Только 18 августа закончили швартовые испытания и освобождавшиеся рабочие начали покидать корабль. На ходовых испытаниях 28 августа была достигнута скорость 17,5 уз, водоизмещение и мощность машин составили 13320 т и 1417Јл. с. Нарекания вызывала лишь вентиляция машинных отделений, где уже в ходе достройки по инициативе строителя корабля В. П. Лебедева (он 20 июня сменил прежнего строителя М. К. Яковлева, чья энергия в борьбе с "системой" казенного судостроения оказалась на исходе) пришлось установить два мощных добавочных вентилятора.

Но и их действие помогало мало; температура на площадках у цилиндров главных машин на ходу поднималась до 48° С, и находиться около них более 1-2 минут было невозможно. 17 сентября 1904 г. "Орел" покинул Кронштадт, но из-за сильного спада воды оказался на мели. С нее снялись 19 сентября и лишь 22 сентября успели присоединиться к еще находившейся в Ревеле эскадре. Здесь корабль покинула последняя партия из 95 обеспечивающих сдачу рабочих. Свидетельством традиций высокой производственной культуры инженеров и кадрового состава верфи того времени стала описанная В. П. Костенко сцена прощания с рабочими, которые поднесли своему строителю традиционные дары: икону Николы-угодника и серебряный подстаканник с ложечкой.

В порту для установки силами экипажа приняли изготовленные Ижорским заводом защитные козырьки, которые должны были предотвратить уже не раз происходившие на 1-й эскадре случаи поражения людей в боевой рубке снарядами и осколками, влетающими в слишком широкие (высотой 305 мм) визирные щели.

Подводя итог достройки кораблей, завершенной в редком для отечественного судостроения ударном темпе, важно отметить полное выполнение всех предъявленных к кораблям высоких требований. По основным характеристикам (кроме толщины главного и верхнего пояса бропи) они ни в чем не уступали своему прототипу "Цесаревичу", а по некоторым решениям (усовершенствованная конструкция внутренней броневой переборки, увеличение мощности электростанций и др.) его превосходили. Успешно были решены все проблемы, связанные с чрезвычайной насыщенностью кораблей боевой техникой и общей затесненностью помещений. Из-за этого некоторые погреба боеприпасов приходилось снабжать сложной системой вентиляции, а под кают-кампанию офицеров приспособили помещение кормового каземата 75-мм орудий. Не было сомнений и в добротности выполнения работ. Это подтверждал опыт плавания и беспримерного боя, а наглядным свидетельством и сегодня служат сохранившиеся конструктивные узлы современника той эпохи – крейсера "Аврора".

Броненосцы типа "Бородино"  - pic_33.jpg

"Князь Суворов" во время заводских испытаний.

Непреодолимым оставался, однако, главный изъян отечественного судостроения, неотступно преследовавший его со времени начала постройки броненосцев. Это была все та же сверхпроектная перегрузка, к предотвращению которой за 50 лет не было предпринято никаких дававших хоть какой-то результат усилий. Хуже того, в условиях не способствовавшего инициативе авторитарного самодержавного режима не нашлось ни структур, ни отдельных деятелей, которые, осознав всю опасность перегрузок, пытались бы вести с ней последовательную и бескомпромиссную борьбу. Даже А. А. Бири- лев, считавший себя знатоком кораблестроения и наставником молодого инженера В. П. Костенко, не смог подняться выше уровня представлений о том, что проблема могла быть решена повышением норм запаса водоизмещения с традиционных (хотя и не всегда предусматривавшихся) 2% до 4-5% от водоизмещения. Оказалось, что и этот, представлявшийся огромным запас на новых, до чрезвычайности насыщенных техникой броненосцах был превзойден и вылился в перегрузку до 13% (1785 т).

