Папиросы, спички, два магазина, оплавленный амулет, хотя местные все же предпочитали название оберег. Все, пусто. Он встал, заглянул в машину. Ни рации, ни чего-то на нее похожего. На секунду его снова посетило сомнение — с хрена ли он должен рисковать шкурой? Но отринув в трусливые мысли, он вновь поднялся по ступеням и замер в шаге от порога. А за ним начиналась тьма, не темнота, а именно хорошо знакомая ему тьма. Да, сейчас его ментальная защита пахала, как проклятая, оберег Сварога нагрелся и обжигал грудь, а по позвоночнику проскользнул заметный холодок.
Константин посмотрел на Беляша, тот замер в дверном проеме, оскалив клыки, вздыбив шерсть на загривке, которая слегка светилась, давая возможность видеть хотя бы на пару метров вглубь дома.
Ментальный удар едва не уложил Константина на каменные плиты крыльца. Во тьме, буквально метрах в трех от него, возник человеческий силуэт с вытянутой с вытянутой в его сторону рукой, на пальцах которой полыхало бледное призрачное пламя. Буляш рухнул на порог и забился в судорогах, а голову Воронцова сжало, словно раскаленным обручем. Четкость картинки в глазах пропала, захотелось рухнуть на колени и просто сдохнуть, но именно в этот момент оберег Сварога раскалился и буквально прилип к груди, приводя его в чувство. Константин быстро, насколько смог, вскинул револьвер и дважды выстрелил в силуэт. Пули, не заряженные светом, могли только замедлить проклятого, но задачу выполнили, давление исчезло, а противник отшатнулся во тьму.
— Уходи, — раздался в голове панический вопль Юлии, — прошу тебя, он неимоверно силен. Он снес щит, который я выставила, словно его и не было. Даже тень с оберегом Сварога лишь ослабили ментальный удар.
Константин вместо этого шагнул внутрь дома.
— Если уйду, он скроется в городе, и тогда тут начнется кошмар. Он мне, сука, все дело похерит, вместо моих изделий люди будут покупать амулеты, патроны и револьверы.
— Ты… — задохнулась от возмущения Юлия, но заткнулась, понимая, что мешает Воронцову.
Беляш, трусливо скуля, поднялся на лапы и теперь терся об его ногу, прислужнику было страшно.
— И мне страшно, — прошептал для него Воронцов, он уже приноровился видеть сквозь тьму и теперь разглядывал пустой приемный зал. — Нелепо как-то звучит, — поймал бывший детектив веселую одинокую мысль, — напоминает приемный покой. — Но от этой шутки стало легче.
Проклятый возник из тьмы метрах в трех справа от него, прикрывшись стеной. Тот же, которого он зацепил, или другой, Константин не знал. Новый ментальный удар обрушился на него, но он был уже готов. Поворот к цели, дважды грохнул револьвер, и только начавшаяся атака схлынула, словно волна с галечного пляжа, а Беляш, который успел отскочить в сторону и не попал под атаку, прыгнул с места, сбивая подраненного противника с ног, одновременно захлестывая энергетическим захватом.
Проклятому это не понравилось. Он дернулся, словно от разряда тока, но не отключился, как обычный человек. Что произошло дальше, Константин не понял. Стрелять он не мог, Беляш перекрывал цель. Понятно, что ему пули не причинят вреда, но все равно, он не сможет прострелить прислужника и нанести урон. Сгусток тьмы, сорвавшийся с руки проклятого, подбросил зверька на пару метров вверх, захват тут же исчез. Проклятый, словно и не было ранения и атаки Беляша, стремительно вскочил на ноги, окутываясь тьмой, которую на мгновение разогнал прислужник, но нож из Беловодья, брошенный левой рукой, вошел точно в сердце. Последние дни Константин, поняв, что этот клинок один из его самых серьезных аргументов, установив на заднем дворе дома мишень, часами метал в нее нож. То, что для того старика было рабочим инструментом, стало оружием, он втыкался, как его не кинь, проникающая способность запредельная. Даже с куском железа, толщиной в три миллиметра, вышло. И с зачарованной кирасой, которую приволок Горд по его просьбе. Не было от него защиты, и звать его обратно в руку боярин наловчился за краткое мгновение.
