— Да, да, я знаю… Ухожу. Я и так заговорил вас. Не прощаюсь, позвоню вечером. Кстати, это была хорошая идея — объявить, что вы без сознания. Внизу мои коллеги — человек сто…

Воронцов долго лежал с закрытыми глазами. Кажется, входила медсестра и делала укол — он не обратил внимания. Уличный шум усилился и резал слух — или это у него шумело в ушах? «Домой», — думал он и видел это слово перед собой, оно принимало разные обличья, то представая лицом Иры, то вспыхивая радугой над домами Арбата, то слышалось тихим смехом дочери, то многоголосием митинга правых на Манежной, и все это было одно слово…

Он не видел вертолета, зависшего на уровне окна метрах в двухстах от здания, и звука двигателя не слышал тоже. А лазерное ружье в импульсном режиме стреляет и вовсе бесшумно.

Портер вышел на улицу и остановился. За руль садиться не хотелось. От коллег удалось смыться через кухню и черный ход. Он раздумывал. Что-то он делает не так. Слишком много суеты. Искать того, искать этого. Привычка репортера. Может быть, прав Алекс, и сейчас важнее просто думать?

Портер вдруг представил себе, что дома вокруг медленно плавятся в полной тишине, а капли бетона, почему-то огромные, как дирижабли, плывут по воздуху и не падают, а поднимаются в небо, разбухая, и люди на тротуарах тоже превращаются в капли и плывут, сливаясь друг с другом. Небо становится тяжелым, воздух густеет, оседая на землю, которая расступается, поглощая все, и мир обращается в хаос. И что же это, господи! Для того, чтобы сотворить такое, и существовал человек?

«Я смогу написать это, — подумал Портер. — Нужно только поговорить с Патриксоном. До него вряд ли добрались, тихий ученый, на „Лоусон“ работали тысячи… А он обо всем догадывается и сможет объяснить. А я напишу. О том, что человек, будь он хоть сто раз запрограммирован природой, обязан прежде всего быть человеком. Искать выход. Найти его.»

Портер глубоко вздохнул. Он уже представлял себе первую страницу, готов был хоть сейчас надиктовать ее. Репортажи его и Воронцова дополнят друг друга. Они будут по-разному оценивать факты, чтобы сойтись в главном. И обязательно нужно ударить по будущему оружию. Остановить.

Портер вошел в кабинку таксофона, вспомнил номер телефона космолога и снял трубку.

Набрать номер он не успел.

— Добрый вечер, сэр.

— А, Филипс… Слушаю.

— Возможность дальнейшей утечки информации полностью блокирована. К сожалению, мы недооценили эту группу, особенно физика. Пришлось принять радикальные меры. И с русским репортером тоже, к сожалению. Полагаю, Москва ограничится нотой.

— Все равно, Филипс, ваши службы сработали очень нечетко… Кстати, что за разговоры о человечестве как о разумной бомбе? Есть в этом какой-то смысл?

— Не знаю, сэр. Оставим журналистам, пусть прожуют и выплюнут. Для нашей работы я больше помех не вижу. А будущее человечества… Вас оно волнует, сэр?

— Нет.

— Меня тоже.