Клоун показывает живые карикатуры. Животные и птицы олицетворяют разные типы людей. Вот толстяк пеликан важно шагает по арене, пока не замечает еще более важного бульдога. Птица тотчас пригибается, ползком приближается к надменному псу.

— Эх, ты, подхалим-чиновник, пресмыкаешься перед начальством… — замечает клоун.

Жирная крыса, конечно, изображает вора-интенданта. Свинья многолика: то в роли алчного взяточника-городового, то губернатора и даже министра, если находится к тому повод в газетах. Даже для верблюда отыскалась подходящая роль: на одном его горбу надпись «водопровод», на другом— «канализация».

И сразу новая реприза. Униформист выносит большие картонные буквы, строит из них слово «доклад». Дуров говорит: «Наши министры ежедневно делают доклад и получают за это оклад». Убрав первые две буквы, продолжает: «Для бюрократов наш режим — клад». Снимает еще буквы: «Правительство старается, чтобы был лад». Отбрасывает «л» и заключает: «На самом деле на Руси у нас — ад!»

Еще не утих смех, а клоун появляется с горшочком с землей, берет ее пригоршнями, разбрасывает вокруг.

— Что вы делаете, господин Дуров? — спрашивает шпрехшталмейстер.

Он отвечает:

— Это горшочек земли для крестьян. Землицей их оделяю…

Клоун работает в таком темпе, что ни на минуту не дает угаснуть смеху. Шутки, каламбуры, забавные розыгрыши какого-нибудь доверчивого зрителя держат публику в состоянии неослабевающего внимания. И как он находчив!

Когда клоун упомянул поговорку: «От великого до смешного один шаг», подвыпивший господин в кресле первого ряда попытался сбить его своей репликой:

— А какое расстояние от Дурова до дурака?

Дуров подошел к нему и, глядя в упор, ответил:

— Тоже один шаг!

На выдумку Дуров неистощим. Иногда он выступает и как акробат, ходит на высоченных ходулях, а то прыгает через десяток людей, делая в воздухе сальто-мортале.

Балагур, остряк, блестящий импровизатор, Анатолий Дуров был также мистификатором, романтиком, любил создавать вокруг своего имени легенды. Улица тихого провинциального города замирает, когда вдруг он появляется в щегольском сюртуке со звездой на груди, с бриллиантами в галстучной заколке и в перстнях, в окружении свиты богатырей-телохранителей и уродливых карликов. Ни дать, ни взять новый граф Калиостро!

Прихотливая фантазия не мешает практичности. Определенную плату за свои выступления он отвергает, а берет половину общего сбора. Директора цирков беспрекословно соглашаются с таким требованием: участие Анатолия Дурова в программе в любом случае обеспечивает двойной доход.

Причудлив характер клоуна. Директор Саламонский, желая польстить, как-то написал ему в альбом «Дуров — полубог цирка».

— Господин Саламонский, вы, по-видимому, считаете, что есть клоуны, которые могут превзойти меня? — резко возразил «полубог». — Кто же, по вашему мнению, бог?

Директор не ответил. Возможно, он ставил на первое место итальянца Густаво Фрателлини, который гастролировал в его цирке. Во всяком случае, Дуров вознегодовал. Кто из самых прославленных клоунов мог оказаться сильнее его: Танти-Бедини, Фрателлини, Вельдеман? Спор разыгрался не на шутку.

Предприимчивый Саламонский только потирал руки, наблюдая этот конфликт. И директор придумал своеобразное бенефисное представление. Газеты оповестили о предстоящем примирении сторон на арене. Билеты на акт публичного примирения были расхватаны.

Что же на самом деле произошло? Дуров, Фрателлини, Танти и Вельдеман с разных сторон вышли на середину арены. Обменялись холодными поклонами, пожали друг другу руки и каждый в том же порядке вернулся за кулисы.

Поднялась суматоха, послышались возмущенные крики. Все поняли, что перед ними был разыгран ловкий трюк. Враждебный лагерь приписал выдумку Дурову. Однако он находчиво развеял это мнение.

