Но теперь он хотя бы требовал от нее разумных обоснований предложения, не поддающегося на первый взгляд никакому логическому объяснению. Это было ей по силам. Еще мгновение назад она чувствовала, что теряет ясность ума, допустив смутную мысль, что союз с этим мужчиной был важен и в совершенно ином, неожиданном смысле.

Всему виной ее нынешнее состояние душевного смятения, твердо уверила она себя. Она не ожидала, что будет так сильно волноваться. Она вздохнула свободнее, чувствуя, как напряжение отпускает ее застывшие мышцы. Недвусмысленная логика фактов была ее родной стихией, и Клео была готова эти факты изложить — разумеется, лишь самые необходимые.

Она легко опустила руки на колени и взглянула на Джуда холодно и откровенно.

— Завещание моего отца содержит условие, согласно которому я вступаю в права наследства через год, а мне требуется крупная сумма. Если же я выйду замуж до этого срока, при условии что мой брак будет одобрен дядей и тетей, деньги автоматически перейдут ко мне. Против брака с вами они бы не стали возражать, и, если бы мы поженились в течение, допустим, трех недель, я бы смогла получить наследство и воспользоваться необходимой суммой. Она не велика, если рассматривать ее как часть наследства, — поспешно прибавила Клео, предупреждая его возможные опасения, что она истратит все деньги, а после потребует содержать ее в роскоши. — Мое наследство называют «миллионами Слейдов».

Джуд кивнул, давая понять, что это ему известно; он и не мог не знать того, о чем в кругах Сити знали все. Итак, она привела свои основания, изложила их в краткой и ясной форме. И была уничтожена его усмешкой.

Неправдоподобно синие глаза Джуда смеялись, и Клео почувствовала, что заливается краской. Просить его жениться на ней было само по себе унизительно, а он еще усугубил ее состояние, обратив все в шутку.

— А не проще будет занять эти деньги? — Веселые искорки в его глазах поиграли и угасли, и взгляд приобрел привычную умную холодность и отстраненность. — Не слишком ли сильнодействующее средство вы избрали? Вы могли бы обратиться к опекунам, в чьем ведении находится имущество вашего покойного отца. Подумайте об этом.

Он слегка пожал плечами и сухо добавил:

— Я мог бы одолжить вам необходимую сумму. Вы вполне кредитоспособны.

Он сел у противоположного края своего огромного стола и устремил на нее взгляд сощуренных глаз поверх сплетенных пальцев.

— Сколько? И для каких целей?

Но Клео решительно покачала головой, так, что серебристые блестящие волны волос закрыли ей лицо.

— Я бы предпочла не занимать.

Она не желала никого посвящать в свою тайну, а каждый, кто сможет одолжить столь крупную сумму, потребует от нее отчета! В ее глазах застыла невысказанная мольба, и Джуд тихо спросил:

— Вы в беде?

И снова резкий отрицательный жест. Да, у нее неприятности, но это ее личное дело, и она сама будет выпутываться, не посвящая никого в отвратительные подробности. Она совершила ошибку, серьезную ошибку, позволив себе поддаться поверхностному обаянию Роберта Фентона. Она получила хороший урок и теперь должна дорого за него платить. Ей вдруг стало невыносимо выглядеть жалкой просительницей в глазах человека, не знавшего в жизни иных трудностей, кроме тех, что связаны с его работой.

Ей не следовало допускать и мысли обращаться к нему; она зашла в тупик, это ясно. В ней медленно закипала ярость. Она ненавидела себя за глупость, за унижение, на которое сама себя обрекла, ненавидела Роберта Фентона, этого мелочного, низкого шантажиста, ненавидела Джуда Мескала за причиняемые ей страдания, за то, что он исследовал ее, как пойманную бабочку.

Клео сделала движение, готовясь подняться. Сейчас ей хотелось лишь одного: уйти от этих холодных испытующих глаз, но его голос остановил ее:

— Я могу предположить, какую выгоду вы намерены извлечь из брака. Но в браке участвуют двое. Потрудитесь объяснить, что получу я, никогда не испытывавший необходимости менять таким образом свою жизнь.

