Моряки были бодры и, посмеиваясь, предлагали нам воду.

В отчаянии мы опустились на скалы. Ничто не говорило о присутствии Волхва на этом проклятом острове. Хода в пещеры не было. Естественным для нас было объявить радостной команде отплытие, добраться до земли, утолить жажду, восстановить силы и двигаться в Русскую землю. Но было одно обстоятельство: не получалось подвига. Не в том дело, что нам нужна была победа, но нам была нужна ясность. Если мы втроем брались за что-то, то всегда доводили дело до конца. И это удерживало каждого из нас от того, чтобы сказать товарищам: «Поплыли отсюда!»

Казалось невообразимым, что Волхв может находиться в это мгновение прямо под нашими ногами Он бы, несомненно, нашел способ себя показать. Не таков он был, чтобы сидеть как крыса в норе. Предположим, он не ожидал нашего появления. Но теперь-то он точно знал, что мы здесь. Волхв, в отчаянье сидящий в пещере без воды? Да и как он мог попасть в эту пещеру? Да не был ли прав Илья, и не были ли слова грека ловушкой?

Я сказал себе, что, по крайней мере, подвиг этот отвратит меня навсегда от островов, как бы заманчивы ни казались мне раньше эти вершины гигантских гор, подножиями уходящих во всю небывалую глубину моря-океана… И тут…

— Послушайте, — сказал я, — есть только одна возможность, которую нужно проверить. Вход в пещеры может быть под водой.

— Только лягушка залезет в такую пещеру, Алеша, — сказал со вздохом Илья.

— Или человек, который умеет нырять.

Илья посмотрел на меня с подозрением:

— Ты хочешь сказать, что ты умеешь это делать?

— Умею.

— Да когда ж ты этому научился?

— Не помню.

На самом деле я все прекрасно помнил. Я переправлялся через реку в бурю; лодка моя опрокинулась; я потерял Туг… Я был тогда совсем молод; теперь, возможно, я бы и махнул на это рукой, но тогда потерять меч казалось мне совершенно непредставимым. Я провел на этом проклятом месте три унизительных дня. Никто никогда не учил меня нырять — в лучшем случае воины умели плавать. Сначала я никак не мог собственно нырнуть с поверхности: вода выталкивала меня. Затем я не мог нырнуть глубоко: у меня начинало так ломить уши, что, казалось, они сейчас лопнут. Потом я долго боялся открыть глаза под водой. А потом я научился первому, второму и третьему и нашел свой меч.

Добрыня смотрел на меня с нескрываемой завистью.

— Кто тебя учил?

— Случай, Добрыня.

Про себя я посмеялся. Добрыня — как он думал втайне — гордился тем, что умеет, в отличие от Ильи, все.

— Подожди-подожди, Алеша, — вмешался Илья. Но ведь для этого придется обшарить подножие острова под водой, а этого не сумеешь даже ты.

Как сверкнули глаза Добрыни Новгородского при словах «даже ты»! Ох, богатырское соперничество, лучше бы тебя не было! Хотя коли бы не было тебя, то и не учились бы богатыри ничему…

— Все подножие? — сказал я. — Навряд ли. Если вход в пещеры есть и им пользуются, то он должен быть доступен в любое время, и с острова, а не корабля. Даже те, кто умеет нырять…

Снова проклятое «даже»! Кто тянул меня за язык! Хотя, чтобы подначить моего друга Добрыню, который не раз выручал меня и которого не раз выручал я…

— …не умеют ползать по скалам вниз головой, как ящерицы. Значит, ко входу в пещеры должен вести более-менее пригодный для человека спуск…

— Я знаю такие места, — сказал Добрыня поспешно.

Я знал их не хуже, но согласно кивнул:

— Веди.

Я устал, от жажды мне не хотелось двигаться вовсе словно кто-то засунул сухую тряпку мне в глотку, но надо было проверить под водой все, что можно, заканчивать подвиг. В конце концов, мне предстояли осмотреть всего три места. На это меня должно была хватить.

— На всякий случай, — сказал я, — пусть Илья пошумит в храме. Стучи-ка в плиты посильнее.

— Постой, Алеша, — сказал Илья хмурясь. — Никогда такого прежде не бывало, чтобы двое не могли в случае чего помочь третьему. Это первый случай, и он мне не нравится.

