— Ты на что намекаешь? На бесконечную игру в покер?

Он мгновенно представил, как удобно расселась она на нем, как потом ее груди прижались к его груди, вспомнил о распростертой на нем, изгибающейся, податливой женщине, готовой вот-вот воспламениться от его прикосновений. В этот момент взгляд Ника, как нарочно, упал на заглавие книги на стеллаже, выставленной среди новинок, — «Как доставить женщине множественный оргазм».

Черт!

— Ник?

Он встряхнул головой, пытаясь разогнать одолевший его дурман. А Алекса — интересно, способна на множественный оргазм? Она вздрагивала в его объятиях от обычного поцелуя. Что бы стало с ее телом, если бы он взялся за него как следует: задействовал бы и губы, и язык, и зубы, чтобы увлечь ее на край сексуального возбуждения? Кричала бы она? Сдерживала бы отклик? Или приняла бы с удовольствием и сама наградила бы его сполна?

— Ник?

У Ника на лбу выступила испарина. Он еле-еле отвлекся от провокационного заголовка, с трудом возвращаясь к реальности. Какой же он болван! Только что утверждал, что они с Алексой должны остаться друзьями, — и тут же впустил ее в свои фантазии!

— Э-э… да. То есть, разумеется, мы можем играть и в карты. Но только не в «Монополию»!

— Ты всегда продувал в эту игру. Вспомни, как Мэгги довела тебя до слез, когда ты попал на «Променад»![14] Ты пытался торговаться с ней, но она затребовала наличные. Ты потом целую неделю с ней не разговаривал.

Ник сверкнул на нее сердитым взглядом:

— Ты путаешь меня с Гарольдом — с тем пареньком, который жил на нашей улице. Никогда я не ревел из-за игры!

— Ну да, ну да.

Ее скрещенные на груди руки и выражение лица красноречиво говорили о ее недоверии к его словам.

Ник, еле сдерживаясь, провел по лицу ладонями. Он не понимал, как Алексе удалось из-за пустяковой игры довести его до белого каления. Такого прежде не случалось.

— Значит, мир и дружба, — подытожила Алекса. — Это мне подходит.

— Значит, договорились.

— Ты поэтому и пришел на поэтический вечер?

Он взглянул ей в глаза и откровенно соврал:

— Хотел доказать тебе, что и я способен на компромисс.

Ее лицо вдруг осветилось милой улыбкой. К этому Ник был совсем не готов. Ему, очевидно, удалось задобрить ее, хотя, солгав, он на самом деле хотел, чтобы дальше все в их отношениях шло как по маслу.

— Спасибо, Ник…

Алекса легонько коснулась его руки, и Ник в первый момент даже отпрянул, но потом совладал с собой и неловко пробормотал:

— Ерунда… Ты тоже сегодня что-нибудь прочтешь?

— Мне, кажется, пора, — кивнула Алекса. — Обычно я завершаю чтения. Ты пока походи тут, осмотрись.

И Алекса снова примкнула к шумному сборищу. Ник проводил ее взглядом и стал бродить среди стеллажей, рассеянно прислушиваясь к очередному чтецу, чьи вирши доносились до него сквозь приглушенные звуки музыки. При этом Ник недовольно морщил нос: до чего же он не любил поэзию! Выплескивать свои переживания, выворачиваться наизнанку, поверять чувства каждому встречному и поперечному? Витийствовать, сравнивая природу и вдохновение в беспрестанных шаблонах и бессмысленных образах, ставя под вопрос собственный рассудок? Нет, уж лучше взять для чтения хорошее биографическое описание или классика вроде Хемингуэя. А если слушать — так оперу, где самые бешеные страсти никогда не выходят из-под контроля.

В микрофоне раздался знакомый хрипловатый голос. Ник отошел в тень и стал глядеть на жену, уже занявшую место на небольшой эстраде. Алекса немного пошутила со слушателями, поблагодарила их за участие и назвала заголовок своего нового стихотворения: «Темное местечко».

Ник приготовился к чему-то жутко высокопарному и даже заготовил в уме подходящий к случаю комплимент. В конце концов, она не виновата в том, что ему не нравится поэзия. Он дал себе слово не высмеивать то, чему Алекса придавала такое большое значение, и решил даже поощрить ее в этом.

