7
Снаружи на холоде
Легкий снег все еще падал, но ветер постепенно замирал, что делало темноту спокойной и тихой, похожей на смерть в ее самые умиротворяющие и поэтичные моменты. Снег укрыл землю сантиметров на пять, одев в белые одежды кусты тиса, росшие по обе стороны подъездной дорожки. Мэгги шла к западной лужайке, которая была спланирована как запасная автомобильная стоянка. Там стояли еще двое молодых людей из Йеля. Они были в теплых куртках с капюшонами, которыми, конечно же, их снабдила Мэгги. Согреваясь, они хлопали себя по бокам, стоически стараясь развеять беспредельную скуку порученного им задания.
— Я принесла вам попить теплого, — сказала она заботливо, наливая какао молодым людям в кружки, а себе в крышку от термоса.
— О боже, спасибо, да, спасибо мисс Дарлинг, — поблагодарили они.
— Как вас зовут?
— Я — Роджер, а это — Марк.
— Чем ты собираешься заниматься в жизни, Роджер?
— Международным законодательством.
— А ты, Марк?
— Обычным законодательством. Ну, понимаете. Буду адвокатом.
— Разводы?
— Конечно, а почему бы и нет? — Марк хихикнул. — Ух, этот горячий шоколад — чудесная штука.
Наступила неловкая пауза, когда молодые люди не знали, что сказать своей работодательнице, которая к тому же, кажется, сама задумалась. В это время из дома донеслись монотонные звуки рождественской песенки. Гости пели хором, но из всех голосов выделялось пронзительное сопрано Джанет Хиггенботам. Огромное арочное окно танцевального зала издали светилось в темноте, как могильная плита янтарного цвета.
— Кажется, там неплохо веселятся, — заметил Роджер.
— О, вечер был действительно прекрасный, — сказала Мэгги. Мрачная ирония сказанного, пролетевшая мимо ушей студентов, заставила Мэгги поперхнуться, как от непрожеванного куска мяса. В следующий миг свет фар осветил ворота в каменном заборе, скрывавшем дом от надоедливых глаз проезжавших мимо водителей. Машина оказалась знакомым черным «саабом», когда-то принадлежавшим Кеннету. Она подъехала к лужайке и остановилась рядом. Сидевший в машине Хупер, сын Мэгги, опустил стекло.
— Мам, что ты здесь делаешь?
— Развлекаю охрану.
— Мы все-таки решили не ехать в Белиз, — сказал Хупер.
— Я рада, что ты дома, — сказала Мэгги, обуреваемая эмоциями. Она просунула руки в окно и обняла красивую русую голову Хупера. Ее слезы сделали его щеку мокрой.
— Ну, мам, держи себя в руках, — сказал он. И только тут Мэгги заметила девушку, сидевшую слева. — О, это — Элисон, — небрежно вставил Хупер. — Элисон, а это — моя знаменитая мама.
— Рада познакомиться, Мэгги, — сказала молодая женщина, откинув волосы движением головы. Было трудно разглядеть ее лицо в слабом свете приборной доски. Она была похожа на студентку, но Мэгги заметила блеск чего-то металлического у нее в ноздре и на нижней губе.
— Думаю, мы остановимся в садовом домике, — сказал Хупер, имея в виду домик для гостей. Мэгги растерялась. — Можно, мам?
Мэгги знала, что Хупер привозил сюда девушек и раньше. Но он всегда старался делать это незаметно. Она не собиралась давать им явное разрешение на то, чтобы спать вместе у них дома, но ей трудно было сосредоточиться. Что и говорить, она спала с Кеннетом в родительском бильярдном домике, когда была еще моложе, чем Хупер. Разрушать их планы было бы неэтично и по-ханжески абсурдно. Но ей все это не нравилось. Более того, это стало последней каплей, приведшей ее в ярость.
— Вам придется застелить постель, — сказала она сухо.
— Никаких проблем, Мэгги, — ответила Элисон.
— Не смей называть меня Мэгги, — внезапно резко сказала она. — Мы что с тобой, лучшие подружки? Или как?
— Извините, миссис Дарлинг.
— И так меня нечего называть, — ломающимся голосом ответила Мэгги. — О, черт!
Роджер и Марк стояли рядом, держа свои кружки обеими руками.
— А как мне вас называть? — спросила Элисон.
— Я не знаю, — ответила Мэгги, заливаясь слезами.
