Таков был характер укрепленного района, через который лежал наш путь к Кямяря. Выйдя к лощине 12 декабря, мы не знали еще, что именно здесь, вот на этом участке нашего пути, начинаются укрепления линии Маннергейма. Ни дотов, ни дзотов, ни железобетонных артиллерийских сооружений, ни землянок, ни траншей — ничего не было видно. Доты гнездились глубоко в земле, торчали над ними сосенки, пеньки, а то и могучие сосны.

Ничто не указывало на наличие вражеских укреплений на высоте 65,5. Однако перед нами лежала лощина, замыкаемая высотой и двумя рощами («Фигурная» и «Молоток»), и этого было достаточно, чтобы мы не сделали ложного шага.

Батальоны выделили разведчиков. Десятка три крепких мужественных бойцов, надев белые халаты, поползли по снегу. Зарываясь в снег, как кроты, все дальше и дальше углублялись они в лощину. И вот остановились: путь им преградили малозаметные препятствия — сплошная паутина колючей проволоки. Сунешься в нее — так не скоро вырвешься.

Весь следующий день мы уничтожали малозаметные препятствия в лощине. Враг не выдержал: открыл из-за надолб огонь из пулеметов и автоматов. Отлично! Это был уже большой результат: значит, финны защищают лощину, не оставили ее.

С утра 14 декабря 2-я рота 1-го батальона провела разведку боем. Роте были приданы два танка. Задача — обнаружить огневые точки врага в надолбах. Рота рассыпалась по лощине, поползла. Из-за надолб застрекотали пулеметы и автоматы. Рванулись вперед наши танки, но откуда-то из-за высоты по танкам стали бить минометы.

Пояс разрывов мин все шире и шире охватывал местность перед надолбами. Бойцы залегли. Танки отошли, лавируя между разрывами. Минометы врага стали охотиться за танками, и вот тут-то наши бойцы рванулись вперед, к надолбам. Впереди — отделение младшего командира Бурмагина. Враг стреляет, а опытный и сметливый Бурмагин засекает его огневые точки. Потом отделение отползло, прикрываясь огнем станковых пулеметов, а через полчаса танки, снова лавируя среди разрывов мин, уничтожили огневые точки, обнаруженные отделением Бурмагина.

Высота 65,5 в эти дни молчала. Молчали и железобетонные логовища на возвышенности «Язык» и в роще «Молоток», не подавала голоса артиллерия, скрытая в роще «Фигурная». И выходило: перед нами только надолбы, противотанковый ров, проволока, пулеметы в надолбах да минометы за высотой.

На 17 декабря было назначено общее наступление. Наш 1-й батальон наступал на возвышенности несколько левее высоты 65,5.

Утро выдалось мягкое. Покрытое облаками небо низко висело над землей. На елках и березах за высотой — кружевные узоры инея.

Наши артиллеристы прошлись по надолбам беглым огнем. Потом в воздух, взвились ракеты, и первым ринулся к высоте саперный взвод младшего лейтенанта Баранова. Килограммы взрывчатки — и надолбы полетели в воздух. Один пролом, второй, третий. Отважные саперы прорезали и проволочные заграждения. А высота молчит, словно никаких укреплений на ней нет. Молчит роща «Молоток». Враг стреляет лишь с задних позиций, от рощи «Фигурная», да еще из-за высоты ведут огонь минометы.

В воздух взвилась вторая ракета, и в лощину вышли танки, а за танками — пехота. Танки быстро проскочили по лощине, прошли через проломы в надолбах, на мгновение спрятались в противотанковом рву, а через минуту были уже на высоте 65,5, не зная, что под ними в земле железобетонные логовища врага. Вскоре на высоту ворвалась и пехота — бойцы 2-го батальона. Наш 1-й батальон занял возвышенность слева от высоты 65,5. 3-й батальон идет в атаку справа. И вот тут-то враг и привел в действие всю систему огневых точек укрепленного района, все пулеметы, минометы, артиллерию. Пули повизгивают, с грохотом рвутся мины и снаряды. По приказу бойцы откатываются с высоты в ров, оттуда — в надолбы.

