Дойдя до этого места, я очнулась и поняла, что мы уже за Барнаулом: ещё немного — и всё случится.

— Как ты? — спросила тётушка, заметив, что я держусь из последних сил.

— Вот думаю: что может чувствовать жалкий призрак богини — уродка с перьями — кикимора, которую изгнали из дома в болото? Чумазая и обиженная, возвращается она в дома, чтобы прясть по ночам нитки, а вспомнив, что никому не нужна, что теперь даже имя у неё другое — полтергейст, начинает бить посуду или красть детей.

Младшая сидела, притихнув.

— Ты же не думаешь, что в меня вселилась кикимора? — с опаской спросила она.

— Каждая женщина либо кикимора, либо богиня — от неё зависит, — заметила тётушка.

— Свергнутая богиня — всегда кикимора. Надо брать судьбу в свои руки, — попыталась и я сделать какие-то выводы.

— Я когда твоих кукол потеряла, очень расстроилась, — сказала Младшая, — даже спать не могла. Попробовала пеленашку сама сделать, но какая-то ерунда получилась.

— Ты рассердилась? — спросила я. — Рассердилась, вместо того чтобы учиться?

— Да. Обиделась, что не получается, и рассердилась, что за куклами недоглядела…

В деревню мы приехали ещё засветло. Дедов дом показался мне гораздо ниже, чем был в детстве. Словно устал стоять и присел. Мы поднялись на крыльцо и постучали.

— Дёрни за верёвочку… — прошептала я. На двери был наш, старый запор.

Младшая потянула за верёвочку, и дверь открылась.

Навстречу вышла старушка, которую я не узнала. Мы поздоровались, объяснили, кто такие, и попросили разрешения показать детям дом, в котором жили мы и наши родители и деды.

— Маня! — крикнула хозяйка, жестом приглашая нас за собой. — Гляди-ка, дом-то всех ваших тянет и тянет!

Мы вошли, а навстречу поднялась наша бабушка. Я почувствовала, как дом обнял нас и прижал к груди.

В комнате был порядок. Конечно, там не было вещей, которые принадлежали нашей семье. Но мне казалось, что я могла говорить с любым предметом. И за любой вещью, за любым нашим действием стояло нечто невидимое — то, за что мы отвечали так же, как и за то, что могли увидеть и потрогать. Младшая, обняв бабушку, обвела комнату взглядом и замерла: у окна стояла настоящая прялка.

— Звать-то тебя как? — спросила хозяйка, за рукав притянув к себе Младшую.

— Прасковья, — ответила та.

— Прасковья, — подтвердила бабушка.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Дорогой друг! Если ты, прочитал книгу, подумал, что мне сто пять или даже все сто шесть лет, ты не ошибся. Когда я работала над этой книжкой, мне было далеко за сто. А вот когда писала другие — про добрую феечку с вредным характером, про Буку, которая сама боится, про Морозейку Минус Два — деда Мороза размером с мороженку, — мне было лет семь, не больше.

Дело в том, что у писателей есть специальная превращательная машина. Она помогает возвращаться туда, где ты когда-то был, — в детство. И даже дальше — в детство твоих родителей. А может превратить тебя в твоих внуков и даже правнуков. Конечно, это и само собой со временем происходит: одни наши части уходят в землю или на небеса — к предкам, другие воплощаются в потомках. Но мне не хочется ждать. Это у меня с детства. Мне, например, никогда не хватало терпения ждать, пока в магазине появятся новые детские книжки. И я начала сочинять их сама. Это было, когда я уже училась в школе. До школы со мной тоже случилось много интересного. Самое главное — я родилась. Кому-то, возможно, к такому не привыкать, а для меня до сих пор это чудо. И ведь как угадала! Сумела устроиться для земной жизни в самой прекрасной семье, в самом замечательном месте — в Алтайском крае, в маленьком селе между гор, рядом с быстрой и чистой рекой Чарыш. Село называется Усть-Пустынка. До шести лет я росла в этом раю, где можно пить из реки, где росла посаженная дедушкой в честь моего рождения яблоня — золотая китайка, где в горах были старые шахты и пещеры (одна с подземным озером, вторая с летучими мышами, третья — проходная…); в лесах за горками водились волки с медведями, маралы, лисы и рыси… Дедушкины лошади и бабушкина корова; паренная в русской печи огроменная тыква; овраг у дороги, куда ходить строжайше запрещалось; сбор клубники и трав…

Потом папу перевели директором школы поближе к цивилизации — туда, где был телефон, асфальтированные дороги и детский сад. Село, в которое мы переехали, называлось Маралиха, потому что когда-то здесь водились маралы. Но к тому времени маралов уже не было, зато у меня появились личная собака, большая черёмуха, и чердак, и сенник, и три огромных тополя перед домом, и пешие походы с родителями за несколько десятков километров. Всё это я так старательно перечисляю, потому что без этого моя превращательная машина не заработала бы! Но это лишь часть конструкции. Надо было ещё окончить университет, выйти замуж, поработать в школе преподавателем массмедиа (был такой предмет, и оценки в журнал я за него ставила!), побыть Дедом Морозом (он тогда ещё не обосновался в Великом Устюге, и я сама отвечала на письма своих учеников-первоклашек, а потом разносила ответы по почтовым ящикам), родить двоих детей и начать расти уже вместе с ними.

То, что у меня есть превращательная машина, я заметила не сразу. Вот что вы больше всего не любите делать? Мыть посуду, спать, делать уроки? Я тоже это не любила. Но вдруг меня осенило: ведь можно превратиться в учительницу и не «готовить уроки», а «составлять планы» (мои родители всю жизнь проработали в школе, и я представляла разницу). Потом я придумала, как можно весело мыть посуду и справляться со множеством других дел, которые раньше казались неприятными. Так, играя, я научилась скучное превращать в интересное. Теперь я никогда не скучаю, даже если вдруг остаюсь без компьютера. Позже я научилась страшное превращать в жалкое, а грустное — в смешное. Теперь вот учусь злое переделывать в доброе. И в себе, и в жизни, и в книгах.

Вообще-то не только у писателей — у многих людей есть такое устройство. Наверняка есть оно и у тебя. Интересно, чем ты заправляешь свою превращательную машину? Воспоминаниями и фантазиями? Пониманием того, что жизнь удивительна? Умением различать важное и второстепенное? О, от этого она затарахтит как миленькая! А если нет? Знаешь, где хранятся дополнительные батарейки? В хороших книжках. Даже если тебе не приходилось пить из реки, сидеть на горе и собирать в букетик дикую клубнику — ничего страшного, книга это исправит. Пока ты читаешь, ты становишься мной, а я — тобой. Превращательная машина и такое может!