— Ты в порядке, мам?
— Прием — сплошной ужас. — Это было все, что могла вымолвить Мэгги. — Полное фиаско.
— Мы поедем прямо в садовый домик, мам. А на гостей и смотреть не будем.
— Возьмите поесть, — сказала Мэгги между рыданиями. — На кухне всего полно.
— Хорошо.
— Спокойной вам ночи. — Она нагнулась и снова обняла голову сына, с отчаяньем сказав: — Я так тебя люблю!
— Я знаю, мам. Гости приходят и уходят. Ты-то это лучше всех знаешь.
— Мне жаль, что вам так тяжело, — добавила Элисон.
— Ах ты моя сладкая, — сказала Мэгги с неожиданной лаской в голосе. — Будь умницей с моим мальчиком.
— Счастливого Рождества, мама. Встретимся утром, и все будет хорошо.
Машина вырулила с лужайки и поехала по заснеженной аллее за огромным домом. Мэгги осталась стоять в темноте, рыдая в голос. Она не знала, как долго это длилось, но этого было достаточно, чтобы у нее просветлело в голове.
8
Маленькая красотка
В половине второго ночи гости разошлись. Из танцевального зала все было вынесено, а пол вымыт. Все стаканы, тарелки, блюда и приборы были помыты и убраны в огромную кладовую. Помощникам заплатили наличными и отпустили. Зимнюю тишину, в которой, как в коконе, спал дом, нарушало только неизменное тиканье напольных часов Аарона Уилларда (изготовленных около 1790 года) с полукруглой верхней крышкой. Кеннет сидел на стуле напротив туалетного столика Мэгги и тяжело дышал от усталости. Один носок по-дурацки наполовину свешивался с его правой ноги.
— Ложись в постель, — сказала Мэгги, которая сидела, опершись на спинку изголовья кровати из вишневого дерева, и внимательно читала новую книгу своей конкурентки о тосканских рецептах приготовления пищи, усердно делая пометки фломастером на страницах.
— Я так устал, — застонал Кеннет.
Мэгги живо постучала по матрацу:
— Ну-ка быстро.
Кеннет снял рубашку через голову, как футболку для игры в лакросс, не расстегивая кнопок, поднял ее и швырнул в направлении своего шкафа. Она упала на пол почти беззвучно. Обычно такая неряшливость приводила Мэгги в неистовство, но сейчас она промолчала. Затем Кеннет встал, скинул брюки и трусы и перешагнул через них, оставив их лежать неаппетитной кучкой. Его лицо троеборца обвисло, и, несмотря на мускулистую грудь, вздутые дельтовидные мышцы и волнообразные мышцы живота, он выглядел не моложе своего возраста. Мэгги откинула одеяло, приглашая Кеннета на его сторону кровати. Он забрался на свое место, немного повозился, взбил подушку, улегся в конце концов на спину, натянув одеяло до подбородка.
— Все из-за этих наркотиков, — заметила Мэгги.
— Ну, сегодня я вовсе не проказничал, Мэгс, — ответил Кеннет, не открывая глаз. — Не клади абажур мне на голову.
— Нет, это ты не клади абажур себе на голову. — Она аккуратно положила книгу на тумбочку, слезла с целой горки подушек и положила голову на мускулистую грудь Кеннета.
— Я устал, Мэгс. — Это были кодовые слова, означавшие, что он не особенно интересуется сексом сегодня.
— Ты просто расслабься, — сказала Мэгги.
— Эй, ты хоть свет выключи, а?
— Минуточку.
Она наклонилась к нему и начала слегка чмокать его по груди до пупка, а потом и немного ниже до того места, где ее чувствительный нос уловил то, о чем она подозревала: предательский смешанный аромат рыбы луфаря и тмина, напоминающий запах женского полового инструментария. Как-то однажды Мэгги сама готовила такое блюдо из луфаря и семян тмина, запекала его в пергаменте с кориандром и лаймом — и они с Ниной повернулись тогда друг к другу с одной и той же мыслью. Они превратили все в шутку, назвав блюдо — луфарь a la puta[6]. И вот он, этот запах снова, в паху у Кеннета. Она вспомнила всю сцену, произошедшую сегодня в библиотеке: девушка выходит из туалетной комнаты, затем оттуда же крадучись выходит Кеннет. «Он хотел, чтобы я его поймала!» Мэгги была уверена в этом сейчас, вылезая из-под одеяла.