Наступил вечер. Сильный ветер прогнал тучи. С протяжным воем пролетал он по увядшей траве и по черным деревьям. Красное солнце, как холм, еще возвышалось на западе. Племя собралось в кучу, с тревогой ожидая наступления ночи. Скоро ли вернутся те дни, когда пламя, ворча, поедало поленья? Когда запах жареного мяса разносился в сумерках, теплая радость разливалась по телу, когда волки, медведь, лев и леопард убегали от сверкающей жизни огня?
Солнце потемнело; на обнаженном западе замер свет. Ночные животные вышли на охоту.
Старый Гун, которого лишения состарили сразу на несколько лет, простонал, полный отчаяния:
– Гун видел своих сыновей и сыновей своих сыновей. Огонь всегда был среди уламров, теперь больше нет огня! Гун умрет, не увидав его!
Расщелина скалы, где укрылось племя, была вроде пещеры. В хорошую погоду это было неплохое убежище, но теперь северный ветер бичевал незащищенную грудь старика.
Гун продолжал:
– Волки и собаки с каждым днем становятся все более смелыми и дерзкими.
Он указал на крадущиеся тени, число их увеличивалось с наступлением темноты. Вой становился более протяжным и более угрожающим. Последние сумеречные отсветы держали их еще в отдалении. Дозорные в беспокойстве шагали под холодными звездами, на холодном ветру.
Вдруг один из них остановился и вытянул голову. Другие последовали его примеру. Затем первый сказал:
– На равнине люди!
Все племя взволновалось. Некоторые испугались, сердца других преисполнились надеждой. Фаум, вспомнив, что он еще вождь, выбрался из расщелины, где он отдыхал.
– Пусть все воины возьмутся за оружие! – приказал он.
В эту тревожную минуту было не до распрей, уламры беспрекословно подчинились. Вождь прибавил:
– Пусть Гум возьмет с собой трех молодых воинов и пойдет на разведку!
Гум колебался, недовольный тем, что получает приказания от человека, который уже потерял силу. Вмешался старый Гун:
– У Гума глаза леопарда, слух волка и нюх собаки. Он сразу узнает, кто подходит, – враг или друзья.
Тогда Гум с тремя молодыми воинами отправился в путь. По мере того как они подвигались вперед, хищники бежали по их следам. Воины скрылись из виду. Племя с тревогой и нетерпением ожидало возвращения разведчиков. Наконец в темноте раздался протяжный крик.
Фаум, выскочив на равнину, воскликнул:
– Это идут уламры!
Необычайное волнение охватило всех.
Гун спросил:
– Кто идет: Аго и его братья или Нао, Нам и Гав?
Снова раздались крики под звездами.
– Это сын Леопарда! – радостно прошептал Фаум.
В глубине души вождь боялся свирепого Аго. Но большинство уламров думало лишь об огне. Если Нао принесет огонь, они готовы пасть перед ним ниц; если же нет – гнев и презрение восстанут против его слабости.
Между тем к становищу подкралась стая волков. Сумерки сменились непроглядной ночью. Последние отблески дня погасли, звезды тускло светили в ледяном небе. О! если бы увидеть, как возрождается теплое красное животное, чувствовать его дыхание на своей груди и на своем теле!
Наконец показался Нао. Его могучая фигура чернела на серой равнине. Фаум закричал:
– Огонь! Нао несет огонь!
Орда заволновалась. Многие замерли на месте, как оглушенные ударом топора, другие повскакивали с неистовыми криками:
– Огонь! огонь!
Сын Леопарда держал его в своей каменной клетке. Это был маленький красный огонек, слабая жизнь, которую без труда могло задуть детское дыхание. Но уламры знали, какая огромная сила таится в этом слабом огоньке; задыхающиеся, безмолвные, страшась, что он исчезнет, смотрели они на огонь.
Затем поднялся такой шум, что даже волки и собаки испугались. Все племя столпилось вокруг Нао с жестами покорности, обожания, радости.
– Осторожно, не убейте огонь! – крикнул старый Гун.
