— В этих водах полно акул, — сообщил Ателстейн, готовясь стащить панцирь. — Если придется плыть...

В это мгновение драккар врезался в рифы. Его мачты рухнули, а корпус раскололся, точно орех. Драконья голова вместе с обломками носа взлетела высоко вверх, и люди кубарем покатились по накренившейся палубе в воду. Несколько секунд корабль оставался в шатком равновесии, дрожа, словно живое существо, затем соскользнул с рифа и пошел на дно, взметнув в воздух тучу брызг.

Гигантский прыжок перенес Турлофа на безопасное расстояние. Вынырнув на поверхность, он долго боролся с волнами, пока не наткнулся на вырванный из корпуса кусок обшивки, выброшенный из пучины рядом с ним. Когда он заползал на спасительные доски, что-то тяжелое ударило его снизу и вновь пошло на дно. Кельт сунул руку в воду, схватил тонущего за пояс и втащил на свой импровизированный плот. Лишь сделав это, он узнал Ателстейна, все еще в панцире — сакс так и не успел его сбросить. Великан, видимо, еще при падении в воду потерял сознание и лежал теперь на плоту с бессильно свисающими в воду руками.

Путь сквозь полосу прибоя остался в памяти Турлофа сплошным кошмаром. Волны пытались разбить их жалкий плот, то затаскивая его под воду, то выстреливая им в небеса. Далказианин ничего не мог поделать, все, что ему оставалось, это держаться крепче и верить в свою звезду. И он держался, вцепившись одной рукой в пояс сакса, второй — в край крошечного плота. Когда силы были уже на исходе, плот накрыла волна, затем еще одна, и вдруг все кончилось: каким то чудом их выбросило в относительно спокойные воды. И тут же Турлоф заметил узкий треугольный плавник, рассекавший поверхность моря в ярде от них. Плавник двигался в их сторону. Далказианин выхватил топор из-за пояса и изо всей силы ударил им по воде. Она тотчас окрасилась в алый цвет, и плот закачался под напором наплывавших отовсюду гибких тел. Акулы набросились на своего раненого собрата, а Турлоф, пользуясь моментом, направил утлый плот к берегу и работал бешено руками до тех пор, пока не нащупал ногами дно. Кельт с трудом добрел до берега, волоча за собой так и не пришедшего в сознание сакса. И тут, исчерпав до дна весь запас своих сил, Турлоф О'Брайен свалился на землю и мгновенно уснул.

2

Турлоф спал недолго. Едва солнце показалось над горизонтом, он проснулся, чувствуя себя свежим и отдохнувшим, словно после ночи, проведенной в постели, встал и огляделся по сторонам. Широкая белая полоса песка плавно возносилась от поверхности воды до колышущегося под ветром шатра из крон огромных деревьев. Между деревьями ничего не росло, но их стволы стояли настолько близко друг к другу, что взгляд не мог пробраться в глубину леса. Ателстейн возвышался поодаль на выползшем из моря языке песка. Опираясь на свой огромный меч, он уныло смотрел в сторону скал. Тут и там валялись выброшенные прибоем на берег тела.

И тут из уст Турлофа вырвался возглас удовлетворения. Чуть ли не у самых его ног лежал труп викинга в полном вооружении, со шлемом и кольчугой, которые несчастный, видимо, не успел сбросить, покидая корабль. Кельт узнал свои доспехи, даже легкий щит, притороченный к спине утопленника, принадлежал ему.

Он слегка удивился тому, что доспехи полностью достались одному человеку, но тут же, не мешкая, начал стаскивать их с трупа. С удовольствием облачась в черную кольчугу и возложив на голову шлем, он направился к Ателстейну. Его глаза грозно сверкали. Сакс, услышав шаги, повернулся к нему.

— Приветствую тебя, кельт, — произнес он. — Мы с тобой, похоже, единственные, кому удалось уцелеть. Алчное море поглотило всех. Клянусь Тором, я обязан тебе жизнью! В этом панцире, получив релингом по голове, я, наверняка, послужил бы поживой для акул, если бы не ты. Все это кажется мне сейчас кошмарным сном.

— Ты спас мне жизнь, — рявкнул кельт. — Я ответил тебе тем же. Долги уплачены, счет равный, поэтому доставай свой меч и покончим с этим!

Ателстейн посмотрел на него удивленно.

— Хочешь драться со мной? Но почему?..

