Мы молча покивали головами, не говоря ни слова. А что тут можно было еще сказать?

— Об ответственности, то есть о том, что с вами будет, если вы нарушите наш уговор, я вас тоже предупредил, и не по одному разу. Так?

— Так, — тихо сказал я. — Но ведь…

— Никаких «но» и никаких «ведь»! — перебил меня Григорий Семенович. — В отличие от вас, я свое слово всегда держу. Поэтому то, о чем я вас предупреждал, я выполню. Завтра же с утра я поеду на вокзал — и не пожалею, за свой счет куплю каждому по плацкартному билету до Москвы. И на этом все ваши сборы будут закончены, как и карьера в «Динамо». Да, кстати, и мимо чемпионата РСФСР вы все тоже пролетаете, как стайка фанер над Парижем. Я надеюсь, сейчас я все ясно изложил? Или завтра опять будете говорить, что вы не знали, как некоторые здесь присутствующие в милицейской машине пытались объяснить?

Тренер грозно сверкнул глазами. Таким разъяренным при мне он еще не был. Я понял, что наш милицейский товарищ не поскупился на подробности и выложил ему все, о чем мы с ним беседовали, от начала и до конца.

— Вот и прекрасно! — заключил Григорий Семенович. — Спокойной, как говорится, ночи. Послезавтра проснетесь уже в Москве.

С этими словами он вышел из номера, громко хлопнув дверью. Мы сидели, как пришибленные. Конечно, мы подозревали, что может быть какой-то неприятный разговор, но чтобы такое… Да, нас предупреждали, но ведь каждый в глубине души надеется, что самое неприятное все-таки не произойдет. А теперь все наши планы… да что там, вся уже распланированная жизнь каждого из нас рухнула из-за какой-то идиотской шалости.

Точнее, еще не рухнула, но вот-вот рухнет. А может быть, еще можно попытаться что-то исправить? Нет, бросаться вслед за Семенычем и уговаривать его было бесполезно — он сейчас на таком эмоциональном взводе, что любой разговор сделает только хуже. Тогда с кем? С кем можно поговорить, чтобы повлиять на нашего наставника?

Мне на память пришел тренер, который вел нашу весовую категорию. Он был еще довольно молодой человек, и, несмотря на разницу в возрасте с нами, подростками, многие из нас разговаривали с ним на «ты». Это способствовало большему сближению и доверительности. К нему я и направился, попутно соображая, с чего начать разговор и как мотивировать его похлопотать за нескольких оболтусов, которых он видел пока еще пару раз в жизни.

— Вот такая, понимаешь ли, история, — заключил я свой рассказ тренеру, который уже лег спать и был разбужен моим стуком в дверь.

— Н-да, накуролесили вы, конечно, ребятки, ничего не скажешь… — усмехнулся он. — Ну а от меня-то ты что хочешь?

— Поговори с Семенычем, а? Ну вы же там, как тренеры, общаетесь между собой, и на тебя-то он спускать всех собак не будет. Коллегам проще друг друга уговорить, чем подчиненным, — ввернул я фразочку про иерархию, чтобы поставить собеседника чуть повыше меня и тем самым ему польстить. Вообще я не любил таких приемчиков, но сейчас все средства были хороши.

— И что я ему скажу? — продолжал тренер. — Мол, Семеныч, смени гнев на милость и не выгоняй никого? Ты догадываешься, куда он меня пошлет? Думаю, ты такие слова уже хорошо знаешь.

— Да с чего он тебя пошлет-то вдруг? — напирал я.

— Ну ты сам представь, — начал объяснять тренер. — Мы же с ним знакомы не дольше, чем с тобой. И вот я прихожу к нему и начинаю ему рассказывать, как ему работать со своими воспитанниками. Как это будет выглядеть, по-твоему?

— Нууууу, как… — протянул я. — Как взгляд со стороны, как мнение коллеги — да, пусть младшего, но…

— Да ты пойми, — вздохнул тренер с усталым видом педагога, в сотый раз объясняющего ученику азбучные истины. — Любой преподаватель, а тренер — это преподаватель, если ты забыл, очень ревностно относится к своим ученикам. Они для него — как дети. Вот у него сейчас состояние, как будто бы его сыновья где-то набедокурили. А теперь представь: к отцу в этот момент приходит его сосед и говорит: знаешь что, ты там своих не наказывай, и вообще, вот так с ними не надо, а сделай лучше вот это и вот то. Ну, кто-то, может, и послушается, но вообще он сейчас не в том эмоциональном состоянии, чтобы вообще кого-то слушать.

