Артефакт. Грязно играют р-родственички. Ну ничего, потягаемся еще. Бросаю на Алексея короткий взгляд, и так и не сброшенная, но изрядно ослабленная воздушная удавка вновь наливается силой. Брат шатается. Отлипаю от асфальта и поднимаюсь на ноги, под потрескивание обугленной ткани и… кажется, кожи. Старательно не глядя на собственное дрожащее от боли тело, медленно подхожу к Алексею. Губы раздвигаются с явно ощутимым треском, и рот наполняется кровью. Кажется, все еще хуже, чем я думал…
– Снимай защиту с ворот. – Брат отшатывается от моего сипа и бледнеет. Продолжаю наступать, сильнее сжимая удавку и чувствуя, что еще немного – и сознание окончательно меня покинет. Слишком сильная боль… слишком. – Быстро… бр-рат.
Не успеваю. Сзади раздается топот. Это сестренки бегут на помощь. К сожалению, не мне. В этом я успеваю увериться, когда спину перечеркивает-обжигает удар огненного хлыста.
– А ну прекрати, кретин мелкий! – Доносится до меня крик одной из близняшек, и это последнее, что я успеваю. А потом вокруг становится темно… и я падаю в блаженное беспамятство.
– Вы что, совсем оборзели?! – Моложавый, подтянутый мужчина в легком тренировочном костюме окинул яростным взглядом мнущуюся в центре комнаты компанию из юноши и двух девушек лет шестнадцати-семнадцати на вид. – Кто вам, соплякам, позволил лезть в оружейку, и самое главное, как вы додумались использовать на тренировке боевой артефакт класса «крепость»? И против кого? Собственного брата!
– Может, не стоит так наседать на молодежь, Владимир? – Возникший на пороге, импозантный в своем темно-бордовом костюме-тройке худощавый седовласый старик замысловато крутанул в воздухе тростью красного дерева. – В конце концов, ничего непоправимого не произошло, не так ли? Парень жив, лекари гарантируют, что все ожоги будут сведены за неделю… да и ребятки наверняка уже поняли, что перестарались… Ведь поняли же?
Ответом остро глянувшему на «ребяток» старику были энергичные кивки и полные такого раскаяния взгляды, что, заметив их, Владимир скривился. Как же… поняли они. Впрочем, старик, казалось, был удовлетворен этим показным осознанием вины, так что тему можно считать закрытой.
Спустя два часа, после доклада владельцу имения и присутствия на коротком «официально-домашнем» обеде, тренер стоял в медицинском блоке у окна небольшого бокса, где в просторной ванне, заполненной даже на вид противной жижей, плавало опутанное многочисленными датчиками тело находящегося без сознания паренька. А вокруг мерно пикали на разные голоса с полдюжины медартефактов.
– Бежать тебе отсюда надо, Кирилл. Долго ты таким «тренажером» не проработаешь. Если сестры с братом не дожмут, так старшие сожрут, – тихо, почти неслышно вздохнул тренер, отворачиваясь от окна.
Отвернулся и не увидел, как по болтающемуся в жиже телу прошлась судорога, взбаламутив ленивую субстанцию. Медартефакты в боксе словно взбесились и умолкли… чтобы через секунду вновь начать мерно попискивать и перемигиваться многочисленными рунами, словно ничего не произошло. Метнувшийся от стола целитель метеором пролетел мимо моментально похолодевшего тренера и, распахнув дверь в бокс, замер на пороге.
– Что? – Владимир тряхнул медика за плечо, но тот ловко сбросил ладонь и устремился к пациенту. Короткий осмотр артефактов, легкое возмущение в Эфире от скользнувшей по телу мальчишки диагностической сетки… и недоуменное лицо медика, повернувшегося к тренеру.
– Очевидно, сбой в оборудовании… может, энергетический скачок? – промямлил целитель. – Но… сейчас все в порядке.
– А если не скачок? – прищурился тренер. В ответ медик скривился.
– Тогда наш пациент на секундочку умер и воскрес… – фыркнул он. – А это, как мы знаем, совершенно невозможно.
– Ну да, ну да… – покивал Владимир. – Невозможно, конечно.
Вот только тренер, а по совместительству начальник службы безопасности рода Громовых, точно знал, что невозможным являются как раз скачки энергии в медблоке. Тройная система защиты, бессчетное количество стабилизирующих элементов… все-таки питание медицинской части висит на той же ветке, что и системы безопасности поместья, а значит… Демоны его знает, что это значит, но точно не всплеск энергии.
