Хотя следует поощрять большие сбережения на пенсионный период, такие действия не могут решить назревшую проблему. В действительности они ее осложняют. Если по существу заставлять («поощрять») нынешних работающих сберегать на старость, но ничего не делать для сокращения расходов существующей системы на нынешних престарелых, то нынешние работающие будут финансировать одновременно и нынешних престарелых, и свою собственную старость. Их экономическое бремя по существу удвоится. Вследствие этого переход от системы передачи средств между поколениями к системе самофинансирования может осуществиться лишь очень медленно – за время от пятидесяти до семидесяти пяти лет. Переход к большему самофинансированию должен быть выполнен медленно за долгое время, в течение которого должны предприниматься необходимые изменения.

Все, что будет делаться, должно быть объявлено заранее, чтобы семьи могли планировать свой пенсионный период. Никто не может быстро менять эти планы. Пенсионные льготы и возраст выхода на пенсию должны быть известны на пятнадцать-двадцать лет раньше. Новые законы должны быть составлены таким образом, чтобы не столько сокращать текущие льготы, сколько сокращать добавления к потоку этих льгот, запрограммированные в существующих законах. Лишь очень постепенно престарелые начнут больше платить из собственных сбережений. Но льготы непременно следует избирательно сократить, чтобы опять привести в равновесие доход на одного престарелого с доходом не престарелого. Просто невозможно оправдать систему социального обеспечения, облагающую налогами людей с более низкими доходами (молодых), чтобы отдать эти деньги людям с более высокими доходами (престарелым). Нет нужды возвращаться к «плохим старым временам», когда престарелый имел гораздо меньше, чем не престарелый, но нет нужды также продолжать финансирование такого общества, где доход на одного престарелого намного превосходит доход не престарелого.

Если окажется, что прямой контроль над размерами льгот невозможен, так как он подрывает политическую жизнеспособность системы, то престарелые должны будут платить подоходные налоги, соответствующие их доходам. В Соединенных Штатах супружеская пара с одним ребенком, зарабатывающая 30 000 долларов, платит 2 449 долларов федеральных налогов. Пара престарелых, содержащая только самих себя, с тем же доходом в 30 000 долларов (40% которого поступает от социального обеспечения), платит лишь 791 доллар налогов (87). При одном и том же доходе престарелые должны платить те же налоги, что и все остальные.

Поскольку пенсии и льготы на здравоохранение суть формы потребления, то справедливое налогообложение пенсий и льгот на здравоохранение, предоставляемых престарелым, – это не налог на заработную плату, а налог на потребление, то есть налог на добавленную стоимость, относящийся к другим формам потребления. Чтобы пенсии не истощали инвестиции, их следует устанавливать таким образом, чтобы они истощали другие формы потребления. Прогрессивный налог на потребление означает также, что престарелые будут и дальше, когда они уже не работают, помогать оплачивать свои пенсии, даже не желая содействовать обществу своими сбережениями.

Использование налога на заработную плату для финансирования льгот, предоставляемых престарелым, создает то, что экономисты называют налоговым клином. Когда предприниматели смотрят на работников, они видят дорогих работников, поскольку они платят высокие компенсации рабочей силы, включающие заработную плату, дополнительные частные льготы и государственные налоги на заработную плату. Когда же работники смотрят на те же виды труда, они видят низкооплачиваемый труд, поскольку единственно важная для них часть пакета компенсаций – это получаемый на руки заработок. Остальная часть его либо уходит к другим (престарелым), либо должна доставить им блага в отдаленном будущем, нисколько не принимаемые во внимание.

Обе стороны, по существу, ускользают от этой экономической системы с ее налогообложением. Предприниматель перемещает свои операции в другую часть мира, где частные добавочные льготы и государственные социальные льготы не существуют. Продукцию этих заморских предприятий он по-прежнему продает на домашнем рынке, но не производит эту продукцию и не платит налоги на этом рынке. Таким образом он снижает затраты и повышает прибыль. Но и трудящийся пытается делать то же. Он старается получить все возможные льготы по социальному обеспечению (пособия по безработице и по нетрудоспособности) и переходит в нелегальную, «черную» экономику, где не платят налогов и где заработки в наличных часто превышают заработки в легальной («белой») экономике после уплаты налогов, поскольку предприниматели не должны оплачивать государственные или частные добавочные льготы.

Так как обе стороны перестают платить налоги, необходимые для финансирования системы социального обеспечения, то затраты на систему социального обеспечения возрастают для тех, кто в ней остается, увеличивая их побуждения ускользнуть. Система социального обеспечения, финансируемая налогами с заработной платы, оказывается в течение длительного времени просто нежизнеспособной.

Что бы ни было сделано по этому поводу, чем скорее это будет сделано, тем легче это пройдет. Если привести систему в равновесие сегодня, то завтра будет меньше долгов. Более низкие выплаты процентов означают, что для финансирования системы понадобится собирать меньше налогов. С политической стороны есть такая же заинтересованность в скором проведении мер. По мере того как число престарелых становится больше, их избирательная сила может только возрасти. Чем дольше престарелые приучаются к государственным пенсиям, тем труднее им будет избавиться от этой привычки. Люди всегда считают правом, а не привилегией то, что у них было всегда. Такой сдвиг в установках отчетливо виден уже сейчас.

Но проблемы социального обеспечения не сводятся только к престарелым. В Швеции две трети населения регулярно получает от правительства чеки какого-нибудь рода (88). В Северной Европе очевидным образом есть нечто, что можно было бы назвать проблемой «второго поколения». Когда были впервые введены системы государственного вспомоществования, принятая тогда мораль ограничивала пользование им, так что люди обращались к нему лишь в крайней нужде. Такие установки все еще существуют, хотя и в гораздо меньшей степени: даже сейчас в Соединенных Штатах есть миллионы людей, имеющих законное право на государственное вспомоществование, которые имели бы более высокий семейный доход, если бы перешли на него, но которым было бы стыдно его получать; а поэтому они не просят о льготах, на которые имеют право. Но со временем такие сдерживающие мотивы отмирали, и система, которая первоначально предназначалась лишь на случай крайней нужды, стала правом, используемым в каждом удобном случае.

Но те же сдерживающие мотивы позволили политикам, проектировавшим эту систему несколько десятилетий назад, полагать, что она потребует намного меньше затрат, чем это оказалось в действительности. Поскольку в первом поколении системой пользовались лишь немногие, затраты были низки и можно было сделать систему более щедрой, так как легко было позволить себе высокие льготы. Но со временем системы расширились до такой степени, что льготы стали составлять более 90% заработной платы (107% для пенсионеров в Греции, 100% для инвалидов в Германии, 124 % за отпуск по материнству в Пор-

тугалии, 97% за утрату трудоспособности в Бельгии), так что после вычета производственных расходов очень многие были в действительности в лучшем положении, не работая (89). Но что было дешево в первом поколении, стало дорого во втором, когда все больше людей приучалось пользоваться этой системой (90).