Вот тебе раз. Значит, нас пока ещё на базе и не хватились, раз Григория Семёновича там нет!
— Так тем более, — подхватил я с надеждой, — может быть, вы завезете нас на базу, и мы замнем эту ситуацию, как досадное недоразумение?
— Ну уж нет, — усмехнулся наш водитель, — Вы что же, думаете, что если вы спортсмены и наши гости, так на вас правила поведения не должны распространяться, что ли? Ничего подобного! Вести себя нужно уметь всем. А у вас — не знаю уж, что там с вашими спортивными достижениями, но с поведением у вас точно не ахти. Значит, наша задача как органов правопорядка что? Правильно, купировать антисоциальное поведение в самом зародыше, пока оно не стало окончательно неуправляемым.
— Да почему сразу неуправляемым-то? — не выдержал Шпала.
— А кто говорит, что сразу? — парировал милиционер. — Далеко не сразу. Сначала поспорили, потом подрались, потом подрались толпа на толпу, потом, не знаю, ограбили или избили кого-то до полусмерти — а это уже, извините, уголовщина. Думаете, я мало на такое насмотрелся? Сейчас приедем, я вам покажу журнал задержанных за последние месяцы! И ведь что характерно — редко встретишь действительно закоренелого уголовника какого-нибудь. В основном — такие же, как вы, простые пацаны. Молодая кровь бурлит, чуть подвыпили, на чем-то не сошлись — и полетели клочки по закоулочкам! Сами не успевают оглянуться, как уже за решеткой. А если оказался за решеткой — то все, тут уже «простите-извините» не поможет, обратно только через несколько лет! И вот как посмотришь на таких — вроде и обидно, и жалко парня, понимаешь, что он, в общем-то, никакой не злодей. А с другой стороны, и сделать ничего нельзя. Да и, может, ему это на пользу пойдет — образумится, не захочет больше туда попадать.
— Ну вы прямо какую-то криминальную карьеру нам пересказали, — заметил я.
— А ты думал, как оно бывает? — ответил милиционер. — Никто же ведь не рождается с мыслью «как бы мне чего-нибудь посерьезнее натворить и сесть в тюрьму». Ну, если только у него с головой все в порядке. Все начинается с малого. Спроси у любого, кто ко мне не в первый раз попадает — сначала-то и в мыслях такого не держал! А все, как ты думаешь, от чего?
— От чего? — переспросил я, чтобы поддержать разговор на, по всей видимости, больную тему для нашего милицейского водителя.
— От неготовности брать на себя ответственность! — по-прокурорски непререкаемым тоном заключил милиционер. — Ответственность брать на себя могут только по-настоящему взрослые люди! Не в том смысле, что в паспорте уже 18 лет указано, а те, кто понимает последствия своих решений и поступков. Вот только такой человек и способен к полностью самостоятельной жизни, когда его не будет необходимости одергивать по поводу и без! А вы… я тут с вами как нянька получаюсь, — неожиданно тихо заключил он.
Да, видимо, наболело у нашего милиционера, раз его потянуло на такие философские рассуждения. То, что мы у него не первые гости по такому случаю, я, конечно, догадывался. Но сейчас в его словах я слышал серьезную усталость от недорослей, которым нужно постоянно объяснять очевидные вещи. Я даже как-то проникся к нему сочувствием за его такую неблагодарную работу и решил показать, что все на самом-то деле не так уж плохо, как он себе представляет.
— Ну почему же? — возразил я. — Что же мы, по-вашему, совсем несамостоятельные, что ли? Ну да, мы еще несовершеннолетние, но нас, между прочим, родители уже вон на сколько отпустили жить одних! Да и на сборы вот ездим, и на соревнования всякие. И пока еще никто не пропал и не попал ни за какую решетку. Разве это не самостоятельная жизнь? Хоть и с тренерами, конечно, но они же не следят за нами двадцать четыре часа в сутки.
— Вот то-то и оно, — кивнул водитель. — Не следят, потому что у них и помимо вас еще других дел полно. Поэтому-то они и рассчитывают на вашу самостоятельность. И если бы вы их не подводили, то и нам бы с вами беседовать было незачем. А так получается, что к вам, помимо ваших тренеров, еще и круглосуточных контролеров приставлять надо. Иначе вы — вон, чуть ли не весь поселок на уши сразу ставите.
