более близкими, чем те, кого под его начало отдал князь Ярослав, поскольку тоже втайне поклонялись Перуну и во многих из них текла варяжская кровь. Так Непщата Лисовин возвысился из десятников в полусотники и вместе с еще тремя десятниками – Данилой Репьем, Андреем Притечей и Еремеем Стужей – составил ближний круг воеводы.

«Все вранье! Тайный язычник во главе христианской дружины покорешился с теми, кого пришел карать, а дружина молча стерпела? Не бывает такого! Либо достоверные сведения о тех событиях вообще не сохранились и эпизод целиком вымышлен, либо на самом деле тогда произошло что-то такое, о чем рассказывать уж и вовсе неприлично».

От угров отбились, но мира в Погорынье не наступило. Остались те потомки беглых киевлян, которые через женитьбы и замужества оказались в дреговических родах, но не перестали класть требы Перуну. Они окаяли[20] Лисовина и присных его предателями и посчитали своей обязанностью всех их истребить до последнего человека. Воинская выучка у них была если и похуже, чем у лисовиновских ратников, то ненамного, а погорынские леса они знали, как собственное подворье, так что война продолжалась уже и после смерти Непщаты и Харальда-Александра, и пощады в той войне не было ни для кого. Это-то и удерживало вместе таких разных, по сути, людей, как бывшие черниговцы и бывшие киевляне.

Длилась эта война, затухая и снова разгораясь, долго – почти столетие, но ратнинцы постепенно одерживали в ней верх, потому что держались кучно, село свое строили и содержали, как крепость, а всех пригодных к тому мужчин тем или иным способом привлекали к воинским делам. Противники же их были разбросаны по разным селищам и с течением времени находили у односельчан все меньше и меньше сочувствия – тем, кто Перуну не поклонялся, и с самого начала причина конфликта, что называется, не легла на душу, а многолетнее кровопролитие, которое, хочешь не хочешь, захватывало и их, вконец осточертело.

Так уж распорядилась судьба, что последний отряд перуничей из дреговических селищ полег на дороге из Княжьего погоста в Ратное под мечами Корнея Лисовина и Андрея Немого да под самострельными болтами мальчишек из того же рода Лисовинов. А последнего воеводу дреговических перуничей с подсеченными жилами и изуродованным лицом утащил в лес на мучительную смерть старший отрок из последнего поколения Лисовинов Михаил Бешеный Лис. И у тех из ратнинцев, кто худо-бедно знал подлинную историю ратнинской сотни, появился повод поскрести в бородах и затылках – больно уж чудесным выглядело совпадение – последнее слово в почти вековой вражде сказал этот какой-то непонятный и необычный отрок, в столь юном возрасте проявляющий способности и совершающий деяния под стать зрелому мужу, причем отнюдь не рядовому.

Мишка уже было собрался в очередной раз внутренне усмехнуться: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…», но тут Аристарх снова заговорил о князьях, да не о Рюриковичах, а о делах более древних – о легендарном основателе Турова – князе Туры. По словам Аристарха выходило, что пришли из-за моря какие-то варяги, и их предводитель Рогволд сел в Полоцке, а некто Туры, то ли родич, то ли ближник Рогволда, заложил город имени себя и сделался князем.

Отец Михаил озвучивал для учеников своей школы иную версию: варяжский витязь Тур из дружины киевских князей Аскольда и Дира, заложил город, дал ему свое имя, стал князем, а впоследствии крестился сам и крестил свою дружину.

«Как-то это все не вызывает особого доверия, сэр Майкл. Имя в обеих версиях совпадает, принадлежность к варягам тоже, а остальное… По версии Аристарха получается, что варяги еще и до Рюрика шлялись по славянским землям, как хотели, и творили, что заблагорассудится, вплоть до закладки новых городов и перехвата южного варианта пути из варяг в греки. А по версии отца Михаила выходит, что Туров крестился гораздо раньше Киева, что и вовсе уж чудесно[21].

Довольно часто под подобными кудрявыми заворотами прячется довольно простая, но либо неприличная, либо идеологически неправильная история. Вполне возможно, что на месте нынешнего стольного града стояло городище славянского рода, чьим тотемным животным был тур – Турово городище. По нынешним временам это идеологически неправильно и должно стать поводом для создания «неверной, но правильной» версии. «Технология» проста, как мычание. Для начала у названия – если прижилось и трудно переменить – меняем его носителя: не скотина бессловесная, а доблестный воитель. Так дикий бык становится человеком. Далее, кто может стать князем, не являясь членом родоплеменной знати? Ну конечно же варяг! Вот вам и пожалуйста – легендарный варяжский витязь Тур (или Туры).

Ну а дальше уже пошли варианты, наиболее приемлемые для авторов версий. Предки Аристарха пришли в Погорынье и отвоевали себе место для жизни, отсюда и версия: пришли из-за моря и всех победили. Отец Михаил – христианский пастырь, а потому вооружен иной версией, по которой легендарный герой сподобился уверовать за сотню лет до того, как на это пришло указание из центра. Потом разные версии попадают в разные летописи, и ученые мужи позднейших эпох мучаются от несовпадения содержания исторических документов с археологическими находками. Кхе! Интересно, как в ХХХ веке будут состыковывать бодрые официальные отчеты тысячелетней давности с археологическими свидетельствами упадка? Впрочем, не будем отвлекаться…»

Аристарх продолжал поражать своего слушателя все новыми и новыми историческими фактами. Оказывается, воевода Горыныч, столь неласково принявший воеводу Добрыню в Погорынье, был прямым потомком основателя Турова! Вытеснили Рюриковичи этот род в погорынские дебри, но не смогли истребить! Мало того, сын Непщаты Лисовина, десятник Петр, женился на последней представительнице этого рода – внучке воеводы Горыныча Яромиле!

«Поздравляю, сэр! Вам еще не приходилось выступать в роли персонажа мексиканского сериала? Извольте, такая возможность представилась – род Лисовинов умудрился всосать в себя не только гены Рюриковичей через жену лорда Корнея Аграфену, но и гены древних славянских князей через жену Петра Лисовина Яромилу. Еще немного, и выяснится, что вы имеете права на византийский трон, парочку европейских корон и, чем черт не шутит, титул японского микадо!»

До претензий на императорский трон дело, слава богу, не дошло, но вещал Аристарх о не менее интересных вещах, укладывая правду и вымысел, факты, события и обстоятельства в рамки какой-то собственной логики и подводя повествование к какому-то, явно нетривиальному, выводу.

Итак, ратнинцы задумались о необыкновенных способностях Мишки Лисовина. Причина же задуматься была серьезней некуда. Жила в Ратном легенда… даже вернее так: ЛЕГЕНДА. Рассказывали знающие люди следующее. Мстислав как истинный князь от рождения имел дар свыше, дававший ему удачу во всех делах, победу в боях и любовь мужей его дружины (люди – свободное население княжества, мужи – княжьи воины, элита, те, из кого позднее выросли бояре). Но был еще у него и некий меч, такой, что с ним против Мстислава никто не мог устоять и дружина билась вдвое храбрее. Но не всякому, только князю истинному дано было владеть этим мечом. Не захотела ближняя дружина Мстиславова отдавать меч Ярославу, забрала с собой в Погорынье и хранился он в Ратном.

вернуться

20

Окаять – обвинить (ст. – слав.).

вернуться

21

Эти две версии наиболее часто упоминаются в исторических исследованиях.