Через несколько дней, во время выхода Фрателлини, внимание всего цирка обратил на себя господин, который чрезвычайно громко выражал свое одобрение. Изумленные зрители узнали его и закричали:

— Дуров!

— Нет, не он, а его дух… — ответил замогильный голос, и Дуров удалился под гром аплодисментов своих верных поклонников.

Причуда? Простительная… Талант великого клоуна уже достигал апогея. И он сам находился на вершине славы.

Таких людей, как братья Дмитрий, Петр и Аким Никитины, принято называть самородками. Отец их был крепостной крестьянин. Отпущенный помещиком на волю, он решил стать шарманщиком, а своих детей обучил цирковому искусству.

Мальчики бродили с отцом по дворам и площадям, работая на коврике под шарманку. Старший брат пел, плясал и поднимал тяжести, средний выступал как акробат, младший был клоуном, акробатом и балалаечником.

Участь бродячих комедиантов, круглый год выступающих под открытым небом, тяготила братьев. Мечтали они об одном — иметь крышу над головой. И, скопив деньги, завели свой балаган, главной приманкой которого был духовой орган.

Балаган Никитиных давал до восемнадцати сеансов в день. Вся семья участвовала в представлениях. Наемные артисты и музыканты дополняли труппу, которую хозяева эксплуатировали нещадно.

Вскоре у Никитиных возникла новая мечта — приобрести свой цирк и начать крупное дело. Им удалось купить шапито, продававшийся с торгов за бесценок. А через несколько лет Никитины на торжествах по случаю вступления на престол Александра III в Москве на Ходынском поле соорудили цирк с двумя манежами на пятнадцать тысяч зрителей. На конюшне у них стояло семьдесят лошадей. В дни коронации Николая II они там же, на Ходынском поле, построили огромный цирк. На этот раз на конюшне у них было более ста лошадей.

Предприимчивые братья в 1886 году открыли свой сезон в здании рядом с цирком Саламонского. Это был дерзкий, рискованный шаг. И он вполне оправдался — дела пошли отлично. Саламонский рвал и метал, чтобы избавиться от опасной конкуренции, ему пришлось дать Никитиным крупную сумму отступного, лишь бы они покинули Москву.

Братья Никитины вернулись в провинцию. Однако через год открыли сезон в здании цирка Гинне на Воздвиженке. Тогда возмущенный Саламонский подал иск в суд, обвиняя Никитиных в нарушении взятых обязательств. Иск казался бесспорным. Но в ходе судебного разбирательства выяснилось, что договор подписал лишь старший брат Дмитрий, а новый цирк открыли Петр и Аким Никитины, не бравшие на себя никаких обязательств. Саламонский проиграл дело да еще уплатил судебные издержки.

Впоследствии Никитины вновь отправились в провинцию, главным образом в приволжские города и на Кавказ, где соорудили несколько стационарных цирков.

Все же белокаменная Москва продолжала неотразимо тянуть их к себе. Аким Александрович Никитин накануне своего семидесятилетия стал во главе дела и энергично принялся воздвигать большой цирк на Садово-Триумфальной улице.

Строительство и оборудование его было закончено быстро — за год. Все было сделано по последнему слову техники. Манеж новейшей конструкции имел гидравлическое устройство, позволявшее превращать его в бассейн, обычный опилочный грунт заменил нарядный кокосовый настил. И что характерно, на галерке зрители стояли, туда вела специальная лестница, так как дирекция не хотела, чтобы нарядная публика первых рядов смешивалась бы с простонародьем.

Братья Никитины оставили глубокий след в развитии русского циркового искусства. Вот их объявление, когда они конкурировали со своим соседом Саламонским: «Русский цирк братьев Никитиных на Цветном бульваре. В четверг 18 декабря бенефис русского клоуна Владимира Дурова при участии русских директоров братьев Никитиных и русских наездников».

Действительно труппа Никитиных в основном состояла из русских артистов: превосходных наездников Петрова, Николаева, Козлова, Орлова, Лукашевича, Маслова, Некрасова, Осипова, клоунов В. Дурова, Альперова, братьев Красуцких, Борисова и других.