Зулус метнулся к своему коню и одним прыжком влетел в седло. Солдаты его роты последовали за ним.

Услышав сигнал горна, люди оставили свои позиции и кинулись к лошадям, однако отступление не переросло в бегство. Солдаты помогали своим раненым товарищам сесть на коней, а сержанты и офицеры до последнего оставались на своих местах, прикрывая отступление рядовых пехотинцев. Кетсвана воткнул винтовку в седельный чехол и выхватил из-за пояса револьвер.

Последние чины уже были на мосту. Несколько оставшихся в живых пехотинцев Кетсваны, которых он отрядил в помощь бывшим бантагским рабам, яростно палили по приближающимся солдатам противника.

Первая группа всадников Республики влетела на мост, и бантаги, видя, что добыча вот-вот от них ускользнет, отчаянно взревели и ринулись вперед, размахивая багровыми знаменами.

Кетсвана развернул коня, готовясь встретить противника лицом к лицу, и крикнул солдатам своей роты, чтобы те стояли насмерть, выигрывая время для остальных.

Бантаги бросились прямо на них, но вдруг остановились и стали разбегаться во все стороны. С неба донеслось стаккато «гатлингов».

Петраччи зашел противнику в тыл и теперь парил над дорогой на уровне верхушек деревьев. Федор с Юлием поливали огнем колонну бантагов, двигавшуюся к мосту, а Олег расстреливал сверху отряд всадников, подбиравшихся к Кетсване с правого фланга.

— Уходим! Уходим! — проревел зулус.

Вновь развернув своего коня, Кетсвана поскакал к реке и стал ждать, пока не переправятся все его люди, молясь, чтобы бантаги никого из них не подстрелили. Даже если убьют чьего-нибудь коня, то на узком мосту образуется затор и скачущим позади солдатам будет не выбраться. Задрав голову к небу, Кетсвана увидел, что Петраччи сделал вираж и полетел прямо над мостом, вызывая на себя огонь бантагов. Верхний стрелок продолжат строчить из своего пулемета.

Только после того, как на западном берегу Эбро оказался последний кавалерист, Кетсвана со своими людьми въехали на мост. Копыта их лошадей застучали по плитам старого римского моста, высекая из камней снопы искр.

Добравшись до противоположного берега, Кетсвана резко осадил коня. У самого моста его команды ждали два человека с горящими факелами в руках.

— Все переправились! Взрывайте к чертовой матери!

Саперы тут же подожгли бикфордов шнур. Вдоль края моста пробежал небольшой огонек, и мгновение спустя под центральным пролетом прогремел оглушительный взрыв. В небо взметнулись языки пламени, мост задрожал. У Кетсваны пересохло во рту от мысли, что будет, если мост устоит, но в следующую секунду центральный пролет обрушился в реку с высоты пятидесяти футов.

Бантаги, придя в себя после воздушной атаки Джека, сгрудились на восточном берегу и разразились яростными криками. Однако ширина Эбро не составляла и ста ярдов, поэтому солдаты орды снова взялись за винтовки и открыли по людям огонь.

Одна из пуль ужалила в шею лошадь Кетсваны, и та шарахнулась в сторону, чуть не сбросив своего седока. Выругавшись, зулус быстро обуздал раненое животное и поскакал вперед.

Сбившись в огромные кучи, тысячи чинов в трепете взирали на кипевшую среди холмов битву. Из-за пелены дыма показались несколько разрозненных отрядов бантагов, которые стали спускаться вниз по склону, направляясь прямо на них.

Кетсвана оглянулся и бросил взгляд назад. Бантаги начали растекаться вдоль восточного берега реки, готовясь обрушить убийственный огонь на беззащитных чинов, залегших у самого припая.

Они были в ловушке.

— Что же нам теперь делать? — в отчаянии воскликнул один из его людей.

— У нас есть только одна возможность — атаковать, — ответил Кетсвана.

— Но у нас ничего нет!

Кетсвана показал на лежащих на снегу чинов.

— У нас есть они. Если эти люди хотят получить свободу, им нужно научиться за нее сражаться. Пора встретить врага лицом к лицу! Мы больше не будем отступать.

Надсадно кашляя, Ганс сдвинул на лоб очки и потер слезящиеся от дыма глаза.

