– Шахматы! – пренебрежительно этак фыркнул братец. – Ты зачем этой игре Лукрецию усиленно учишь? Её скоро замуж выдадут.

– Тебе напомнить про замужних женщин, которые управляли империями? Не будем погружаться в глубины прошлого, достаточно взглянуть на Изабеллу, королеву Кастилии. Всем понятно, что правит она, а её муж, король Арагона, подчиняется ей, как более мудрой и опытной в политике и делах управления страной… даже странами.

Вот так тебя, мордой да в коровий блин! Скрипит зубами, багровеет лицом, а сказать против ничего и не может. Как ни крути, а герцогство Гандийское на землях испанских находится. Хулить же сюзерена столь нагло, открыто и без повода… Понимает, что такого делать нельзя при свидетелях. Да, именно при свидетелях, ведь по поводу моей «братской любви» Хуан никаких иллюзий не испытывает. Правильно делает, откровенно то говоря!

Лукреция, та довольна. Приосанилась, смотрит горделиво так в сторону Хуана, зато на меня с явной такой благодарностью. Меж тем Хуан, у которого не получилось сказать одну гадость, экстренно собирался с мыслями, дабы придумать другую. И это у него получилось… как он сам считал. Эх, вот дурную энергию, да на более благие бы цели! Мечты, всего лишь мечты.

– Я герцог Гандии, Чезаре, а ты всего лишь священник. И не надейся, что отец когда-нибудь позволит тебе стать тем, кем ты хотел быть!

– Глупый бедный младший брат, - вздохнул я, смотря на Хуана как на неразумного младенца. Его слова были направлены на того Чезаре, а сейчас ситуация сильно изменилась. Только он этого не был в состоянии понять. – Наш отец тоже «всего лишь священник», если ты забыл про сей факт. И Папа Иннокентий VIII тоже. Теперь попробуй поднапрячься, заставить свою голову работать, после чего подумай вот над чем… Откуда тебе знать, к чему я стремлюсь? Люди меняются, а если у них хватает ума и силы воли, то в лучшую для себя сторону. И уж тем более глупо считать, будто мне кто-то может что-то позволить. Я САМ принимаю решения, хотя стараюсь учитывать, как они отразятся на семье. И тому же самому учу нашу общую сестру. Ты же… пугаешь её замужеством, которое сейчас вообще не должно быть обсуждаемо. Про попытки уязвить меня я молчу, они для меня, что ветер в поле – безвредны и местами немного забавны.

Стоит, злобится, а новых колкостей произнести не решается. Наверняка из опаски, что нежданно сильно изменивший манеру поведения брат снова выставит его полным и окончательным глупцом перед младшей сестрой. Лучшим выходом в его положении было бы просто уйти, но нет, этого Хуан позволить себе не мог, считая это знаком слабости. Вот и стоял, как чучело огородное, пусть и одетое по последней моде и с предельным богатством.

Появление нового человека могло бы стать палочкой-выручалочкой, но… не стало. Проблема для Хуана состояла в том, что появился Бьяджио, обозначенный мной как личный телохранитель и потенциально приближённый, приносящий большую пользу уже сейчас. Какую? Учёба работы с кинжалами и частично мечом. Тренировки шли каждый день. Не только с ним, тут и другие наставники имелись, из числа солдат кондотты Эспинозы, но Бьяджио был на особом положении, потихоньку становясь из наёмника хорошим приятелем. Мигель да он – в настоящий момент я именно им мог доверять куда больше остальных.

Семейство Борджиа, включая самого Родриго, приняло подобное покровительство, оказываемое с моей стороны Моранце, как нечто вполне нормальное и естественное. Верные люди не берутся из ниоткуда, их «растят». А тут ещё и неплохое основание имелось – совместная серьёзная схватка, где мы сражались бок о бок. Только где остальные Борджиа и где отдельно взятый Хуан? Во-от, то-то и оно.

Мажор местного розлива сначала изображал из себя невесть что, но на это внимания особо и не обращали. Затем, завидев первую нашу тренировку, где вооружённый двумя кинжалами Бьяджио, разделал меня под орех без особых усилий, долго радовался, точнее сказать злорадствовал. И всё бы ничего, но тут братец сам решил показать удаль молодецкую, всерьёз рассчитывая наглядно показать своё превосходство… над опытным, пусть и юным годами наёмником. Тот факт, что тренировочный бой должен был проходить с вооружением «меч-кинжал» ситуацию нисколько не менял.