От предсмертного крика твари, в который было вложено немало ментальной силы, голову Воронцова едва не разорвало. Снова все вокруг поплыло. Константин покачнулся, но устоял. Атака почти сразу оборвалась, а проклятый, опрокинувшись на спину, задергалась в судорогах. Константин вскинул револьвер и всадил пулю точно в голову. Да и как тут не попасть-то с трех метров? Череп твари раскололо надвое, тьма ее больше не защищала, и все вышло, как надо.
Клочья черного тумана привычно начали сгущаться, собираясь в одну точку, и оставляя после себя плотный черный шарик, и только после этого боярин раскрыл левую ладонь и позвал нож. Тот влетел в руку, довольно серьезно ударив хозяина, но с этим приходилось мириться. Потратив пару секунд на то, чтобы осмотреться, и не обнаружив непосредственной угрозы, Константин шагнул к телу и поднял сияющую для него, как звездочку, сферу тьмы, большую, теплую и концентрированную. Вот только его по-прежнему окружала тьма. Он нутром чуял, что еще ничего не кончилось.
Беляш поднялся на ноги и, виновато заскулив, потерся об ногу.
— Прости, хозяин, я не смог защитить, слишком слаб.
— Берегись! — мысленно закричала Юлия, но запоздала.
Да и как можно приготовиться к такому? Тьма на мгновение уплотнилась, словно пружина, а затем расширилась, двинув Константина в грудь. Не устояв на ногах, боярин отлетел назад, приложившись спиной о стену, лишившись защиты тени от физического урона, при этом жезл больно саданул под ребра, аж слезы из глаз брызнули. Вставать Воронцов не торопился, кое-как придя в себя, он переломил револьвер, и экстрактор автоматически выкинул на пол стрелянные гильзы и два патрона. Положив револьвер рядом, Константин извлек из подсумка скорозарядник и вогнал семь новых патронов, надавил на него, выщелкнув в барабан пули, и сунул в карман, дернул кистью, защелкивая револьвер, и взвел большим пальцем курок. Вот теперь он снова был готов к бою. Хотя за последнюю минуту его состояние резко ухудшилось. Он успел подняться на ноги, прошипев пару матерных посланий в адрес жезла, ребра с левой стороны нещадно ныли. Фигура проклятого вылетела откуда-то слева, да так удачно, что оказалась на расстоянии вытянутой руки от боярина.
— Удар света, — отдал он мысленный приказ жезлу и, перекинув нож в левой руке обратным хватом, двинул возникшему перед ним проклятому в середину груди.
Вспышка белого света, хруст сломанных костей, тварь снесло, словно уличную вывеску штормовым ветром. Пролетев метра два по воздуху, проклятый рухнул на паркет, заработав еще парочку сломанных костей. Добивать его не потребовалось, тьма уже начала собираться в одной точке, чтобы стать очередной сферой. Вот только поднимать ее уже было некогда, дом наполнился звуками. Голова снова потяжелела, но с первой атакой это не шло ни в какое сравнение. Твари, ломанувшиеся на него и прислужника, были куда проще, чем пара проклятых. Резун, сиганув с балкона второго этажа, попытался достать человека, стоявшего под ним, но прислужник оказался быстрее, стремительный прыжок навстречу твари, сияющий серебром хвост, превратившись в копье, пробивает хилую грудь чертика, тот даже не успел пустить в дело когти. Черно-белый клубок рухнул на пол, раздался вой, предсмертный вой, который почти мгновенно оборвался, поскольку зубы и клюв Беляша сомкнулись на шее твари. Резун дергался в конвульсиях, черная кровь текла из порванного горла, а у прислужника на морде появилась длинная глубокая рана, сочащаяся полупрозрачной слегка голубоватой кровью, или что там у Беляша вместо нее? Все же зацепила его когтем отрыжка тьмы.
Все это Воронцов заметил мельком, поскольку на него перло настоящее нашествие. Черный бибизьян, встреча с которым едва не стоила ему жизни в табачной лавке, в длинном и невероятно красивом прыжке вцепился в предплечье правой руки, но камзол был зачарован на совесть, лучше, чем куртка из лавки братьев Силовых. И пока тварь пыталась порвать его рукав и дотянуться до человека, Воронцов полоснул по ней ножом, который сжимал в левой руке, едва не перерубив тщедушного живоглота пополам.