Рассвет

Солнце, напуганное ночными криками, робко выглянуло из-за горизонта. Утро медленно вступало в свои права.

Основная бойня была окончена. Солдаты уничтожали по городу последние очаги мятежа…

Все кончено. И можно пройти по залитым кровью коридорам. Храня молчание, миновать слуг. Сглотнув комок, застрявший в горле, кивнуть начальнику стражи… Главное — смотреть только вперед.

Принцы не плачут, а короли тем более, а значит… Надо шагать, не оглядываясь. Не смотреть вокруг. Только вперед. До боли сжимая зубы, сохранять спокойное выражение лица…

И лишь войдя в свою комнату и захлопнув дверь, можно упасть ничком на кровать и разреветься, колотя кулаком по ни в чем не повинной подушке… Ведь ты — не только принц, не только король… Но и просто тринадцатилетний мальчишка, разом потерявший всех своих родных.

Дорогу от замка до дома Найты Эльтше попросту не запомнил. Отдельные, яркие клочки воспоминаний, шум, споры. Вот парочка гарпий уверенно потрошит кошель лежащего на залитой кровью мостовой седого бистивилаха. Вот несется, высоко задирая голову и стараясь не запутаться в волочащихся по земле поводьях, вырвавшаяся из чьих-то конюшен кэльпи. Дома зияют пустыми провалами разбитых окон…

А потом вдруг резко и неожиданно выглядывает на улицу глава купеческой гильдии Фредер Ронт, и в следующий миг — крик повисшей у него на шее Найты:

— Папа! Папочка! Ты жив!!!

Купец, явно не ожидавший столь раннего визита и, судя по корсеке[4] в руках, готовившийся отразить нападение, медленно проводит ладонью по волосам Найты, на глазах блестят слезы:

— Доченька… Эльтше, сынок! Спасибо, что довел Найту! Отныне ты всегда желанный гость в этом доме!

«Ну хоть что-то хорошее за сегодняшний день!» — цинично подумал сапожник. У него не оставалось сил даже на то, чтобы обрадоваться…

Утро встретило Каренса на небольшом, змеящемся над Даярой карнизе. Потайной ход вывел его прямо к реке. Сейчас над головой эльфа нависал второй такой же козырек, и можно было не опасаться, что кто-то сверху заметит притаившихся беглецов. Благо сам потайной ход был практически одноразовым и после побега автоматически запечатывался мощным заклинанием, так что погони быть не должно.

Рядом с Каренсом замер худощавый мальчишка лет трех-четырех на вид. Он вымотался за ночь и сейчас буквально спал стоя. Эльф поежился от холодного ветра, дующего с реки, и, подумав, снял камзол, накинув его на ребенка. Тот пошевелился, зябко передернул плечами, а потом, окончательно проснувшись, уставился на Каренса:

— А где Нани?

— Отстала, — нетерпеливо бросил эльф.

За прошедшее время мальчишка попросту достал его одним и тем же вопросом, и сейчас Каренс мечтал лишь об одном — побыстрее избавиться от нежданного подарочка Фортуны, передав его на руки родственникам, буде такие еще живы. Благо шум в городе начал стихать, и можно будет попытаться уйти с этого карниза, но прежде…

— Ты знаешь, где ты живешь?

Малыш хлюпнул носом:

— Нет.

Каренс страдальчески закатил глаза:

— А хотя бы… знаешь, как выглядит снаружи твой дом?!

Мальчишка неопределенно пожал плечами.

— Еще лучше, — тихо простонал эльф.

Через несколько минут окончательно выяснилось, что мальчишка не только ничего не знает о своем доме, но даже не может сказать, как звучит его фамилия или, если тролльчанка сказала правду и он из знатного рода, хотя бы родовое имя.

Но не оставлять же это «чудо» себе?!

А что с ним тогда делать? Бросить? Так некстати проснувшаяся ночью совесть решительно воспротивилась претворению этой идеи в жизнь.

Отдать просто куда-то? Но куда? Кому нужен трехлетний мальчишка, совершенно ничего не знающий об улице?! За ним же только глаз да глаз нужен! А может, все-таки бросить?

Или… взять себе в ученики? Найрид будет в полном восторге! Вот только…

— Знаешь, — задумчиво протянул Каренс, — имя Эрмилион чересчур громкое, знатное — у простого горожанина такого быть не может. Нужно что-то попроще. Как насчет… Айзан?

