— Ух ты какие мы грозные! — передразнил его Бабушкин. — Ты кого пугать-то вздумал? Меня и не такие еще напугать пытались. Ничего, живу себе спокойно.

— Пока живешь, — ответил свердловец, делая особое ударение на слове «пока». — Ты, похоже, вообще берега попутал, да? Не врубаешься, на кого тут пасть свою разеваешь?

— Пасть — это у тебя и твоих дружков, — парировал Бабушкин. — У нормальных людей на этом месте обычно находится рот.

— Заткнись, сука, пока я тебя на рельсы не скинул! — завопил свердловец. — Ты совсем охренел уже, подставить меня думал?

— Ха! — с вызовом отвечал Бабушкин. — Я тебя не только подставлю, я тебе ещё всю рожу твою наглую разобью!

Честно говоря, на месте Бабушкина я бы геройствовать не стал. Парней было больше, да и конфликт внутри вагона он раздул, в общем-то, сам. То, что с моральной точки зрения он был прав, ничего не меняло: прав-неправ, а когда силовое превосходство не на твоей стороне, а убежать или победить хитростью не позволяют обстоятельства, то лучше не строить себя всепобеждающего героя, а спустить ситуацию на тормозах. Потом, когда условия будут более выгодными для тебя, можно будет взять убедительный реванш. А пока лучше думать о своей безопасности — что толку, если ты будешь гордиться своим героизмом, лежа на больничной койке?

Бабушкина нужно было срочно выручать, иначе на сборы наш коллектив приедет, скажем так, не в полном составе. Но как это сделать? Против пятерых быков что один, что двое — разница, в общем-то, небольшая, особенно если эти пятеро — такие же профессиональные боксеры. Так что драться здесь точно не вариант. Тогда что же делать?

Быстро перебрав в уме все возможные варианты, я решил пойти на хитрость. Выйдя в тамбур, где повышенный тон с обеих сторон уже перешёл почти в крики, я хлопнул дверью, чтобы обратить на себя внимание, и когда все шестеро уставились на меня, я негромко, но твердо заявил, глядя прямо на свердловцев:

— Значит, так, пацаны! Если вы не прекратите эти разборки, я прямо сейчас дерну стоп-кран, и мало вам точно не покажется. Только получите вы уже не от меня и не от Дениса. Разговаривать будете с машинистом и начальником поезда, а потом уже и с милицией. Устраивает вас такой вариант?

Свердловские динамовцы начали переглядываться. Похоже, такая перспектива заставила их задуматься, ведь неприятности с ментами в их планы точно не входили. Их главарь уже открыл было рот, чтобы что-то мне ответить, как вдруг дверь тамбура снова распахнулась, и на пороге появился Григорий Семёнович. Видимо, здешние крики к этому моменту долетели и до середины вагона.

— Так, я что-то не понял! — рассерженно рявкнул он. — Это что у вас здесь за очередное собрание? А ну-ка быстро все марш по своим местам! Через пятнадцать минут поезд в Ростове останавливается. Остановка будет длинной. Если надумаете какую-нибудь ерунду сделать — всех на хрен с поезда высажу и не посмотрю, что сборы!

Мы удрученно разошлись по своим местам. Свердловчане были раздосадованы тем, что в этот раз не получилось отомстить своему конкуренту. Денис — что не удалось окончательно поставить на место свердловских выскочек. Ну а я был озадачен, поскольку понимал, что конфликт не то что не исчерпан — напряжение только нарастает с новой силой. И во что и в какой момент это выльется — предугадать невозможно.

Впрочем, действительно близился Ростов. За окнами уже начали мелькать дома — сначала маленькие частные, деревянные, а затем уже и привычные городские хрущевки. И здесь мне было уже не до чужих конфликтов — в Ростове у меня была назначена встреча с родственниками нашего водителя. Нужно было передать им сумку с продуктами, и я очень надеялся, что они догадаются подойти прямо в момент прибытия поезда именно к нашему оговоренному месту встречи, и мне не придется в течение всего часа бегать с этой сумкой по всему перрону, выискивая незнакомых мне людей. Сотовых телефонов, интернета и мессенджеров еще не изобрели, и договариваться о встречах нужно было максимально конкретно. Иначе встреча рисковала превратиться в длинный квест «найди человека в толпе».