— Мы больше не будем, — буркнул Шпала.-Честное боксерское!
— Ой-ой-ой, — покачал головой милиционер. — «Больше не будем», «честное слово»… прямо как в школе. Ты еще попроси в дневник ничего не записывать и мамку в школу не вызывать. Вот об этом-то я и говорю — внешне вы уже вроде бы как взрослые, а поведение все еще как у первоклассников. Чуть нашкодили — сразу «ой, мама, только не в угол!».
— Мне кажется, вы все-таки немного преувеличиваете, — заметил я. — Ну да, наверное, мы в чем-то еще неопытные, но и не такие уж первоклассники.
— Если бы, — вздохнул милиционер. — Это вы еще пока не можете целиком на себя со стороны посмотреть. Или ты думаешь, что если пару раз перелез через забор, куда тебе запрещали, или вина выпил с пацанами, то уже сразу стал взрослым, что ли? Нет, друг мой ситный, настоящая взрослость определяется не этим. Сегодня вы своим поведением показали, что к полной самостоятельности пока ещё не готовы, и доверять вам в таких ситуациях ещё рано. Ну а раз без присмотра с вами нельзя — значит, пока ваш тренер не освободится, посидите у меня.
Последние слова были сказаны таким безапелляционным тоном, что нам стало ясно: никаких поблажек и шагов навстречу по отношению к нам не будет. И никаких обсуждений тоже. Вопрос закрыт полностью и окончательно.
Я попытался представить реакцию Григория Семёновича на то, что несколько его воспитанников, вместо того, чтобы спокойно отдыхать после тренировки и готовиться к отбою, побежали в местный клуб, чуть не спровоцировали массовую драку и теперь коротают время в ментовке, будучи задержанными за нарушение общественного порядка. Ничего обнадеживающего представить у меня не получилось. «Чемодан-вокзал-домой» — эти три слова пульсировали в моем мозгу как навязчивая реклама в будущем. Только, в отличие от рекламы, сулили они совсем не привлекательные вещи
Нет, так дело точно не пойдет. Нужно, обязательно нужно что-то придумать! Только вот что?
Пока я размышлял на эту тему, наша машина подъехала ко входу в отделение милиции и остановилась.
— Ну что, приехали! — объявил наш мент и открыл дверь с нашей стороны. — Давайте, выходите — и в отделение! Там и отдохнёте пока.
«Что делать, что делать?» — продолжала биться в моей голове одна и та же мысль. Если мы сейчас зайдем в отделение, то обратно выйти уже будет намного сложнее'.
Вариантов, собственно, оставалось немного. Договориться с милиционером не получилось, сбежать из отделения мало кому удавалось даже из
закоренелых и опытных уголовников… Пока Григорий Семёнович вернётся с юбилея, уже будет послеотбойное время. А помимо боязни, что нас всех вышибут с треском с этих сборов, лично мне было просто по-человечески неудобно перед нашим тренером. Он положился на меня, как на самого ответственного, доверился нам всем, как почти уже взрослым людям, верил, что мы его не подведем. Сейчас он наверняка в прекрасном расположении духа, будет возвращаться с праздника — а тут ему такой сюрприз. Вместо планомерной работы на сборах его будут дергать из-за наших идиотских подвигов. Стыдно, чего уж там говорить!
Вывод — надо бежать отсюда прямо сейчас! Если сделать все слаженно и вместе, то есть шанс. Бегаем мы все хорошо, и уж наверняка лучше милиции, которая точно не тренируется в этом каждый день. Конечно, это был откровенно мальчишеский поступок, но ничего, зато проблемы решит.
Я переглянулся с нашими ребятами и одними губами спросил: «Бежим?». Все, как один, едва заметно кивнули. Другого ответа я от них и не ожидал — ещё бы, кому захочется куковать допоздна в отделении и потом ещё выхватывать от тренера?
И, когда нога последнего из нас ступила из машины на асфальт, мы, снова переглянувшись, резко припустили в сторону нашей базы.
— Эй, вы куда? –заорал милиционер.
— Не беспокойтесь, мы на базу! — изо всех сил крикнул я на бегу. — Все будет в порядке! Спасибо, что вправили мозги!