Снабжённая прихотливыми клыками, рогами, копытами и ядовитыми железами, новая фауна быстро помножила на ноль прежний животный мир — потому что агрессивные повадки предков сохранила в полной мере. А по возможностям — значительно превзошла.
— Так что для тебя всё, что сейчас можно встретить за периметром, — сумасшедшая кунсткамера. А для нас — свершившаяся реальность, которую уже не откатить назад. Вот так Реестр реагирует на попытки что-то в себе исправить. И так происходит с того самого момента, когда люди его открыли.
Явление Реестра
Новосибирскполис-2040, 29 февраля
Новосибирск-полис-2048, 23 декабря.
Так, дайте минутку собраться с мыслями и подобрать верное слово. Изобрел? Какое там! Явление, о котором пойдёт речь, существовало веки вечные, о нём просто никто не знал.
Открыл? Может быть, может быть, но всё-таки это не вполне точная формулировка.
Наткнулся? Да, слово корявое, но оно лучше всего отражает смысл происшедшего.
Да будет так.
Двадцать девятого февраля две тысячи сорокового года человек со столь гнусным запахом изо рта, что непонятно, как умудрился стать главой небольшой, но успешной лаборатории-фрилансера, Савелий Иванович Нудов-Мори, впервые в истории человечества наткнулся на Великий реестр.
Ну как — наткнулся. Провалился в него.
Его лаборатория разрабатывала эффективный прибор для осознанных сновидений — по заказу одной крупной корпорации. Зачем это устройство понадобилось? Официальное объяснение гласило — для гипнообучения и развлечений во сне. А на деле — с целью трансляции контекстной рекламы в сны подписчиков. Всё всегда упирается в рекламу.
С задачей лаборатория успешно справилась, и Нудов-Мори взялся лично испытать предрелизную версию гипношлема.
Надел. Удобно расположился на кресле, похожем на стоматологическое. Выпил лёгкое снотворное. И в полутёмной комнате, расцвеченной только морганием разноцветных лампочек, сопровождаемый запахом озона и корицы, нажал на виске шлема нужную комбинацию кнопок.
И провалился.
Провалился в немыслимое пространство. В чернильной тьме пляшут серебристо-изумрудные светлячки, одни — стремительные до трассирующего эффекта, другие неторопливые, а третьи и вовсе будто в замедленной съёмке.
Серебристые кляксы не просто парили в невесомости. Учёный в ужасе осознал, что и сам висит в пустоте, и малейшее движение толкает его тело в противоположную от импульса сторону.
Только дурак не поймёт, что физические тела ведут себя так только в космосе. Хорошо хоть можно было дышать.
Серебряные искорки то и дело образовывали причудливые то ли узоры, то ли объекты — он не рассмотрел. Нудов-Мори, в дополнение к омерзительному запаху изо рта, отличался ещё и чудовищной близорукостью. А в эксперимент ухнул, естественно, без очков. Кто ж берёт с собой в сновидения оптические приборы? В стране Гипноса и без очков отлично видно.
А здесь он видел смутно, прямо как в жизни.
В тот же момент учёный понял, что не мириады феноменов неясной природы окружают его. Его окружает некое единое существо, которое осознало присутствие в себе инородной пылинки.
И озадачилось.
От нестерпимого звона в голове, нет, не звона — гула, грохота, ультразвукового писка, нет, миллиона острых игл или даже ножей Нудов нечеловечески, но совершенно беззвучно заорал.
Сущность словно бы принесла извинения и поубавила интенсивность размышлений. Из ушей учёного струилась кровь, в голове шумело и звенело, в глазах плыло, а руки тряслись, как у эпилептика посреди припадка.
Но через минуту ему стало легче, и естествоиспытательский интерес пересилил первобытный ужас. Что-то скрипело на зубах. Ученый выплюнул изо рта серебристую искорку с изумрудным отливом.
Так он познакомился с Великим Реестром.
Когда его позже спрашивали — коллеги, психиатры, журналисты, Нудов в благоговейном ужасе вспоминал, как Сущность будто бы попробовала инородную соринку всеми органами чувств. Послушала, снизив собственный фоновый гул, отчего биологические процессы собственного, нудовского, организма, включая сердцебиение, движение крови по венам, бурление в желудочно-кишечном тракте, чуть не оглушили его самого.
