Пэт ошеломленно обвел взглядом помещение храма. Из подземного лаза выбирались все новые и новые солдаты, некоторые из них, не теряя времени даром, перерезали ножами глотки раненых бантагов. Это был настоящий кошмар, стены храма содрогались от взрывов вражеских снарядов.

— Господи Иисусе, это же сущее безумие! — пробормотал Пэт.

Впервые он увидел, как на губах Жадовича промелькнула улыбка.

— Вы хотите посмотреть что-нибудь еще, генерал?

Пэт замотал головой. Капитан уже занимался своими делами, приказывая подчиненным навалить у входа новую баррикаду из известняка. Оглядевшись, Пэт увидел, что не меньше десятка человек были мертвы и еще столько же ранены. Такое соотношение убитых и раненых свидетельствовало о беспримерной жестокости рукопашного боя.

Добравшись до спуска в туннель, Пэт указал рукой на солдата, получившего удар штыком в плечо. Жадович остановился, подхватил раненого и помог Пэту спустить его в узкую траншею и отвести во внутренний двор соседнего здания. В штабе никого не было, кроме нескольких тяжелораненых. Пэт оставил там своего подопечного, потому что парень заявил, что хочет быть рядом с друзьями. Из подземного туннеля вынырнули несколько солдат, тащивших канистры с керосином. Вслед за ними подошло подкрепление в виде отряда из пятнадцати бойцов. Сразу после того, как из канализационного отверстия вылез последний солдат, прозвучал очередной взрыв, и в воздухе вновь запахло дымом.

Жадович остановился.

— Обратно возвращайтесь без меня, сэр. В храме остались мои ребята — я не могу их бросить.

— Спасибо, сержант. Думаю, я справлюсь. Пэт протянул Жадовичу руку.

— Это не может продолжаться вечно, — произнес юноша. — Мы становимся такими же, как они. Некоторые из моих ребят говорят, что мы должны съедать их трупы, чтобы поквитаться за своих.

Пэт от ужаса не нашелся, что ответить.

— Дело еще до этого не дошло, сэр, но вы видите, какое у людей настроение. Я понимаю, что вы хотите иметь резерв, но мой вам совет — введите в бой Двенадцатый корпус. Парни ворчат, что вся тяжесть войны ложится на плечи русских. Девятый корпус был набран в Риме — и бантаги легко его смяли, а положение пришлось спасать старине Первому.

Пэт кивнул.

Жадович пожал ему руку и, низко пригнувшись, пополз обратно.

Встав на четвереньки, Пэт соскользнул в лаз, ведущий в канализацию, и тут же начал задыхаться. В туннеле непереносимо воняло горящим керосином. Добравшись до главной канализационной шахты, он наткнулся на обгорелое тело русского пехотинца, его мундир все еще дымился. Рядом в грязи лежал еще один солдат, который, услышав шаги Пэта, оторвал голову от земли.

— Ложись!

Пэт распластался рядом с ним. Впереди во тьме что-то вспыхнуло, над ними просвистела пуля, и солдат в ответ выстрелил из своей винтовки. Пламя, недавно бушевавшее в туннеле, и сейчас еще не совсем потухло, кое-где до сих пор мерцали небольшие огоньки. Дышать было нечем.

— Черт возьми, уходите отсюда, сэр!

Удивляясь той огромной благодарности, которую он испытывал к рядовому, посмевшему отдавать ему приказы, Пэт ринулся в направлении соседнего квартала. Поджидавший его Шнайд помог Пэту вылезти из дыры в полу. Внизу послышался треск винтовочных выстрелов. Бантаги только что прорвали линию обороны.

Рик оглянулся на своих людей и кивнул. Солдаты сорвали крышки с пятигаллоновых канистр с керосином и вылили их содержимое в канализацию. Пэт слышал доносившиеся снизу гортанные крики. Один из солдат зажег фитиль самодельной гранаты и бросил ее в туннель. Прогремел взрыв, из дыры в полу взметнулись языки пламени. Изувеченные бантаги взвыли от непереносимой боли, а люди, взревев от радости, посылали в эти врата ада град проклятий.

Пэт обессиленно рухнул на пол рядом с Риком.

— Ну что, посмотрел все своими глазами? — спросил у него Шнайд, протягивая ирландцу полупустую фляжку.

Благодарно кивнув, Пэт сделал большой глоток и поперхнулся — внутри была водка.

— Господи Иисусе, Шнайд, такое не смог бы придумать даже Данте!

