– А ну погоди! – прервал погостного ратника Треска, до того по большей части помалкивавший. – Значит, внук Корнея, говоришь? А Агею, выходит, правнук?
– Ну да, – подтвердил Дорофей, – а что такое?..
Треска с Брезгом многозначительно переглянулись, и Брезг несколько растерянно пробормотал:
– Опять Бешеный Лис… только этого не хватало…
«Опаньки, сэр! Помнят кликуху прадеда, за полтора десятка лет не забыли! А впрочем, чего удивляться-то? Собственного сотника зарезал, попу зубы вышибал, так что же он с местными язычниками тогда вытворял? Такого и сам запомнишь, и внукам расскажешь».
– Вы это про что… – начал было Дорофей, но Треска прервал его безапелляционным тоном:
– Зачем он нас позвал?
«Молчать, сэр! По статусу, подростку положено отвечать только на вопрос, адресованный непосредственно ему!»
– Так кто ж его знает…
Под сверлящим взглядом Трески Дорофей осекся, и Мишка увидел, как медленно наливается краснотой его шея. Ситуация читалась однозначно: Дорофея «назначили» младшим в компании, тем, кто должен транслировать вопросы старших сопляку, до прямого разговора с которым старшие не опускаются. Дорофей немного поерзал на скамье, но Треска не отводил от него взгляда (ох, не прост был лесовик, совсем не прост!), и погостному ратнику пришлось развернуться к малолетнему сотнику, чтобы спросить:
– Ты, Михайла, это… для чего честных мужей позвал?
Мишка поднялся на ноги и, обращаясь к Треске, раз уж тот сумел поставить себя старшим из присутствующих, заговорил:
– По-славянски зовусь Жданом. – Поклон в сторону Трески остался без ответа. – Мне и моей сотне, по молодости лет, доли в воинской добыче не положено. Всем, что мы добудем, распоряжается воевода Погорынский. Им, – Мишка, не поворачивая головы, скривился в сторону Дорофея, – тоже от имущества боярина Федора ничего не перепадет, они и без того боярское добро защищать обязаны. Но остаются те пожитки и скот, которые ляхи в ваших селищах взяли.
Не удержался и стрельнул глазами по лицам мужиков – Треска сидел с каменным лицом, Брезг смотрел тяжело, слегка исподлобья, а Прокопий, услышав об имуществе, засуетился глазами и даже слегка приоткрыл рот.
– Светлая боярыня Гредислава Всеславна, – продолжил Мишка, – оказала мне великую честь, сделав воеводой своей боярской дружины, а потому защищать вас ныне моя обязанность. Но воля моя имеет силу только до того времени, пока сюда не прибыл воевода Погорынский, поэтому прошу вас поспешить и свое себе вернуть. А чтобы не вышло путаницы, и вы могли бы отделить ваше добро от боярского, в сенях вас ждет погостный писарь Буська Грызло.
Мишка снова поклонился и уставился в столешницу, не поднимая глаз. Первым отреагировал на сказанное Прокопий:
– Э! А наше-то? Что с Хуторов взято?
«Ага, напрямую заговорил!»
– Про вас светлая боярыня ничего не приказывала. – Мишка поднял глаза и уставился на Прокопия. – Вы под боярином Федором обретаетесь, ему и решать.
– Так он же в отъезде! – чуть ли не плачущим тоном возопил Прокопий. – А когда вернется…
– Светлая боярыня мудра и справедлива! – тоном судебного приговора объявил Треска. – И да будет все свершено по ее воле! Однако ж не боишься ли ты… – Треска поджал губы, но, видимо, раз уж начал, то решил продолжить: – Не боишься ли ты, Ждан, спроса воеводы за самоуправство?
«Есть, блин! Получилось! Нинеин воевода общается с ее подданными, а Прокопий с Дорофеем стоят в сторонке! Только не пережимать, сэр, вы для него никакой не воевода и не сотник, но уже и не просто сопляк, а ближник Великой волхвы».
– Беру все на себя!
– А не много ли берешь? – Брезг, похоже, был от природы злобен или очень уж не любил христиан.
– Дед мой как-то обмолвился, что в Ратном, почитай, все семьи с дреговическими родами через женщин породнились, пора бы уже и перестать друг на друга волками глядеть. К тому же он теперь не просто ратнинский сотник, а воевода Погорынский, и в ответе не только за Ратное, но и за все Погорынье. Вы же подати исправно платите, а потому имеете право на защиту ратнинских мечей…
– Что-то они не очень нас от ляхов защитили! – Брезг все никак не желал успокаиваться. – В ответе он! Да перед кем он отвечает? И чем?