Не знаю, о чём думал Хуан… Скорее всего он вообще мыслями не заморачивался. Моранца без лишних усилий показал высокий уровень владения оружием, раз за разом обозначая проходившие сквозь защиту герцога Гандийского удары. Разгром и унижение… как это воспринимал сам Хуан. И ведь не свалить на то, что его принудили, сам решил удаль показать. К слову сказать, я намекнул ему, что тут всё по-честному, никаких игрушечных боёв. В общем, сам напоролся, потому и жаловаться глупо.

Жаловаться не стал, хватило сообразительности и остатков здравого смысла, зато список объектов его неприязни пополнился ещё и Моранцей. За минувшие дни этот мажорчик пытался цепляться ко всему: юному возрасту, некоторой стеснительности, тихому голосу. Но особенно в качестве мишени для упражнения своего плоского остроумия его привлекал тот самый стальной «ошейник» Бьяджио. В конце концов, не выдержал даже Родриго, много прощавший своему непутёвому сыну. Он заявил прямо, что: «Опытные солдаты, прошедшие не один десяток боёв, лучше знают, что нужно защищать. Одни усиливают защиту рук, другие прикрывающую пах броню. Ну а Моранца решил позаботиться о шее, что вполне объяснимо, так как ему однажды чуть не перерезали горло. А ты, Хуан, как хотя бы в нескольких битвах побываешь, вот тогда и высказывай свое мнение. Пока же оно неуместно и выставляет тебя в дурном свете».

Душевная была отповедь, мне понравилась! И не только мне, почти всем, помимо самого Хуана. Даже его мать, Ваноцца ди Катанеи, и та не вступилась, понимая ситуацию. Она вообще многое понимала, в том числе и излишнюю разбалованность сына… к которой сама была практически не причастна. Увы и ах, тут куда больше был виноват сам Родриго Борджиа, не сумевший именно этому своему сыну дать понять всю картину мира. Теперь пытался что-то поправить, но как по мне, это были откровенно пустые хлопоты. Что выросло, то выросло!

На «ошейник» Моранцы братец нападать перестал, но всеми силами демонстрировать презрение переставать даже и не думал. Скрывал за ним ненависть к тому, кто явно и показательно его в чём-то превосходил, да ещё и не относился к равным по знатности. Вот и сейчас, едва завидев Бьяджио, процедил сквозь зубы:

– Явился, любимчик моего брата-епископа! Лучше себя веди, может он и тебя в шахматы играть станет учить.

– Я не откажусь, синьор Хуан, - улыбнулся Моранца. – Моё умение играть в эту игру мудрецов оставляет желать лучшего. Все мы можем чему-то научиться, только не все готовы это делать по разным причинам.

И с этой стороны оплеуха подоспела, Хуан ты, Хуан… а в голове совсем иное слово, тебя характеризующее, но на ту же букву начинающееся. Ты же сам прямо нарываешься, на подобного рода весомые плюхи. Пусть они не материальны, но сила удара от этого не менее, а то и более сильна.

Последняя капля. Окончательно разобидевшись, младший братец удалился в неизвестном направлении. Вряд ли к отцу жаловаться, скорее всего просто отправился шляться по злачным местам Рима в компании таких же как он мажорчиков и охраны… а может просто слуг. Бес с ним, воздух чище.

– Мой брат неисправим, - развёл я руками, вновь напоминая Бьяджио, что этот фактор никуда не исчезнет.

– Он такой, какой есть. Я видел и похуже.

– Угу. Например, Пьетро Циприани.

Улыбка в ответ и явно поднявшееся настроение. Моранца помнил, что сталось с вышеупомянутым. Тон же моего голоса намекал на то, что подобное наглое поведение редко приводит людей к чему-то хорошему. Ох и нарвётся Хуан Борджиа с его умением создавать себе врагов на пустом месте. В известной мне истории его прирезали лет в двадцать. Не думаю, что ситуация сильно изменится.

А вот Лукреция явно загрустила и где-то даже расстроилась. Иначе не сделала бы совершенно неуместный ход, отдавая коня на съедение за здорово живёшь. Стоило прояснить ситуацию.