Потом Сущность его понюхала, и ученый с омерзением услышал усиленные во сто крат его собственные запахи, а амбре изо рта его чуть вообще не убило.
Потом как будто бы лизнула — мурашки разбежались повсюду, даже по глазным яблокам и по икре — мышце, которую Савелий не ощущал с детства.
И, наконец, посмотрела, соткав перед ученым из серебристых искорок с изумрудным отливом нечто похожее на фасеточный глаз. В каждой фасетке отразился Нудов, и все эти миллионы нудовых он увидел собственными глазами, и мозг зашёлся в истерике не в силах одновременно переварить неисчислимое множество зрительных слепков (проснувшись, Нудов тут же пережил тяжелый инсульт, его еле откачали).
Вот так Реестр, сам того не желая, поступает с незваными гостями.
Нудов почувствовал себя бактерией, которую разглядывает вселенная.
Они еще немного пообщались: Сущность — гудениями-эмоциями, от которых у Нудова появлялась одна хроническая болезнь за другой. Савелий вопрошал и отвечал традиционным способом — то есть разговаривая в невесомости.
Каким-то невероятным чутьём умный Нудов понял, с чем именно ведёт саморазрушительный диалог. В паузе между репликами, среди одуряющего гула и мельтешения он умудрился поймать ближайшую искорку, а потом, следуя необыкновенному наитию, нажал на неё. Искорка развернулась во что-то вроде древовидного меню. Нудов «кликнул» на одной из строчек. Раскрылось еще одно разветвление. Так он «кликал» раз триста. Сущность делала больши-и-и-и-е паузы, и он успел между репликами.
В итоге перед учёным в серебристом «тридэ» отобразилось нечто похожее на инфузорию туфельку. С ног до головы в мурашках, Нудов ткнул в изображение. И чуть не потерялся в мириадах контекстных и древовидных меню — это он потом, в интервью, пришел к такой компьютерной аналогии. В момент действа его просто заворожили масштабы и непохожесть того, что происходило у него на глазах, ни на что виденное ранее.
За то что учёный не распылился на атомы там же, на месте, скажем спасибо мирозданию. Оно целиком содержится в Реестре, а Нудов, хоть и невообразимо микроскопическая, все-таки полноправная часть этого самого мироздания.
Реестр не любит незапланированных изменений в самом себе. Даже своими собственными… руками. Ох, не любит.
Свой первый контакт Савелий Нудов-Мори вспоминал сейчас, в две тысячи сорок восьмом. Всего за восемь лет цветущий зрелый мужчина превратился в полутруп.
Он сидел в инвалидном кресле и выглядел так, что краше в гроб кладут — лет на девяносто. Такой же развалиной он себя и ощущал. Имена участников проекта по уничтожению ковида учёный даже не пытался запомнить. Глаза различали только ближайшие фигуры реестраторов, в шлемах его (точнее, его лаборатории) разработки и производства — почти совсем слепые сделались нудовские глаза в ходе недолгого, даже по меркам человеческой жизни, изучения Реестра.
Учёный знал, что они собирались предпринять.
А ещё знал — по собственному печальному опыту, — что многие из этих людей вернутся из «экспедиции» либо мертвецами, либо искалеченными людьми.
Поэтому даже не пытался с ними познакомиться или хотя бы узнать их имена.
Сила действия равна сили противодействия. Но с учетом разницы потенциалов действия и противодействия.
Так формулировал сам Нудов принцип общения с Реестром. По пульсации трубочки, касавшейся бёдер, он понял, что микронасос запустил процесс освобождения мочевого пузыря, который уже давно сам не работал.
Нудов вспомнил многочисленные попытки изучить Реестра. Вспомнил долгий и муторный поиск взаимодействий, закономерностей и конкретных «адресов» — что и где в этом чёртовом Реестре, подарившем ему мировую славу и укравшем жизнь, находится. Вспомнил, как исследователи вслепую искали способы повлиять на конкретные строки кода.