Мы — в блиндированном укреплении. Выходы из него закрыты перекрестным огнем врага. Ловушка! Укрепление пристреляно, из него не выйдешь. Приказываю выставить станковые пулеметы у входов на случай атаки. Наблюдаю из узкой щели под крепкими накатами бревен: враг отчаянно бьет, но ни одной огневой точки обнаружить невозможно. Все укрыто, замаскировано. Огонь чертовский! Полк откатывается через лощину, в рощу «Зуб», на свое исходное положение. Мы — примерно полторы роты 1-го батальона— остаемся в блиндаже. Темнеет. Едва делаем попытку вырваться из блиндажа, — убийственный перекрестный огонь из невидимых точек снова заграждает выход.

Только через пять дней мне удалось вывести бойцов из этой ловушки. Полк окапывался, рыл землянки. Предстояла стоянка. Стало ясно: за этой заснеженной лощиной на высоте 65,5, и на возвышенностях слева от нее, и в роще «Молоток», что справа, и в глубине рощи «Фигурная» — укрепленный район врага.

Стремительно перейдя границу и преодолев серьезно укрепленное предполье, мы подошли вплотную к линии Маннергейма.

Со всех концов нашей необъятной страны в части действующей армии шли взволнованные, горячие письма. Советские патриоты выражали в них пламенную любовь к своим славным защитникам. Эта любовь согревала нас в самые лютые морозы. В трогательных, заботливых строках к нам нередко обращались с вопросом: а скоро ли вы окончательно разделаетесь с врагом?

Нетерпение было естественным, им горела вся страна, которая ничего не жалела для своей родной Красной Армии, но по праву требовала взамен, чтобы мы отвечали не только обещаниями, даже не только героизмом, но прежде всего победами. И каждый из нас чувствовал, как велика наша ответственность перед советским народом.

Командующий Северо-Западным фронтом командарм 1 ранга товарищ Тимошенко приказал начать штурм Хотинена. Слова его приказа прозвучали для нас приказом всего советского народа — незыблемым приказом партии, правительства, Сталина.

…Блиндаж штаба дивизии. Два часа дня. Вскоре начнется трехчасовая артиллерийская подготовка, а за ней и штурм.

Дверь растворяется, но она низка для входящего: ему приходится нагнуться. Войдя со света в блиндаж, он щурится и прищуренными глазами пристально всматривается в тех, кто находится в блиндаже. Вслед за ним входят в штаб командарм 2 ранга Мерецков, член Военного Совета армии корпусный комиссар Вашугин, комкор Воронов, комдив Парсегов.

Неужели на долю нашей дивизии выпала такая честь, что в решающие минуты штурма Хотинена командующий фронтом товарищ Тимошенко будет с нами?

Так и есть — это он!

Стараясь совладать с охватившими меня радостью и волнением, рапортую товарищу Тимошенко. Но командующий фронтом не ограничивается принятием рапорта. Указывая на командиров, находящихся в блиндаже штаба, спрашивает о каждом в отдельности, кто это такой.

Представляю:

— Врид начальника 1-й части штаба дивизии капитан Лихолетов, начальник артиллерии дивизии комбриг Губернев, командир полка полковник такой-то…

— Так это вы? — сразу обратился к названному мной полковнику товарищ Тимошенко.

Полковник вытянулся еще старательнее. Видимо, его подкупило, что только что назначенный командующий фронтом товарищ Тимошенко уже знает его фамилию.

— Я, товарищ командарм 1 ранга.

Затем товарищ Тимошенко потребовал доклада от комбрига Губернева о готовности артиллерии.

— То, что вы доложили, — подытожил товарищ Тимошенко, — хорошо. Но пока это только слова. А вот если на деле вы пропустите сигнал и первый выстрел отстанет хоть на секунду от сигнала…

Товарищ Тимошенко не закончил фразу, но все мы отчетливо поняли, что от нас ждут теперь не слов, а дел, и что на счету каждая секунда.