Его воины больше не понимали этого. Их привела сюда жажда убийства, и в первые два дня все шло прекрасно, им удалось уничтожить и сожрать десятки тысяч людей, но теперь им противостояли беспощадные воины, которые не оставляли врагу своих мертвецов, отволакивая их тела в тыл или сжигая на месте.

Гаарк понимал, что теперь вопрос заключался в том, у кого раньше кончатся силы — у них или у людей? Кто сломается первым, не выдержав этих чудовищных физических и психических нагрузок? Он мог отступить. Враг был прикован к этому городу. Может, отвести войска на тридцать миль в тыл, дать им дней десять передышки и разбить на два экспедиционных корпуса? Один корпус послать на юг, где находились оставшиеся незанятыми обширные римские земли, а второй — на запад? Два умена, которые он перед этим отправил туда через открытую степь, теперь без всякого толку торчали рядом с русской границей, но еще десять уменов прорвут оборону противника и опустошат земли. Этот удар сокрушит волю защитников города, и ему удастся вбить клин между русскими и римлянами.

Но что будет со снабжением? «Если я сейчас пошлю десять уменов на запад, — думал Гаарк, — они расстреляют все свои патроны и снаряды всего за одно крупное сражение, а возможности пополнить боезапас не будет никакой. Если я разобью свою армию надвое, эти окопавшиеся в городе мерзавцы смогут нанести контрудар, отбросить меня от Рима и отрезать от основных сил те посланные на Русь десять уменов».

А что касается запасов, то практически все склады, столь предусмотрительно заполненные Гаарком, уже опустели. Если бы не поезда с востока, продолжавшие прибывать каждый день, битва за Рим была бы уже проиграна. Даже сейчас Гаарк старался очень экономно расходовать боеприпасы, призывая своих солдат не ослаблять давления на врагов, но при этом каждый день откладывать по нескольку патронов для решающего штурма.

И еще десять уменов торчали под Тиром, сдерживая тридцатитысячную армию Ганса. Может, перебросить их сюда? К тому времени, когда эти войска доберутся до Рима, все уже будет закончено.

Гаарк выругался, сообразив, что завяз в этом городе так же, как и его противники. Никто из них этого не хотел, никто не мог выйти из боя, но кому-то предстояло уступить.

Ганс спустился по трапу на пристань и с наслаждением вдохнул воздух полной грудью, благодаря небо за то, что путешествие в душном и вонючем трюме монитора осталось позади. Свежее морозное утро обещало впереди еще один холодный день. Оглянувшись, он увидел, как к берегу, разламывая ледяные торосы, подходит колесный пароход.

Моряки уложили прочные сходни, раздался рев парового гудка, и из трюма выполз первый броневик. Вгрызаясь шипастыми колесами в палубные доски, железная махина въехала на сходню и скатилась на пристань.

Небольшой порт Падуя, располагавшийся у подножия гор в глубине узкого залива Внутреннего моря, являлся, по сути, обычной деревней, однако именно здесь была построена конечная станция незавершенной узкоколейки, которая вела к мраморным и гранитным карьерам, находившимся среди холмов в сотне миль отсюда. Эти карьеры служили главным источником камня для гигантских римских построек, а мрамор и гранит добывались здесь уже тысячу лет назад. Каменную породу волоком доставляли в Падую, грузили здесь на корабли и морем отправляли в Рим. Несмотря на протесты военного лобби, Марк пропихнул в Сенате проект о строительстве этой узкоколейки, призванной ускорить перевозку камня с гор, оправдывая это стратегической необходимостью, однако из-за возобновления военных действий железнодорожная линия была завершена только наполовину. Ганс подумал, что если бы эти рельсы были использованы для того, чтобы протянуть главную ветку дальше на восток, все могло бы сложиться совсем по-другому. Впрочем, кто знает, возможно, теперь от этой узкоколейки зависело их спасение.

Рядом с первым судном пришвартовался еще один пароход, и тут же началась разгрузка. Пристань, предназначенная выдерживать вес многотонных каменных плит, чуть заметно проседала под колесами броневиков, медленно выкатывавшихся на берег.

