— Боже мой, они это сделали! — выдохнул Пэт.

Выбежав в коридор, он кинулся в штабное помещение. В штабе все было завалено обвалившейся штукатуркой, свисавшая с потолка керосиновая лампа раскачивалась на шнуре. Не успел он дойти до лестницы, ведущей на крышу, как сверху кубарем скатился посеревший от ужаса наблюдатель.

— Стена! Они взорвали стену!

Пэт ринулся вверх по лестнице. Оказавшись на смотровой площадке, он замер в изумлении.

Первые лучи восходящего солнца осветили восточный горизонт, и Пэт увидел грибовидное облако дыма, поднимавшееся над обломками внутренней стены с другой стороны реки. Облако, внутри которого горело адское пламя, становилось все больше. Кирпичи, булыжники, каменные осколки, части человеческих тел, какое-то артиллерийское орудие — все это, объятое пламенем, взметнулось в воздух и упало в реку.

— Боже всемогущий

Рядом с ним стояла Кэтлин. Туча обломков обрушилась на внутренний город, град кирпичных осколков забарабанил по пристаням на западном берегу Тибра. Пэт услышал звон бьющихся стекол — это ударная волна выбила последние остававшиеся целыми окна.

Прикрыв собой Кэтлин, он вытолкнул ее со смотровой площадки обратно в дом, защищая своим телом от бомбардирующих дворец обломков.

С этим грохотом смешался новый звук — вопли сотен тысяч разбуженных взрывом людей, крики ужаса, за которыми тут же последовали улюлюканье воинов орды, гнусавый рев нарг и стаккато сотен пушек, обрушивших шквал снарядов на потрясенный город.

Град из обломков закончился, и Пэт вновь подошел к брустверу, смахивая рукой каменные осколки с мешков с песком. В свете артиллерийских вспышек он видел, что рухнул участок стены минимум сто ярдов в длину. Несколько городских кварталов, находившихся между стеной и пристанями, которые до этого момента благополучно переносили осаду, теперь были разрушены, и уцелевшие жители вылезали из-под развалин своих домов. Пэт вознес хвалу богу за то, что, получив предупреждение о бантагском подкопе, он, движимый наитием, отвел от стены свои резервные полки, однако ему и в голову не приходило, каким в действительности окажется масштаб причиненных городу разрушений.

Подумав о подкопе, Пэт вспомнил взрыв под Питерсбергом, свидетелем которого он был. Как он позже выяснил, там взлетели на воздух пять тонн пороха. Прикинув мощь сегодняшнего взрыва, Пэт решил, что бантаги подорвали как минимум тридцать тонн взрывчатки.

Авангард бантагов пробрался сквозь дымящиеся развалины стены и, перевалив за край огромной воронки, ворвался во внутренний город. Защитники Рима не ответили врагу встречным огнем, и Пэт яростно стукнул кулаком по мешку с песком, на чем свет стоит кроя своих солдат, которые в панике покидали участки стены, все еще стоявшие по обе стороны от места прорыва.

Гаарк пробил в его обороне такую брешь, в которую могло свободно пройти все бантагское войско, и в данный момент Пэт не видел никакой возможности его остановить.

Разбуженный взрывом Эндрю в панике обвел взглядом затененную комнату.

— Кэтлин?

В палате было темно, однако до слуха Эндрю доносился глухой рокот канонады. Он стал искать свои очки и вдруг осознал, что пытается нащупать их левой рукой — той самой, которую он потерял при Геттисберге.

Какое-то мгновение Эндрю тупо смотрел на свою культю, будто ожидая, что сейчас исполнится его заветное желание и у него вновь появится вторая рука.

Геттисберг…

Джонни. Казалось, мальчик просто заснул под одиноко стоящим вязом.

«Как я скажу маме, что он мертв?»

На его глаза навернулись слезы, Эндрю охватило всепоглощающее горе. Он словно раздвоился и глядел на свое сотрясающееся в рыданиях тело со стороны. Каждый всхлип отдавался болью под ложечкой — возможно, это было то наказание, которого он и заслуживал.

Приступ агонии за каждого из них. «Сколько? Сколько людей я потерял, сколько людей я убил? Первым был тот мальчик-южанин в западных лесах под Антьетамом, которому я в упор выстрелил в лицо. Я помню его застывший в изумлении взгляд. Он теперь с Джонни? Возможно, эти два убитых мною мальчика вместе играют и резвятся на том дальнем берегу?