– Владимир Александрович, вас Ирина Михайловна искала. Просила зайти, – возникший рядом боец протянул командиру записку, прочитав которую, тот невозмутимо кивнул и, жестом отпустив подчиненного, направился к выходу из медблока. Когда приказывает хозяйка дома, а по совместительству супруга наследника рода, тянуть не стоит. Чревато, знаете ли…
– Володя, что произошло сегодня утром, и почему Кирилл не был на обеде? – Холеная женщина с властным взглядом и совершенными формами мягко повела рукой, указывая вошедшему в ее кабинет начальнику охраны на кресло. Сама она расположилась на диване, по другую сторону от низкого столика.
– Утром… произошел непредвиденный инцидент, – устроившись в предложенном кресле, проговорил Владимир. – Дети решили обойти условия поставленной им на тренировке задачи несколько… хм-м… рискованным способом. Для чего ими была взломана оружейная, кстати, неизвестным нам пока способом, поскольку нарушения рунных цепей, как и несанкционированного допуска вообще, зафиксировано не было…
Тут Владимир заметил, как его собеседница вдруг стрельнула глазами куда-то в сторону и почти незаметно облизала губы… Вот так. Не было взлома. Добрая мамочка дала детишкам доступ ко взрослым игрушкам. Начальник службы безопасности вздрогнул, вспомнив, какие еще боевые артефакты хранились в оружейке. Хорошо, что дети взяли только защитный комплекс. Выбери они что-нибудь иное, скажем, штурмовой «Центавр», – и от поместья могли бы остаться одни обугленные руины…
Справившись с собой, Владимир продолжил доклад, а заметив, как облегченно вздохнула Ирина Михайловна, выслушав всю историю до конца, не поленился тронуть Эфир… И вынужден был в очередной раз признать, что боярские роды, бывшие опорой страны, вырождаются точно по примеру княжеских фамилий… Противно. Особенно когда понимаешь, что в душе этой красивой и умной женщины и в помине нет беспокойства о жизни родного племянника, едва не убитого ее детьми. Только облегчение от того, что глава рода закрыл глаза на случившееся… в очередной раз. И где же знаменитая поддержка рода, о которой так пафосно говорится в присяге? Где это «единым кулаком», и где эта «всемерная поддержка»? Грустно…
Открыть глаза… и быстро их закрыть, защищая от режущего и слепящего света. Хм. Кажется, я не так уж и мертв? Однако. Даже не знаю, как к этому относиться… зажрался? Да нет. С моим диагнозом мне жить оставалось хрен да нисколько. Каждый день мог стать последним. Так какой смысл в том, чтобы пережить тот идиотский бой и браво загнуться по давнему «приговору» врачей? Хотя, конечно, вляпался я с Десяткой знатно. Ну, должен же был понять, что меня специально отжимают на балкон под выстрел. Ан нет, возомнил себя самым умным – вот и поплатился… А потом… Да, еще этот идиотский разговор, что привиделся мне после… хм, после смерти? Задание… учеба… Перун этот среброусый… Мрак. Хотя учеба – это неплохо, да… Совсем неплохо…
– Кирилл, ты меня слышишь? – Раздавшийся рядом глубокий баритон отчего-то заставил мое тело дернуться, и я тут же почувствовал, как зазудела кожа… Что-то подобное было со мной, когда я валялся в госпитале с ожогами. Оч-чень похожее ощущение. Только непонятно, с чего это я так отреагировал на имя какого-то Кирилла, если меня при рождении Романом назвали?
Вот опять… Ладно, посмотрим, что это тут такое творится. Открываю глаза… очень осторожно открываю: все-таки недавний опыт сказывается.
– Гх-хде я… – сиплый голос, почти хрип. Но не такой, как бывает от слабости или долгого молчания… Странно. Вроде бы с горлом у меня было все в порядке. Меня били? Зачем?
– Ты в медблоке поместья Беседы. Кирилл, посмотри на меня. – Человек, стоящий у изголовья моей кровати, водит растопыренными пальцами перед моим лицом. Хочу поправить его, но… в этот момент по телу проходит волна тепла, и желание говорить пропадает. Уж больно знакомое ощущение. Бывало у меня такое в присутствии людей, обладающих способностями, схожими с моими. И как правило, они относились к госструктурам… что в принципе неудивительно, учитывая, что большую их часть я сам и учил. А значит, значит, лучше пока промолчать… и осмотреться. Может быть, даже к лучшему, если меня принимают за другого.