Мимо их машины проехал один из броневиков Республики, над которым развевался продырявленный пулями штандарт Тимокина.

— Поезжай вслед за ним! — крикнул Ганс своему водителю. — Может, Тимокин знает, что он делает.

Развернувшись, они поехали параллельно машине суздальца, едва различимой в густом дыму.

Из кабины доносились протяжные стоны раненого водителя — одному из бантагов удалось сделать выстрел, воткнув дуло винтовки прямо в смотровую щель, — и за рулем броневика сидел теперь помощник наводчика. «К счастью, у этих ублюдков нет гранат, а то бы нам давно была крышка», — мрачно подумал Ганс.

Вдруг их машина выехала на открытое место. Вот только где они очутились?

Прямо впереди возвышался холм, на вершине которого, ярдах в четырехстах от них, располагалась мортирная батарея бантагов. Не обращая никакого внимания на вражеских артиллеристов, Тимокин развернул свою машину, и новый водитель Ганса последовал его примеру. Верхний край долины, откуда они только что скатились вниз, скрывался в дыму. Горели десятки подбитых броневиков. Вдруг прогремело эхо нескольких взрывов — судя по всему, сдетонировали снаряды внутри одной из машин.

Из-за дымовой завесы показались пять бантагских броневиков, ехавших разомкнутым строем. За ними проступали очертания других машин, но Ганс не мог разглядеть, кому они принадлежат.

Тимокин поехал прямо навстречу неприятельским броневикам. Ганс увидел сбоку от себя группу бантагских пехотинцев и нажал на гашетку своего «гатлинга». Из ствола пулемета вылетели несколько пуль, и «гатлинг» замолчал. Патроны закончились.

Открыв нижний люк, Ганс соскользнул па пол кабины.

— У меня вышли боеприпасы, сообщил он артиллеристу.

— А у нас осталось два снаряда, — ответил канонир.

Ганс склонился над водителем, лежавшим в узком проходе между носовой частью и машинным отделением. Тот был уже мертв.

Ганс занял позицию помощника наводчика рядом с пушкой и стал ждать.

Пять бантагских броневиков остановились, их орудийные порты открылись. Прогремел залп. Один из вражеских снарядов ударился о лобовую броню машины Ганса, оставив на ней внушительную вмятину. Броневик крепко встряхнуло, но никто не пострадал.

— Сто пятьдесят ярдов! — воскликнул водитель, рванув на себя рычаг тормоза. Машина остановилась. Артиллерист навел орудие на цель, сделал шаг в сторону и потянул за спусковой шнур.

— Поберегись!

Секунду спустя пушка выстрелила и откатилась назад. Не тратя времени на то, чтобы посмотреть, попали ли они в противника, Ганс схватил со стеллажа последний снаряд — с красной полосой, бронебойный — и загнал его в казенник. Артиллерист захлопнул крышку и плотно закрутил затворный винт. Вместе с Гансом они налегли на рычаги, подкатив пушку к порту, и произвели горизонтальную наводку орудия. Артиллерист крикнул водителю, чтобы тот взял чуть левее.

— Стоп! Сэр, отодвиньтесь в сторону. Склонившись над пушкой, канонир подкрутил винт вертикальной наводки и отступил вбок.

— Поберегись!

Орудие рявкнуло и откатилось назад. В следующую секунду очередной бантагский снаряд угодил в орудийную башню. Шланг, соединявший «гатлинг» с котлом, оторвался, и кабина броневика наполнилась паром. Из открытого верхнего люка выпал отлетевший от пулемета казенник, вслед за ним градом посыпались осколки снаряда.

Водитель крикнул механику, чтобы тот перекрыл подачу пара в башню, а Ганс мысленно вознес благодарственную молитву за то, что у него так вовремя вышли патроны.

— Еще два броневика! — простонал канонир. Перегнувшись через не остывшую после стрельбы пушку, Ганс выглянул в отверстие орудийного порта. Три вражеские машины были подбиты, но еще две оставались на ходу, а вслед за ними из обволакивавшего гребень гряды дыма возникла новая пара бантагских броневиков.

Взгляд Ганса упал на бегущих вниз по склону солдат орды, и у него екнуло сердце.

Тимокин выстрелил еще раз, и загорелась очередная вражеская машина, но остальные броневики не остановились.