О Джонни, у меня никогда не было времени оплакать тебя. Я не мог плакать над тобой, когда ты спал под тем деревом. А потом мне не удалось тебя найти. Они отвели меня в то место, то жуткое место, и искромсали меня своими ножами, сказав, что я снова буду здоров.

Может, ты лежишь теперь среди могил там, где держал речь Линкольн? Скорее всего, ты пропал, и твои заброшенные кости так и лежат под одиноким вязом. А я забыл тебя, я не сдержал своего обещания позаботиться о том, чтобы ты выжил и невредимым вернулся к маме. Твоей самой страшной раной до тех пор была расцарапанная коленка, и вдруг ты получил пулю в сердце.

Может, ты теперь снова в Мэне? Вечер, озеро, теплый ветер. Призраки в лесах, мои призраки, мои воспоминания о доме, каким он был до всего этого. В этих воспоминаниях присутствовал Джонни и все было словно наяву. Казалось, все остальное отошло в мир призраков.

„Время, о время, замедли свой бег…”»

Эти стихи завладели им. Он вновь был юн и гулял рука об руку со своей первой любовью, внимая шепоту ветра над прудом Уэббера… Эндрю улыбнулся своим мечтам.

— Эндрю?

Он почувствовал какой-то неприятный запах. Кэтлин носовым платком вытерла слезы с его лица. Хотя глаза Эндрю были открыты, он не сразу увидел ее, продолжая пребывать в своих грезах.

Что-то холодное коснулось его ушей, и он вернулся в суровый мир реальности. Кэтлин.

Эндрю уставился на нее непонимающим взглядом. В это мгновение он не был уверен, любит он ее или ненавидит за то, что она принадлежит к ставшему ему чужим миру призраков.

— Эндрю, посмотри на меня!

Ее голос был жестким и холодным.

Он повернул к ней голову — да, Кэтлин была далеким призраком. Ему показалось, что он смотрит на нее с обратного конца подзорной трубы.

— Эндрю, бантаги взорвали внутреннюю стену. Они ворвались в брешь. Мы скоро потеряем гавань.

Гавань. Какую гавань? Слова проникали в мозг Эндрю, однако смысл их оставался ему неясен. В конце концов, все вокруг принадлежало миру призраков. Наконец к нему пришло смутное понимание. Она все еще чего-то от него хотела.

Эндрю уставился на Кэтлин и почувствовал, что в полу под ним разверзлась дыра. Большой черный колодец со стеклянными стенками, и он падает в него, не в силах за что-нибудь зацепиться, даже если бы ему этого и хотелось, — но ему, конечно, не хочется.

Он вспомнил, что должен дышать, и сделал еще один вдох, отозвавшийся болью во всем теле.

— Мне больно, — прошептал он. — Сделай что-нибудь.

— С морфием покончено, — отрезала она. — Ты его больше не получишь. Если тебе больно, научись жить с этой болью.

Эндрю хотелось заплакать, но что-то в лице Кэтлин заставило его сдержаться. Он не мог перенести этот взгляд, она словно осуждала его за что-то. Он отвернулся.

— Ты слышишь меня, Эндрю? Они в городе.

— И что?

Она отшатнулась от него, как от прокаженного. Эндрю вновь взглянул в глаза Кэтлин и постарался сосредоточиться.

— Если они здесь, они здесь, — наконец пробормотал он. — Что я могу сделать?

— Я должна помочь тем, кто страдает больше тебя, — отчеканила Кэтлин. В ее голосе звучал металл.

— Тогда иди отсюда.

Она засунула руку в карман медицинского халата и вытащила из него какой-то небольшой черный предмет, при виде которого у Эндрю подкатил комок к горлу. Это был револьвер. Кэтлин положила его на тумбочку у койки.

— Если они прорвутся, тебе это пригодится. Он удивленно поднял на нее взгляд. Тут было что-то еще, револьвер на тумбочке открывал перед ним еще одну возможность, и Эндрю не был уверен, понимала ли это сама Кэтлин. У него по спине пробежал холодок. Неужели она предлагала ему искупление и встречу с мечтой? Могла ли она проникнуть в его мысли? И в следующее мгновение Эндрю с ужасом осознал, что Кэтлин обо всем знает.