В чем-то, конечно, мой собеседник был прав. Но у меня не было выхода, нужно было использовать все возможности, даже призрачные! Я лихорадочно соображал, чем бы таким привлечь нашего молодого тренера, чтобы ему самому захотелось пойти к Григорию Семеновичу и хотя бы попытаться изменить его решение. Внезапно меня осенило.

— Подожди меня пять минут! Только не ложись опять спать, я тебе кое-что покажу! — крикнул я и ринулся в номер. Там я порылся в своей вещевой сумке и извлек из нее тот самый костюм Adidas, который был моим верным спутником еще в летнем лагере. Теперь он уже становился мне откровенно маловат, а вот наш молодой тренер всегда выступал в легком весе, и у него был шанс в него влезть. Я пулей бросился обратно к его номеру.

— Вот, смотри! — выпалил я, протягивая ему костюм. — Примерь-ка!

Тренер схватил костюм, удивленно глядя то на него, то на меня — наверное, тоже соображал, откуда у простого паренька такая фирменная вещь. В конце концов соблазн пересилил, и он стал пытаться его надеть. Не сказать, чтобы у него получалось это совсем уж без труда — размер все-таки был неточный — но все-таки ему это было сделать легче, чем мне.

— Так, — задумчиво бормотал он, осматривая и ощупывая себя в костюме со всех сторон. — Ну, конечно, маловато, это понятно… но, в принципе, если куртку не застегивать… а чего ее застегивать-то, я же ее не как верхнюю одежду носить собираюсь… а штаны приспустить чуть-чуть ниже талии… тоже нормально, кстати, футболка же в любом случае будет на мне, и она достаточно длинная, никто даже и не поймет… то есть в целом.можно…

— В общем, если сможешь договориться с Семенычем и он оставит нас на сборах — этот костюм твой, — объявил я, пока тренер не перестал хотеть этот Adidas.

Мой собеседник деловито кашлянул, переоделся обратно в свое и решительной походкой направился в сторону комнаты Семеныча. «Вот это деловой подход, я понимаю!» — иронично подумал я. «Куда только вся нерешительность сразу девалась!».

Уж не знаю, о чем за закрытой дверью толковали два тренера, только продолжалось это, наверное, минут пятнадцать. Время от времени из-за двери слышался повышенный тон — это Григорий Семенович давал нам, надо думать, яркие и красочные характеристики. Вскоре молодой тренер, разгоряченный спором, вышел из комнаты Семеныча и махнул мне рукой, приглашая в свою.

— Ну все! Уговорил! — и, увидев, как я просиял, поспешил добавить: — Но учтите, что вашему наказанию будет альтернатива! Просто так это вам с рук все равно не сойдет.

— Какая альтернатива? — не понял я.

— В общем, Семеныч ваш сказал, что раз вы по клубам повадились шастать, значит, у вас чересчур много энергии. А если у вас много энергии по вечерам — значит, запланированной нагрузки для вас недостаточно! И поэтому завтра с утра он будет гонять вас вместе с борцами. Я ему сказал, что на этот раз вы точно все поняли и больше таких ошибок допускать не будете.

— А он что? — не мог не спросить я.

— Ну а что он? — усмехнулся тренер. — Выругался на вас да и все. Ступай, говорит, и скажи этим охламонам, что я с них теперь с живых не слезу.

— Спасибо тебе огромное! — искренне произнес я. — Как и обещал — забирай костюм, он твой!

— Иди уже, — притворно сердито пробурчал тренер. — Дайте мне поспать, в конце концов. Нам все эти сборы тоже не просто так даются, чтоб вы знали.

Еще раз поблагодарив тренера, я помчался на всех парах в нашу с пацанами комнату. Там все еще царили упаднические настроения: ребята перебирали варианты, что можно будет делать, когда их выгонят из «Динамо».

— Меня вот, например, матушка вообще убьет, — жаловался Сеня. — Так что я, наверное, ничего больше сделать и не успею.

— Ой, да ладно тебе стонать, — отмахнулся Лева. — Родители — они такие: поорут, поубивают да оставят в живых. Через пару дней остынут — и можно будет дальше решать, куда и что.