А вот и остановка. Григорий Семенович, конечно, не мог обойтись без того, чтобы не встать во главе нашей толпы, скопившейся в коридоре вагона, и не обратиться к нам с речью:

— Значит, так! Все всё помнят, о чем мы договаривались, да? Гуляем спокойно, разминаем ноги, кто хочет — покупает свои пирожки или мороженое, дышим воздухом. Если я вдруг увижу или хотя бы заподозрю, — тут тренер многозначительно взглянул на Бабушкина, — что кто-то начинает здесь затевать какие-то приключения, то я просто-напросто вышвырну его вещи следом на перрон и дальше поезд поедет без него! Это ясно!

Мы в нетерпении закивали головами.

— И да, последнее, — Григорию Семеновичу уже и самому не терпелось выйти. — Если кто-нибудь из вас чего-то между собой там не поделил — оставьте всю свою злость для ринга! Я с вас обалдеваю, ребята — уже взрослые люди, пора бы научиться все недоразумения и конфликты решать цивилизованно. А у вас поведение до сих пор на уровне двоечников—пятиклассников остается! Ну все, пошли!

Проводница открыла двери, спустила лестницу, и вся наша боксерская братия нетерпеливо высыпала вниз, на перрон. Последним вышел я, держа в руке сумку и стараясь нести ее так, чтобы на меня не обращали внимания ни тренеры, ни воспитанники «Динамо». Еще мне не хватало объясняться, что за посылки и кому я тут передаю. И так уже я постоянно оказываюсь в эпицентре всяческих происшествий — хорошо еще, что спортивные успехи их пока что перекрывают.

При этом я прекрасно понимал, что такое положение вещей не может длиться вечно. Уж если Григорий Семенович перешел на озвучивание конкретных проблем перед всем коллективом (а у меня не оставалось сомнений, что последняя часть его выступления относилась к нашей околотуалетной стрелке со свердловскими) — значит, и его терпение, близкое к ангельскому, все равно подходит к концу. А с терпением тренеров в моем случае лучше было не играться. Это вон коренные москвичи из «непростых» семей могли не волноваться. В случае чего к следующему сезону их приткнут еще в какое-нибудь общество, или «поступят» в хороший институт. Да и жить им гарантированно есть где, на улице точно не останутся. А мне, если вдруг спортивная удача повернется ко мне другой стороной, светит только возвращение к родителям со всеми вытекающими последствиями. И главным из этих последствий будет то, что хрена лысого я еще сумею поступить в какое-нибудь боксерское общество — во всяком случае, до совершеннолетия точно, но там уже будет поздно цепляться за хвост уходящего поезда.

Оглядевшись на станции, я направился к лестнице, у которой и была назначена встреча. Рядом с ней расположились двое мужиков, которые явно кого-то ждали — по всей видимости, это и были те родственники нашего водилы, которым я должен был отдать сумку.

— Здрасьте, — поприветствовал их я, протягивая им сумку. — Вот вам от родственника посылочка.

— Какого еще на хрен родственника, — засмеялся один из них, принимая сумку и обращаясь ко второму. — Слышь, чего придумали? Родственнички, туды их налево! Такими темпами скоро на наследство будут претендовать!

— А кто же вы ему? — не понял я.

— Да тебя это вообще не должно колыхать. Или ты тоже родственником хочешь быть? — осклабился он, заглядывая в сумку.

Мужики заржали. Так. Похоже, водитель немного приукрасил, так сказать. Никакие это были не родственники. В сумке, которую я им привез, находились банки с икрой, а икра у нас во все времена была неплохим товаром и часто продавалась нелегально. Значит, наш водила просто-напросто барыжит икрой и решил меня использовать вслепую. Я-то думал, что он решил всю свою родню обеспечить этим деликатесом на предстоящую зиму. А оказывается, про родственников он наплел, чтобы я ненароком не отказался участвовать в его не совсем законных схемах.

В принципе, схема-то была выгодной. Даже если водила берет икру у браконьеров или перекупщиков дороже госцены, которая была указана на банке, он все равно имеет с этого нехилый такой навар. Ведь сейчас, во второй половине семидесятых, еще вовсю действует советская система снабжения. И чем дальше тот или иной город от Москвы, тем сильнее отличие его снабжения от московского. Причем это работает даже в Московской области, откуда жители ездили в Москву за продуктами, не говоря уже о более отдаленных населенных пунктах. В моей памяти тут же всплыли уже, казалось бы, прочно забытый мной выражения вроде «продуктовая электричка» или «колбасный поезд». «Что такое — длинное, зеленое, пахнет колбасой? — Поезд из Москвы».