Сардонически приподнятые густые брови, взгляд, полный недосягаемого превосходства, лишь разогрели в ней гнев, и Клео взорвалась:

— Говорят, вы не допускаете в свою жизнь женщины потому, что боитесь связаться с «золотоискательницей», — с обидой выкрикнула она. — Женившись на мне, вы можете быть спокойны, что я вышла за вас не ради денег — у меня будет достаточно своих, когда я их получу! Кроме того, я наследую значительную часть акций «Фондов Слейдов», и меня можно уговорить передать их вам. Надеюсь, это заинтересует вас больше прочих доводов! Но если вам и этого не довольно…

— Довольно, чтобы дать согласие, — перебил он, и Клео была рада его вмешательству, поскольку исчерпала свои аргументы и, кроме недостойных упреков, у нее не осталось ничего.

Акции были ее козырем: если она, став его женой, передаст ему свое право голоса, у него оказался бы контрольный пакет, что весьма соблазнительно для такого человека, как он.

Клео почувствовала, что разожгла в нем интерес, сердце ее застучало, и, чтобы унять его, она сдержала дыхание. Джуд поднялся из-за стола; казалось, он вот-вот улыбнется.

— Позвольте просить вас дать мне некоторое время, чтобы ваше… — он слегка помедлил, — ваше любезное предложение могло получить достойный ответ.

И, приняв ее невидящий взгляд за выражение согласия, посмотрел на часы, затем на разложенные на столе бумаги.

— На уик-энд я уезжаю из Лондона, а в понедельник я должен быть в Брюсселе. Не согласитесь ли вы поужинать со мной в понедельник вечером?

Он наблюдал, как она с усилием встала, и от его взгляда, скользящего по ее маленькой фигурке, она почувствовала странную неловкость и сухость во рту.

— В половине восьмого я пришлю за вами Торнвуда.

Клео остановила машину на посыпанной гравием дорожке перед Домом Слейдов, достала саквояж и направилась к величественному особняку XIV века. Последнее время она редко бывала здесь, но сейчас ей было необходимо видеть дядю и тетю, чтобы еще раз убедиться в правильности решения не давать воли эмоциям, провоцировавшим ее предоставить Фентону делать все, что ему заблагорассудится, поскольку она не желала давать ему даже волоса со своей головы.

Она не предупредила их о своем визите: в ее раздраженном уме то и дело всплывала мысль о «достойном ответе» Джуда, о возможных исходах его рассуждений. Она умела предвидеть развитие его мысли, когда речь шла о сложных финансовых проблемах, встававших перед президентом одного из самых престижных банков Сити. Но здесь совсем другое дело. Чем упорней Клео пыталась поставить себя на его место, рассуждать от его имени, тем больше она запутывалась. Не думать о нем она не могла.

Когда дворецкий открыл перед ней дверь, она согнала с лица тревогу, и ее приветствие прозвучало ровно и невозмутимо:

— Добрый день, Симмонс. Тетя дома?

Она прошла мимо него в огромную переднюю.

— Боюсь, меня сегодня не ждут.

Дворецкий принял у нее верблюжий жакет, кремовые лайковые перчатки и саквояж. Его непроницаемое лицо не выдавало ни удивления, ни тем более удовольствия. В этом роскошном доме никто не выставлял напоказ свои чувства, даже слуги; казалось, что здесь их вовсе не испытывают.

— Миссис Слейд в гостиной, мисс. Я прослежу, чтобы ваши вещи были доставлены в вашу комнату.

— Благодарю, Симмонс.

И Клео скользнула по гладкому паркету искать тетю.

Десять лет назад она вошла в этот дом четырнадцатилетней девочкой; ее родители погибли в шторме, потопившем их яхту у берегов Корнуолла. Тогда она искала любви и тепла, хотя бы участия, но нашла лишь педантичную заботу о своем благополучии. Она жила в роскошном доме, ее кормили лучшими продуктами и посылали в лучшие школы, но этим забота и ограничивалась. Она не получала того тепла, в каком отчаянно нуждалась в первые мучительные годы сиротства. Со временем она научилась обходиться без любви.

И только дядя проявлял к ней какой-то интерес. Он видел в ней не новую обузу, но живого человека со своими потребностями, страхами и надеждами. Он был несколько рассеян, но посвоему любил ее, и она это чувствовала. Однако виделись они редко, поскольку большую часть времени дядя проводил в банке. Когда же он отошел от дел из-за болезни, Клео уже переехала в Лондон учиться и навещала его не часто.