— Меня зовут Эрмиль! — упрямо сообщил мальчишка.

— Малыш, а у тебя есть характер! — рассмеялся Каренс. — Думаю, мы подружимся! Давай выбираться отсюда!

И, подхватив ребенка на руки, он осторожно направился вдоль карниза…

Город медленно приходил в себя после ночного кошмара. Мимо открытой настежь двери проскочил какой-то гоблин. Пара орков несла носилки с окровавленным человеком. Седая глейстиг осторожно вела израненного гаргулью.

И никому не было дела до хрупкой девушки-квартеронки, рыдающей над телом тролля.

Три медных стаканчика неспешно сновали по когда-то алому, а сейчас просто побуревшему и выцветшему коврику. Через дыры, проеденные молью, могла бы пролезть рука, но Айзана, переставляющего стаканчики, это не останавливало.

Неподалеку, после душной летней ночи, просыпался шумливый столичный базар. Слышался гомон пикси-булочников, зеленщица-орчанка раскладывала на прилавке свежие травы.

Громко стучали, ударяясь о потемневшие от времени стены, открывавшиеся ставни. Какая-то особо ретивая гоблинша принялась, перекрикиваясь с девушкой, высунувшейся из соседнего окна, вытряхивать прямо на улицу пыльный половичок.

Труха посыпалась на голову наперсточнику. Айзан недовольно повел плечами, мотнул головой, стряхивая сор, и бросил на гоблиншу злобный взгляд. Та хмыкнула и продолжила свое грязное дело.

Мошеннику ничего не оставалось, кроме как отодвинуться в сторону, подальше от окна. Мимо прошла, задев запястье юноши подолом платья, юная глейстиг — высокая девушка с идеально правильными чертами лица. Ее нечеловеческую природу выдавали лишь изящные козлиные копытца, выглядывающие из-под зеленой юбки. Глейстиг скользнула равнодушным взглядом по наперсточнику и, презрительно бросив:

— Мошенник… — направилась дальше.

— Кто мошенник?! — обиженно воскликнул Айзан. — Я?! Да какое ж тут мошенничество?! Все честно! Не веришь, смотри!

Он быстро закатал рукава рубашки (глейстиг заинтересованно остановилась) и показал девушке литой тяжелый шарик.

— Видишь? Кладу под средний стакан… — Наперсточник пару раз крутанул чашечки по ковру и поинтересовался:

— Ну? Где?

Глейстиг уверенно ткнула пальцем в один из стаканов. Айзан приподнял его, и шарик медленно покатился по потертым нитям.

— Ну? Убедилась? Все честно! Увидела — угадала. Не увидела…

— Давай еще раз! — азартно выпалила девушка.

Парень ехидно хмыкнул:

— Ага! Сейчас! А ставки кто делать будет?

Девушка отбросила с лица прядь золотистых волос:

— Сколько?

— Сребреник.

Глейстиг не раздумывая вытащила из кошелька, висевшего на поясе, пять бронзовых и одну медную монету. Айзан положил на коврик одну серебряную, небрежно накрыл шарик стаканчиком, раскрутил:

— Где?

— Здесь!

Парень приподнял стакан и показал пустое дно.

— Ну… Видно, не судьба… — лицемерно вздохнул он, прижимая шарик к ладони двумя пальцами: мизинцем и безымянным. — Извини, красавица. А шарик был здесь… — Он приподнял стаканчик, стоявший справа от центра, и стальная безделушка выкатилась на солнце.

Глейстиг вытащила из кошелька серебряную монету:

— Сыграем еще?

Белоснежная кабил-ушти неспешно вышагивала по гранитной мостовой. Всадник, хрупкий юноша лет двадцати на вид, задумчиво оглядывал высокие дома. В столицу молодой дворянин прибыл всего полчаса назад из провинции, но, увы и ах, до сих пор не мог понять, нравится ему Алронд или нет.

Проехать через толпу на коне было трудно, и юноша решил спешиться, повести водяную кобылку на поводу. Увы, уже через пару минут, столкнувшись с невысоким темным эльфом, он понял свою оплошность. Конечно, слезать с коня не стоило, но раз уж так вышло…