Все отступили. Нао, Фаум, Гаммла, Нам, Гав, старый Гун образовали в толпе ядро и направились к скале. Уламры бросились собирать сухие травы и ветки. Когда костер был готов, сын Леопарда поднес к нему дрожащий огонек. Сначала он скользнул по сухим сучьям, потом со свистом и ворчаньем стал пожирать сучья и ветки. Увидев пламя, волки и собаки убежали, охваченные страхом.
Тогда Нао, обратившись к Фауму, сказал:
– Сын Леопарда выполнил свое обещание! Сдержит ли свое слово вождь уламров? – Он указал на Гаммлу, освещенную багряным светом.
Девушка тряхнула длинными, пышными волосами, трепеща от гордости при виде Нао.
– Гаммла будет твоей женой! – покорно ответил Фаум.
– И Нао станет вождем племени! – смело добавил старый Гун.
Он сказал так вовсе не для того, чтобы высказать презрение к Фауму, но чтобы уничтожить соперничество, которое он считал опасным. В этот торжественный момент никто не посмел бы ему противоречить. Все племя радостно приветствовало его предложение. Но Нао видел только Гаммлу: ее длинные волосы, ее прекрасные глаза. Глубокая жалость поднималась в его сердце к человеку, который отдавал ему в жены свою дочь. Тем не менее он понимал, что ослабевший, искалеченный вождь не может больше управлять племенем. И он воскликнул:
– Нао и Фаум будут вместе управлять племенем уламров!
Все в изумлении замолчали. Жестокий Фаум впервые почувствовал смутную нежность к человеку, который не был ему родственным по крови.
Между тем старый Гун, самый любопытный из всех уламров, спешил узнать о приключениях, пережитых тремя воинами. Память о них была так свежа в уме Нао, будто все происходило накануне.
В те времена люди не обладали большим количеством слов, речь их была отрывочна, но выразительна.
Храбрый воин рассказал о сером медведе, о льве–великане, о тигрице, о пожирателях людей, о мамонтах и рыжих карликах, о людях без плеч, о людях с синими волосами и о пещерном медведе. Однако осторожный Нао не раскрыл уламрам тайны камней, которую он узнал от ва. Треск огня сопровождал его рассказ. Старый Гун воскликнул:
– Не было воина, равного Нао, среди наших отцов и не будет среди наших детей, среди детей наших детей.
Наконец Нао произнес имя Аго. Все вздрогнули, как деревья в бурю, ибо все боялись сына Зубра.
– Когда сын Леопарда видел Аго в последний раз? – спросил Фаум, бросив испуганный взгляд в темноту.
– С тех пор прошли две ночи, – ответил Нао. – Сыновья Зубра перешли реку. Они появились у скалы, где были Нао, Нам и Гав. Нао бился с ними.
Наступило глубокое молчание. Слышно было лишь потрескивание костра, завывание северного ветра и отдаленный крик какого–то хищного зверя.
– И Нао их победил! – объявил гордо уламр.
Мужчины и женщины переглянулись. Радость и сомнения боролись в их сердцах. Му выразил их неясные чувства, спросив:
– Нао убил всех троих?
Сын Леопарда ничего не ответил. Он погрузил руку в складку медвежьей шкуры, которая была на нем, и бросил на землю три окровавленные руки.
– Вот руки Аго и его братьев!
Гун, Му и Фаум осмотрели их, им хорошо были знакомы эти огромные толстые руки, покрытые шерстью, как у зверей. Нельзя было не узнать их. Все вспомнили тот ужас, который наводили на племя эти руки. Соперничество погасло в сердцах завистливых и сильных; слабые соединили навсегда свою жизнь с Нао; женщины почувствовали, что род их не умрет. И Гун Сухие Кости провозгласил:
– Теперь уламрам не страшны враги!
Фаум, схватив Гаммлу за волосы, простер ее грубо перед победителем и сказал:
– Вот! Она будет твоей женой! Я снимаю с нее мою власть. Ты ее господин! Она будет отыскивать и приносить на плече добычу, которую ты убьешь на охоте. Если она ослушается тебя, ты волен убить ее.
Нао опустил руку на плечо Гаммлы и нежно поднял женщину.
Пещерный лев