В мягкий мех и нежнейшую замшу
Одеты усталые ноги мои.
Я жду конца и начала всего…
Жду яркого света, что сможет вернуть мое «я»
В мир блистающих красок и ароматов терпких духов,
В мир злых языков и лживых улыбок.
Я слушаю звяканье льда в хрустальном стакане.
Но внутри все кричит о впустую растраченном прошлом.
Секунды… Минуты… Столетия…
Час озарения настал: наконец-то я — дома!
Разлепляю уставшие веки. Дверь открыта и манит меня ослепительным светом.
Не знаю, вспомню ли я.

Алекса сложила листочек бумаги и кивнула публике. Никто не проронил ни звука, некоторые лихорадочно строчили что-то в своих блокнотах. Мэгги восторженно вскрикнула. Алекса засмеялась и сошла с эстрады. Она начала собирать пустые стаканчики и болтать с участниками вечера, который уже близился к концу.

Ник стоял в одиночестве и смотрел на нее. Его переполняло необъяснимое чувство, и поскольку он испытывал его впервые, то не мог подобрать ему названия. У Ника в жизни почти не осталось ничего, что могло бы растрогать его, а потому ему казалось, что так и должно быть.

Но сегодня в нем что-то стронулось с места.

Алекса поделилась некой важной частью себя с целой толпой чужаков. И с Мэгги. И с ним тоже. Невзирая на возможную критику, не побоявшись ничьих нелепых выходок, она взяла и рассказала другим то, что ощущала сама, и заставила Ника ощущать то же самое. У него перехватило дыхание от ее храбрости. Но, помимо восхищения, где-то в глубине его души, словно болотное чудище, поднялось сомнение, и Ник задал себе вопрос: что, если за всеми его рассудочными построениями скрывается банальная трусость?

— Ну, что скажешь?

Ник, хлопая глазами, смотрел на Мэгги, пытаясь вникнуть в ее вопрос.

— О… Мне понравилось. Я еще не слышал ее произведений.

Мэгги довольно улыбнулась, словно вожатая младших скаутов:

— Я беспрестанно твержу Алексе, что пора ей уже издать свою антологию, а она и ухом не ведет. Она просто помешалась на своем магазине.

— Разве нельзя совмещать?

— Конечно можно! — фыркнула Мэгги. — Мы с тобой так бы и поступили без раздумий, потому что мы не привыкли упускать возможности. А вот Эл не такая. Она счастлива уже тем, что делится с другими, и слава поэтессы ей безразлична. Она уже печаталась в нескольких журналах и даже посещает поэтический кружок, но больше ради друзей, чем ради себя. Вот в чем наша проблема, братец. И всегда так было.

— Что?

— Мы привыкли только брать. Видимо, сказываются просчеты в воспитании. — Оба бросили взгляд на Алексу, которая со свойственными ей добродушными шутками провожала посетителей до дверей. — А Эл в жизни поступает как раз наоборот. Для других она готова сделать что угодно.

Мэгги неожиданно посмотрела на Ника в упор, и ее глаза полыхнули беспощадным огнем, как бывало в детстве. Ее палец уперся брату прямо в грудь.

— Предупреждаю, приятель: хоть я и очень тебя люблю, но если ты ее обидишь, я лично сделаю тебе выволочку! Понял?

Ник, как ни странно, не завелся от ее слов, а почему-то рассмеялся, затем быстро чмокнул сестру в лоб:

— Ты хороший друг, Мэгги Мэй! И я бы не спешил причислять тебя к разряду потребителей. Надеюсь, в один прекрасный день найдется парень, который это поймет.

Мэгги попятилась, разинув рот:

— Ты что, пьяный? Ты ли это вообще? Куда девался мой старший брат?

— Не нарывайся! — Ник помолчал, оглядывая обстановку магазина. — Как продвигается расширение? — У Мэгги от изумления глаза полезли на лоб, и Ник невольно хохотнул: — Не волнуйся — это уже никакой не секрет! Алекса сама призналась, что деньги ей были нужны для устройства кафе. Я выдал ей чек, но, вообще-то, рассчитывал, что она обратится ко мне и за советом. — Мэгги только хлопала глазами и молчала. Ник насупился: — Мэгги Мэй, ты что, язык проглотила?

вернуться

14

Дощатая пешеходная эстакада вдоль берега океана. Первый променад появился в 1870 г. в Атлантик-Сити (штат Нью-Джерси). В игре «Монополия» все улицы носят реальные названия улиц этого города.