Кора снова вспомнила его налитые мощью плечи… Всё в её душе перевернулось — и то, чему раньше в её глазах не было оправданий, теперь выглядело вполне естественно и простительно. Ну, да, несколько распущен, повеса и авантюрист. Но сколько в нём силы, ума, благородства! А как находчив, как мгновенно принимает решения! Как красив и мужественен! Кора снова любила его и страстно хотела считать его достойным своей любви, и потому — склонна была к милосердию и всепрощению.

При этом мисс Иствуд не могла не заметить, что мистер Монтэгю охладел к ней: она не подметила ни одного взгляда или слова, которые говорили бы о былой влюблённости. Даже в ответ на её улыбки Монтэгю держался теперь отстранённо и холодно. А ведь раньше один её взгляд приводил его в трепет. Кора погрустнела, прикрыла глаза, представила Монтэгю — резкий профиль, тёмные волосы, выразительные тёмно-синие глаза.

Неужели она потеряла его сердце? Именно сейчас, когда её душа открылась для его любви?

* * *

Между тем, мистер Кемптон, человек, как мы имели возможность убедиться, весьма неглупый, полностью поверил дураку-кучеру и сильно усомнился в правдивости слов умного господина Монтэгю. В похвалу прозорливости мисс Иствуд следует сказать, что, как она и предвидела, Арчибальд не замедлил нанести визит своей тёще, леди Френсис Холдейн.

Выслушав зятя, леди Фанни полностью согласилась с его выводами. «Разумеется, от Иствуда глупо ждать признаний. Независимо от того, пострадала или спаслась мисс Гилмор, она ни в чём не признается, мисс Иствуд не пожелает положить пятно на семейство. Монтэгю будет до конца строить из себя рыцаря. Ничего ты тут, Арчи, не добьёшься. Мне, по правде сказать, кажется, что всё обошлось, иначе Иствуд не лежал бы с пробитой головой, а девицы не вели бы себя как ни в чём не бывало. Но за Иствудом я на твоём месте приглядывала бы…»

Удовлетворённый тем, что их выводы совпали, мистер Кемптон и впрямь отдал одному из подчинённых соответствующее указание, после чего направился домой, где на пороге столкнулся с мистером Эдмондом Девэриллом. Лицо друга напоминало лица каторжников, вернувшихся с галер, и Арчибальд не мог не подумать, что другу попалась весьма упрямая особа. Сговорившись со своей супругой и приятелями, они за последние недели сделали всё, чтобы заставить жену Эдмонда горько сожалеть о проявленном пренебрежении и осознать совершенное ею как непростительную глупость. Арчибальд знал — через гувернера своих сынишек, дружившего с мажордомом Девэриллов, — что и тесть Эдмонда придерживается аналогичных взглядов и даже с некоторой излишней жестокостью дал это понять дочурке. И она до сих пор упирается, не раскаявшись в собственной глупости?

Оказалось, однако, что мистер Кемптон ошибся. Изнуряли мистера Девэрилла не семейные проблемы, а медовый месяц и связанные с ним неизбежные затраты энергии. Он просто мало спал по ночам последнюю неделю. Узнав об этом и порадовавшись за друга, мистер Кемптон заказал на ленч запеканку из телячьих почек, (мистер Девэрилл при этом кивнул), йоркширский утиный паштет (мистер Девэрилл снова кивнул) и пудинг с изюмом. Мистер Девэрилл кивнул с особым чувством.

Вообще-то, он завтракал. Но почему-то чувствовал себя голодным.

За ленчем друзья обсудили события во Франции, местные сплетни и последние события возле госпиталя, о которых мистер Кемптон, зная сдержанный и скромный нрав своего друга, поведал ему во всех деталях. До обеда они коротали время за картами и беседой. По возвращении домой мистер Девэрилл, оправдывая доверие друга, действительно, никому, кроме жены, о происшествии не рассказал.

Леди же Холдейн, что, в свою очередь, делало честь её прозорливости, после обеда, за которым последовали получасовые размышления на тахте, направилась на партию в бридж в дом Сейвари. Там она приятнейшим образом провела время, в узком круге друзей поведав историю, рассказанную зятем, при этом сугубо обращаясь к мистеру Сейвари, сидящему напротив. «Какое счастье, что обе мои девочки замужем за прекрасными людьми, а не то, попадись в зятья подлец, подобный Иствуду — беды не оберёшься…»

Сэр Винсент молча слушал леди Холдейн и покачивал головой в знак согласия.