— Когда этот дирижабль начал сбрасывать бомбы на храм, я уж было подумал, что тебе пришел конец. Было бы очень некстати, если бы тебя там укокошили. Ничего не имею против Марка, но я не знаю, на сколько еще его хватит, — вдруг он решит выкинуть белый флаг. Ты там страшно рисковал.

— Я должен был увидеть, с чем сталкиваются мои парни. Не могу управлять армией, сидя в кресле. Нужно было, чтобы они видели, что я рядом с ними.

— Ладно, только сделай мне одолжение, мотай отсюда как можно быстрее.

Пэт вновь потянулся за фляжкой и сделал еще один глоток.

— У ребят, того и гляди, поедет крыша, — произнес Шнайд. — Они целыми сутками ползают в этом дерьме и сражаются под землей. А за углом, в пяти футах, — бантаги. Корпус выдохся.

Посмотрев в глаза Рику, Пэт наконец принял решение, хотя и боялся, что потом будет жалеть, об этом шаге.

— Я знаю. Я вывожу вас из боя. Перегруппировку начинаем сегодня ночью. Ваши позиции займет Двенадцатый корпус.

— Двенадцатый? Дьявол, у них же почти нет опыта таких действий. Они могут потерять весь этот участок.

— Это их дома — пусть они за них повоюют. К ним подполз какой-то лейтенант:

— Здесь находится генерал О'Дональд?

— Я здесь, сынок.

— Сэр, вас просят вернуться обратно в штаб. С вами хочет поговорить Марк.

— Что-то случилось с полковником Кином? — севшим голосом спросил Пэт.

— Я не знаю, сэр.

Пэт перевел взгляд на Шнайда:

— Пошли, Рик.

— Винсент Готорн, какого дьявола ты здесь делаешь?

Ганс Шудер вылез из-за заваленного картами стола и вышел навстречу неожиданному гостю.

Винсент пожал протянутую Гансом руку, и тут, к немалому его удивлению, Шудер дружески похлопал его по плечу. Старый сержант очень редко позволял себе подобное проявление чувств.

После этого на Винсента обрушился град вопросов. Ганса интересовало все: Эндрю, жена и ребенок, семья самого Винсента, положение дел в Риме и политическая обстановка в Суздале.

Наконец Шудер угомонился и предложил гостю чашку горячего чая, слегка разбавленного водкой. Винсент благодарно улыбнулся.

— Ненавижу эти чертовы корабли, — пожаловался он Гансу. — Всю дорогу сюда не мог даже смотреть на пищу.

— Выпей чайку, это тебе поможет.

— У нас в трюме полмиллиона патронов, две тысячи десятифунтовых снарядов, тысяча двадцатифунтовых, пятьсот ракет и двести тысяч продуктовых пайков.

— Забираю всё.

Винсент откинулся на спинку стула и уставился на карту боевых действий.

— Вам тут жарко приходится?

— Стыдно признаться, но, пока ты продолжаешь подвозить мне все необходимое, я не испытываю никаких трудностей. У бантагов больше проблем со снабжением, им приходится тащить сюда все аж от Великого моря, а это почти двести миль. Так что они в основном закидывают нас стрелами — у них здесь всего пять батарей. По моим прикидкам, нам противостоят от девяти до одиннадцати уменов.

Винсент расплылся в улыбке.

— У твоих парней есть заряжающиеся с казенника винтовки и артиллерия. Если бантаги пойдут на штурм, ты порвешь их в клочья.

— Эти ублюдки кое-чему научились, они просто окопались вокруг города. Проблема в том, что, если я решу пойти на прорыв и углублюсь на сто миль в степь, все преимущества будут на стороне бантагов — у них есть лошади, и они легко зажмут нас в кольцо. А вот если бы ты дал мне пятьдесят новеньких броневиков, тех самых, которые, как ты утверждаешь, способны без поломок преодолеть двести миль, вот тогда я бы за пару недель добрался до Великого моря.

Винсент мотнул головой.

— Боже милостивый, только не говори мне, что собираешься послать их в Рим! На улицах города их быстро подорвут. Я слышал про эти ракетницы, о которых писал Пэт в своем донесении.

И вновь Винсент вместо ответа покачал головой.

— Хорошо, юный мистер Готорн, так какую же дьявольскую хитрость вы задумали? Вряд ли вы притащились сюда только для того, чтобы убить время и на халяву выпить водки.