Дойдя до конца пристани, Ганс стал наблюдать за погрузкой бронированных машин на поезд. Позади локомотива были прицеплены четыре небольшие грузовые платформы. Потребуется восемь перегонов для того, чтобы доставить все тридцать броневиков к конечному пункту железнодорожной колеи, находившемуся в пятидесяти милях от Падуи, а оттуда машинам придется двигаться уже своим ходом. Сэкономленные пятьдесят миль пробега броневиков могут оказаться решающими, но тем не менее на подготовку к атаке уйдет несколько дней, и теперь каждая минута была на счету.

На соседней пристани происходила высадка двух полков пехотинцев. На глазах у Ганса солдаты взвалили на плечи тяжелые вещмешки, в которых хранились десятидневный паек и сто винтовочных патронов, построились в колонны и двинулись вперед по дороге, ведущей в лесистую долину.

Ганс последовал за ними. Поднимаясь вверх по склону, он услышал, как вокруг него застучали топоры и затрещали поваленные деревья. Повсюду раздавались возгласы рубящих лес солдат. Ганс сошел с тропы, уступая дорогу упряжке тяжеловозов, тащивших уже готовое бревно для временного форта. Строившаяся на холмах крепость должна была защищать расположенный внизу порт и песчаную косу, превращенную во взлетно-посадочную полосу для дирижаблей.

— Ганс!

Оглянувшись, он увидел подъезжающего к нему верхом Винсента.

— Мы прошли уже пять миль по этой тропе. Похоже, римский офицер был прав — это действительно отличная дорога. Если его карта точна, там должно быть много мостов. Я уже послал вперед отряд кавалерии. После того как мы перевезем броневики, я доберусь до Эбро за четыре дня, максимум за шесть.

— Ты? — вкрадчиво спросил Ганс. На лице старого сержанта не дрогнул ни единый мускул, но офицеры его штаба, возглавляемые преданным Кетсваной, тут же встали у него за спиной.

Винсент помолчал.

— Слушай, Ганс, мы ведь это даже не обсуждали.

— Знаешь, Винсент Готорн, мне кажется, что теперь самое время это обсудить.

Винсент вскинулся и смерил своего друга негодующим взглядом.

— Ганс Шудер, я начальник штаба армии Республики, и этот план принадлежит мне. Я занимаю более высокую должность, и именно я возглавлю эту атаку.

Добродушно усмехнувшись, Ганс взял поводья коня Винсента и сошел на обочину дороги, пропуская броневик Тимокина. Из башни выглядывал сам юный полковник, на лице которого, как всегда, сияла широкая улыбка.

— Шикарная машина! — восторженно воскликнул он, отдавая честь обоим командирам.

Винсент с Гансом отсалютовали ему в ответ и вновь уставились друг на друга.

— Сынок, мой опыт в этих делах превосходит твой на двадцать лет, — мягко произнес Ганс, понизив голос, чтобы его никто не слышал. — Я командовал солдатами, когда тебя еще на свете не было.

— Это не имеет значения! — возразил Винсент, решительно отметая этот аргумент.

— Хорошо, — продолжил Шудер, очевидно подготовившийся к этому спору. — Ты ведь знаешь политическую обстановку на Руси. Возможно, ты единственный человек, к которому прислушается теперь твой тесть. Ты нужен в Суздале, чтобы держать руку на пульсе. А если бантаги отправят на запад еще пять уменов? Если тебя там не будет. Калин может выкинуть белый флаг.

— Мой штаб справится с этой проблемой.

— Ладно, Готорн, тогда я тебе прямо скажу. Я старею, да и Пэт уже не молод. Раз Эндрю ранен, мы можем заместить его на какое-то время, но следующим на очереди будешь ты. Эндрю выбрал тебя для этого уже давно, думаю, еще во время Тугарской войны. Ты — это он, сынок. Я ясно вижу в тебе это. Ты станешь следующим Эндрю Кином этого мира.

— Спасибо, — прошептал Винсент, однако выражение его лица ничуть не смягчилось.

— Но тебе нужно научиться быть немногим мягче, чем сейчас. К сожалению, ты напоминаешь мне еще и генерала Шеридана, даже своими усами и этой дурацкой бородкой. Шеридан был хорошим офицером, но в конце концов превратился в безжалостного убийцу. Я знаю, как много зла они тебе причинили. Эти раны и боль… Черт возьми, я ведь несколько лет был рабом этих ублюдков. Но дело-то вот в чем — если тебя убьют, кто возглавит армию?