Зато сэр Остин Чилтон побагровел, услышав от леди Холдейн ужасающее известие о попытке похищения его племянницы. Напряженно слушал, вцепившись в подлокотники, но по мере приближения её рассказа к финалу, пальцы его разжались, а лицо приобрело свой обычный цвет. Однако прошло немало времени, прежде чем баронет смог выговорить хоть слово. Подумать только! Осмелиться на подобную дерзость! Какой негодяй! Воспользоваться девичьей слабостью! Чёрт возьми, что творится в Уинчестере? Летиция была куда как права, советуя вышвырнуть за компанию с Тэлботом и Иствуда. Просто невозможно поверить! Что происходит в городе? Но точно ли негодяй ничего не добился?

Леди Фанни выразила уверенность в этом, заметив, что, по её мнению, вмешиваться в ситуацию ему отнюдь не надо, и высказала недоумение, почему Остин столь настроен против молодого Монтэгю? Верить надо только половине того, что видишь, и ничему из того, что слышишь. Щенок весьма обаятелен. Да, повеса и шалопут, конечно, но надо признать, что в данной ситуации вел себя просто безупречно. И если бы не он… Сэр Чилтон задумчиво кивнул и направился к сестре — миссис Гилмор, но был встречен ещё в холле племянницей. Она, понимала, что от леди Холдейн дядя непременно узнает о происшествии, и при первом же взгляде на гостя поняла, что скрывать что-то нелепо.

Энн не стала отрицать, что названная история имела место, но умоляла сэра Остина не волновать мать — зачем беспокоить её, раз всё обошлось? Сэр Чилтон не возражал, но потребовал от племянницы точнейшего и подробнейшего отчёта о случившемся. Деваться было некуда, и Энн рассказала о прошедшем вечере. У неё и мысли дурной не возникло, когда мистер Иствуд предложил довезти её до дома, она безумно испугалась, когда в карете он вдруг набросился на неё. Мистер же Монтэгю выглядел в рассказе мисс Гилмор просто героем — настоящим рыцарем Круглого Стола, храбрецом Ланселотом. Она с сияющими глазами не только поведала, но и показала дяде в лицах, как отважно пристукнул мистер Монтэгю ужасного Иствуда, как забросил его в карету, как довёз её к мисс Коре, а после проводил до дома.

Мистер Чилтон не перебивал племянницу и не задавал ей вопросов. Выслушав до конца, он согласился, что миссис Гилмор вовсе не к чему знать обо всём — у неё слабое сердце. С мистером Иствудом разговор предстоял особый. Торопиться с ним баронет не хотел — надо было успокоиться, придти в себя, всё обдумать. Тем более что Фанни тоже советовала ему не проявлять эмоций, уверяя, что это излишне… Ну, а что до мальчишки, сына Этьена, то сэр Чилтон окончательно утвердился во мнении, что виконт был прав.

Сэр Остин задумался. Кто другой сделал бы подобное? Щенок должен был молниеносно сообразить, что происходит, запрыгнуть на запятки экипажа, забраться наверх, уложить кучера, расправиться с Иствудом, помочь бедняжке Энн… Ни у кого из тех, кого Чилтон знал, просто не хватило бы ни находчивости, ни силы сделать подобное. Разве что Арчибальд, подвернись он там… Да, он был неправ на счет юнца, человек Монтэгю всё же приличный, а что до блудных забав молодости, ну, даст Бог, остепенится.

Вернувшись к себе, сэр Чилтон увидел сына, уткнувшегося в толстый фолиант. Заметив отца, Себастиан встал и захлопнул книгу.

— Вы пригласили на обед мисс Монтэгю… — начал сэр Чилтон и умолк.

Книга чуть дрогнула в руках Себастиана. Он поднял на отца глаза, кивнул и замер.

— Если девица вам по душе — сватайтесь.

Себастиан порозовел и опустился на колени перед отцом, прося благословения.

* * *

На третий день по происшествии, благодаря заботливому уходу мамаши и хлопотам мисс Пегги, её горничной, Лоренс Иствуд пришёл в себя. Хотя голова его, как ему казалось, напоминала мешок, набитый мокрыми перьями, Лори снова мог достаточно связно размышлять. К тому же сестрица — злобная фурия — не замедлила поставить его в известность обо всём том, чего Лоренс не помнил, заявив, если он ещё раз осмелится повторить подобный демарш или хотя бы подумать о мисс Гилмор — она и мистер Монтэгю всё расскажут мистеру Кемптону, и тогда его не только ждёт судьба Вивьена Тэлбота, но и кое-что похуже, а именно — сырой каземат в городской каталажке!