— Я ненавижу вас больше, чем самого Сатану! — взревел далкасец, и в его глазах загорелся безумный огонек. — Вы уже пять сотен лет угнетаете мой народ! Вопли тысяч и тысяч несчастных девушек днем и ночью терзают мои уши! Я не успокоюсь, пока на севере не останется ни единой волчьей груди, в которую я мог бы врубиться своим топором.

— Но я же не викинг, — ответил ошарашенный великан.

— Тем хуже для тебя, предатель! — неистовствовал кельт. — Защищайся, если не хочешь, чтобы я тебя зарубил, как беспомощного цыпленка!

— Я не хотел этого, — проворчал Ателстейн, поднимая широкий клинок. Его серые глаза сузились, но в них не было страха. — Правы те, которые говорят, что ты сумасшедший.

Больше слов не требовалось. Воины готовились к смертельной схватке. Кельт, напружинившись, словно пантера, медленно крался к противнику. Его глаза сверкали. Сакс ждал нападения, широко расставив ноги и держа меч двумя руками высоко над головой. Топор и щит Турлофа против огромного меча Ателстейна — первый же удар мог стать решающим в поединке. Понимая это, они осторожно, словно лесные бестии, разыгрывали смертоносный дебют. И вдруг...

В ту секунду, когда мышцы Турлофа напряглись перед прыжком, пронзительный вопль разорвал тишину. Оба противника вздрогнули и отступили на шаг назад. Откуда-то из чащи леса докатился до них нечеловеческий, ужасающий рев. Писклявый, но вместе с тем очень громкий, он возносился выше и выше по тембру, пока не превратился в некий скрежещущий стрекот, похожий на ликующий хохот демона или вой оборотня, настигающего свою жертву.

— Во имя Тора! — прохрипел сакс, опуская меч. — Что это было?

Турлоф покачал головой. Этот вой даже его, человека, обладавшего стальными нервами, заставил содрогнуться.

— Какое-то лесное чудовище. Мы на неведомом острове, вокруг неведомое море. Кто знает, быть может, это сам Сатана, а там — врата ада.

Ателстейн чувствовал себя весьма неуверенно. Хотя он не был христианином и у него хватало хлопот с демонами своей собственной религии, чужие от этого не становились ему менее страшными.

— Ну что ж, — предложил он, — отложим выяснение отношений до тех пор, пока не разберемся, что там происходит. Два клинка все же больше, чем один, с кем бы там ни пришлось иметь дело, с демоном или человеком...

В их уши вновь вонзился дикий вопль. На этот раз кричал человек, и в голосе его было столько ужаса и отчаяния, что в жилах стыла кровь. Одновременно с этим они услышали топот и хруст веток — чье-то огромное, тяжелое тело продиралось сквозь заросли.

Они повернулись к лесу. Из полумрака, словно белый лист, несомый ветром, вылетела почти нагая девушка. Ее золотистые волосы языками пламени метались за спиной, белые плечи сияли в утреннем свете, а выпученные глаза были полны безумного ужаса. А за нею...

Даже у Турлофа вздыбились на голове волосы. То, что гналось за девушкой, не было ни человеком, ни зверем. Оно напоминало немного птицу, но подобных «пичуг— уже многие века не носила земля. Чудовище вздымалось горой на двенадцать футов, а на его громадной, отдаленно похожей на лошадиную, морде злобно горели красные глаза и торчал гигантский, круто изогнутый книзу клюв. Шея монстра, выгнутая дугою, была толще мужского бедра, а могучие костистые лапы могли бы сцапать беглянку, как орел воробышка.

Вот и все, что успел заметить Турлоф, прыгнувший навстречу монстру, когда несчастная девушка с воплем отчаяния упала на песок. Бестия нависла над кельтом, ее страшный клюв обрушился на него, выщербив подставленный щит. Турлоф покачнулся, но тут же взмахнул топором. Твердые перья спружинили, и тяжелое лезвие скользнуло по ним, не причинив чудовищу вреда.

Вновь мелькнул в воздухе грозный клюв, и лишь быстрая реакция далкасца спасла ему жизнь. Подбежавший в этот момент сакс изо всех сил ударил чудовище мечом. Длинный тяжелый клинок отсек одну из похожих на бревна лап ниже коленного сочленения, и бестия с мерзким скрежетом рухнула набок, трепыхая короткими, сильными крыльями.