Треска недовольно покосился на Брезга, но ничего не сказал.
– Пока мы ответили сотней ляшских трупов, и тем, что в нашей Воинской школе дреговические отроки обучаются. И обучаются, как видишь, неплохо.
– Родственнички…
Брезг не договорил, уловив недовольное шевеление Трески. Действительно, зрелому мужу опускаться до перепалки с отроком было уж и совсем неприлично.
– Добро! – Треска хлопнул обеими ладонями по столу и поднялся. – Пошли, не будем время терять. А ты, Ждан… хорошие у тебя наставники.
– Благодарствую на добром слове, дядька Треска. Елизар, проводи честных мужей.
– Слушаюсь, господин сотник!
Один из золотоволосых братьев кинулся отворять дверь перед хромающим Треской, а Мишка, дождавшись, пока мужики выйдут, со вздохом опустился на лавку.
«Ну-с, сэр, вроде бы все, что требовалось, сказано и… получилось, черт побери! Получилось! Не совсем так, как вы рассчитывали, но главное – результат! Прадед Агей совершенно неожиданно помог, да и без опоры на авторитет Нинеи не удалось обойтись, но результат есть! Пусть теперь в затылках чешут – Бешеный Лис и вдруг на их защиту встал! Есть тема для разговоров и пересудов, а чем больше будут обсуждать, тем больше будет вылезать разница между тем Бешеным Лисом и нынешним».
– …В этом году ярмарки опять не будет, но, как снег ляжет, в Туров от нас обоз пойдет, – донесся из сеней голос Дорофея. – Так если вам что-то продать или купить надо будет, я мог бы…
«Дурак, да пока обоз с податями в Туров соберется, лесовики десять раз догадаются в ратнинскую лавку наведаться! Облом тебе, «хозяин Дорофей», вчерашним днем живешь».
– Господин сотник, а как это ты… – Елисей как-то нерешительно, даже робко, глянул на Мишку, – со старшими так? Ну и выслушали, и согласились… а я думал…
Что такое он думал, Елисей сформулировать так и не смог.
«Елки-моталки! Да ведь у них же старики во время эпидемии вымерли! Возможно, Треска и вообще в своем Оленьем Спуске… или Подъеме самым старшим остался! А может быть, если его род в нескольких селениях живет, то он тут что-то вроде главы местного Совета старейшин? То-то такую крутизну из себя изобразил, что все остальные ему подчинились! Так, а что Елисею-то ответить? На Нинею сослаться или про прадеда объяснить? А вот не фиг! Раз уж ситуация так удачно повернулось, надо пользоваться!»
– А ты, значит, не понял?
– Виноват, господин сотник!
– Да перестань ты! Садись-ка вот и слушай, да не просто слушай, а так, чтобы остальным ребятам объяснить мог… будут же спрашивать.
– Но разговоры старших, даже если услышишь…
– Я разрешаю… даже приказываю! Расскажешь все, что запомнил, а объяснение такое: мы теперь не просто мальчишки сопливые, а молодые воины, стоящие на защите Погорынья. Вежество конечно же нарушать нельзя… но ты и видел, что я от обычаев пращуров ни на шаг не отступил, однако и себя тоже правильно понимать надо. Место наше среди народа погорынского стало уже иным, но не само по себе, а оттого, что мы на стезю воинскую встали и на первых шагах не обгадились. Честь, конечно, великая, но и плата за эту честь высока: пролитая кровь, отказ от добычи, возможный гнев воеводы, нелюбовь взрослых ратников. Понял?
– Так точно… то есть нет…
– Ну, хорошо, вспоминай: как разговор шел? Сначала меня как бы не замечали, а с Прокопием и Дорофеем говорили, как с равными. Так?
– Ага! Но так же и должно по обычаю…
– Правильно: Треска, Брезг, Прокопий и Дорофей, а я отдельно. А потом: Треска, Брезг и я, а Прокопий и Дорофей отдельно. Почему?
– Ты как-то так устроил…
– Жизнь устроила, Елисей, жизнь! Я только дождался, когда это устройство явным сделается! Сначала для Трески и Брезга в горнице были четыре зрелых мужа и непонятные мальчишки, которые не по возрасту величаются. Но потом-то я и Дорофей Треске и Брезгу совершенно разные вещи сказали! Не заметил?