— Ничего подобного, — возразил я. — У каждого из нас были свои собственные подвиги, когда никто не помогал. Считай, что нас снова разделяют дни пути.

Но Илья был прав, и неожиданная радость заиграла в моем, казалось, безнадежно иссохшем теле, и почти вприпрыжку направился я к первому обрыву.

Мы с Добрыней еле спустились к воде. В доспехах это не слишком удобно делать. Но скоро я лишился своих доспехов совсем — разделся донага, взял кинжал и прыгнул в воду. Последнее, что я заметил, было обеспокоенное лицо Добрыни.

Я давно не нырял; к тому же морская вода почему-то выталкивала меня на поверхность, как деревяшку. Бороться с нею было утомительно, но наконец я приспособился и нырнул. В ушах зазвенело, я открыл глаза и одновременно от изумления открыл рот, откуда полетели наверх шарики воздуха. То, что я увидел, меня потрясло.

Я плыл в волшебном мире. Серебряный колышущийся плащ воды был надо мною. Серебряный цвет у поверхности переходил в голубой, синий, темно-зеленый, все — цвета драгоценных камней. Я словно попал в карбункул. В каком-то восторге я плыл, пока хватило воздуха, потом вынырнул и погрузился снова.

Дно круто уходило вниз — в самую морскую пучину! Как жаль, что мне туда не донырнуть — уже и так в ушах моих звенело; чудесным образом я слышал, как бьется о скалы вода, — значит, звук жил и здесь, и если рыбы немы, то они вовсе не глухи! Багровые, сине-зеленые, зелено-желтые водоросли колыхались в Такт прибою, а на глубине шевелились, словно живые. Отполированные тела рыб мелькали передо мной и завораживали меня. Гигантские стаи проплывали мимо, По какой-то непонятной причине враз меняя направление. Только что стая неспешно двигалась к берегу — и вдруг в мгновение ока сотни тел мелькнули, как сотни клинков, и стая ушла на глубину. Я поднял глаза — наверху солнечные блики, как масло, стлались по воде. Мороз пробежал по спине от восторга, я ощутил присутствие божества…

Я снова вынырнул и услышал показавшийся мне странным после звенящего подводного мира голос Добрыни:

— Как ты, Алеша?

Махнув ему рукой, я вспомнил о деле.

Я принялся нырять у скал; я был свободен и силен.

Но никакого входа в пещеры я не нашел. Дно была завалено огромными глыбами, точно такими, как и на берегу, — море делало свое дело и подгрызало остров. На одной из глыб я увидел ярко-красную рыбку, прилепившуюся к камню брюхом; потом проплыла темно-синяя стая рыб… Внезапно я услышал слабые ровные удары. «Что бы это могло быть?» — подумал я и засмеялся: это Илья, стараясь на совесть, долбил плиты храма…

Добрыня неверно истолковал радость на моем лице:

— Нашел?!

Я помотал головой.

Мы перешли ко второму спуску. Илья издали помахал мне рукой, как бы спрашивая: ну как? Я снова покачал головой: пока никак. Но усталость моя прошла, прошла и жажда — видно, холодная вода на глубине омыла и оживила меня.

На этот раз я прямо-таки сбежал вниз, так мне не терпелось снова очутиться под водой. «Чем бы ни окончился этот подвиг, — думал я, — мне он принес праздник».

И вот я снова был на глубине. Я сновал меж глыб, казалось — как всамделишная рыба, но везде утыкался в скалы. Я поднялся на поверхность и осмотрелся. Неподалеку от себя я увидел козырек огромной скал» нависающей над водой. «Что, если попробовать здесь?» — подумал я и нырнул.

Скала продолжалась под водой, наверно, на два человеческих роста, а потом — мое сердце радостно вздрогнуло — кончилась; я поднырнул под нее и оказался в пещере. Я проплыл немного вперед — пещера продолжалась, вот я уже видел только слабый свет справа и слева, а впереди — черноту. Я решил подняться на поверхность и набрать еще воздуха.

Я помахал рукой Добрыне, вобрал в легкие столько воздуха, сколько смог, и нырнул снова.

На этот раз я быстро устремился прямо в пещеру и поплыл по ней; и вот я уже был в полном мраке. Водоросли, свисавшие с ее потолка, щекотали мне спину; неожиданно руки мои уткнулись в дно: пещера превратилась в лаз, в который я и протиснулся.