Под этой тяжестью осадка корабля увеличилась на 0,865 м и вместо предусмотренных проектом 7,96 м составила 8,82 т. Это означало, что главный броневой пояс, который по проекту должен был возвышаться верхней кромкой на 0,46 м над водой, сильно заглублялся и становился для корабля практически бесполезным. Глядя на это, как вспоминал В. П. Костенко, прибывший проводить корабль строитель М. К. Яковлев "ужаснулся и закачал своей седой головой", а присутствовавший при этом главный корабельный инженер Д. В. Скворцов заметил: "Не знаю, о чем "они" думают".

Но, как и прежде, ответственных за перегрузку кораблей обнаружить было нельзя, флот продолжал загружать их перед походом, не задумываясь о последствиях. 30 сентября МТК вынужден был обратиться к командующему 2-й эскадры со специальным предостережением. Отмечая, что при нынешнем водоизмещении броненосцев типа "Бородино" 15275 т (с полным запасом угля) их метацентриче- ская высота составляет только 0,76 м (вместо 1,28 м по проекту 1899 г. с нормальным запасом), МТК рекомендовал прекратить прием новых грузов, а часть уже принятых, в которых нет необходимости в повседневной службе, сдать для хранения на транспорты. Рекомендовалось тщательно следить за надежностью крепления грузов, правильностью размещения и расходования воды и угля, перемещая его из верхних ям в нижние, не допускать в трюмах воды, которая могла бы переливаться с борта на борт при качке.

При плавании на крупном волнении следовало надежно задраивать все порты и другие отверстия батарейной палубы. Эти рекомендации были выполнены лишь в части задраивания портов на волнении и при водяной тревоге, на что командующий обратил внимание еще в своем приказе от 23 июня 1904 г. В этом приказе предлагалось в случае получения пробоины круто перекладывать руль в противоположную сторону, что могло бы уже опасный для корабля 18° крен уменьшить за счет циркуляции до 10-9°, и за это время успеть задраить все порты. Получался никем, почему-то, не замеченный парадокс – порты 75-мм артиллерии, предназначенной для отражения атак миноносцев, приходилось держать закрытыми именно тогда, когда возможность таких атак была особенно вероятной.

Но мысль о полной ликвидации или хотя бы сокращении числа 75-мм и еще более мелких 47- и 37-мм пушек была еще слишком крамольной. Попыток подобной разгрузки кораблей предпринято не было. В работе МГШ говорилось: "Итак, один из первых приказов адмирала Рожественского, в котором упоминается о бое, давал такие указания о маневрировании в бою, от которых не могут не подняться волосы дыбом". Действительно, о каком ведении боя можно было вести речь, если боевой строй в любой момент мог быть нарушен необходимостью маневра для предотвращения полученного одним или несколькими кораблями гибельного крена. Но в МТК о приказе З. П. Рожественского, по-видимому, даже не знали и не нашли нужным добиваться более радикальных категорических мер (оформленных хотя бы приказом управляющего Морским министерством) по доведению кораблей до состояния, близкого к проектной нагрузке.

Кроме того, в МТК забыли и о собственных, недавно принимавшихся (1898 г.), строгих мерах по устранению на кораблях подверженных возгоранию материалов и предметов снабжения. Острота проблемы, возбужденной сведениями об огромных масштабах пожаров на испанских кораблях в 1898 г., уже забылась, и наши корабли за время постройки оказались переполненными горючими материала ми. Те же шлюпки и мебель, которые на строившихся в Америке "Варяге" и "Ретвизане" в соответствии с требованиями МТК были выполнены из стали, на кораблях отечественной постройки было разрешено, как и прежде, изготовлять из дерева. В результате корабли в бою обратились в огромные кострища, и в борьбе с огнем внутренние палубы оказались переполненными огромными массами переливавшейся с борта на борт воды. И до того незначительная остойчивость кораблей резко уменьшилась, и все три, последовательно возглавлявших строй эскадры, передовых броненосца, не имея подводных пробоин, должны были опрокинуться от потери остойчивости. В горячке боя и при наличии множества пробоин в легком борту вряд ли мог быть исполнен приказ, отданный год назад.