Мотивы Америки были отчасти альтруистичны, но отчасти были продиктованы страхом перед коммунизмом. Если посмотреть теперь, по прошествии времени, на риторику, служившую политическим оправданием этих действий, то страх перед коммунизмом кажется более важным мотивом по сравнению с альтруизмом. В конце концов в Соединенных Штатах – стране исторического изоляционизма – под именем антикоммунизма удалось реализовать интернационализм. Через пятьдесят лет эта антикоммунистическая риторика, использованная для реализации интернационализма, стала беспокоить тех, кто все еще верит в американский интернационализм. Если коммунизма больше нет, то зачем американцам интернациональная точка зрения? Республиканский «Контракт с Америкой» не содержит ни слова о международной экономике, о внешней торговле, об иностранных инвестициях (6). Возможно, «Контракт с Америкой» не призывает к изоляционизму, но он, несомненно, призывает к значительному отходу Америки от своего мирового лидерства.

Непосредственно после Второй мировой войны американское лидерство в некоммунистическом блоке было просто необходимо, поскольку в Америке была единственная крупная неразрушенная индустриальная экономика, и только Америка обладала военной силой для сопротивленияраспространению глобального коммунизма. Если какая-нибудь страна хотела остаться вне коммунистического блока, то вряд ли у нее был иной выбор, чем присоединиться к американскому блоку и принять американское руководство. Поскольку все страны, за исключением Канады в Северной Америке и некоторых нейтральных стран Европы (Швеции и Швейцарии), нуждались в американской помощи, то американское лидерство после Второй мировой войны стало самой сердцевиной капиталистической экономики. После Второй мировой войны капиталистическая экономика была обречена на вращение вокруг Соединенных Штатов, точно так же, как коммунистическая экономика была обречена вращаться вокруг бывшего СССР. В некоммунистическом блоке ни одна крупная капиталистическая держава, даже Франция, никогда не стала столь независимой, каким стал в конце концов Китай в коммунистическом блоке. Каждый раз, когда союзники угрожали отойти от американского влияния, можно было использовать угрозу коммунизма, чтобы сохранить единство глобальной системы (7).

Если план Маршалла был стартовым мотором, то система ГАТТ – Бреттон-Вудс была двигателем послевоенного экономического роста. Неудивительно, что эта система отразила методы, эффективные на американских внутренних рынках. С таким менеджером, как Соединенные Штаты, это была англосаксонская, то есть подчиненная правилам, юридическая система. В центре ее были правила, а не административное руководство правительств (как в системах Японии и Франции). Экономическая движущая сила исходила от Соединенных Штатов. Соединенные Штаты предоставляли обширный богатый рынок, куда легко было экспортировать продукцию. Их денежная и налоговая политика предотвращали внезапные спады и способствовали энергичному росту.

Соединенные Штаты сосредоточили внимание на геополитических военных потребностях союза, предоставив частным компаниям и своей экономике заботиться о самих себе. Япония была непотопляемым авианосцем на краю Северной Азии, равнины Северной Европы были местом, где надо было остановить русскую армию, – и было бы политическим и военным бедствием, если бы одна из этих областей попала в коммунистическуюорбиту.

Поскольку Америка была гораздо богаче других и не должна была беспокоиться о своем платежном балансе, ей не приходилось требовать себе взаимных прав на других рынках. Японцы могли ограничивать американский доступ на японские рынки и запрещать американцам покупать большинство акций в японских компаниях, в то же время имея неограниченный доступ на рынок США и право покупать в Америке что угодно. Японское правительство могло действовать – и действовало – как монопольный покупатель технологии, сбивая цены приобретаемой технологии и настаивая, чтобы лицензии выдавались всем – а не только некоторым «партнерским» компаниям. Америка не применяла своих антитрестовских законов и своей власти, а смотрела на все это с других позиций.

Американские компании не имели американское правительство на своей стороне, потому что они в этом не нуждались. Иностранные же компании, во всяком случае, нуждались в помощи правительства США, чтобы экспортировать продукцию на американский рынок и таким образом зарабатывать иностранную валюту, нужную им для защиты от коммунизма. Некоторые способы защиты, ограждавшие Японию от конкуренции американских компаний, – вроде тех, какие сейчас пытаются преодолеть автомобильные компании США, – были в действительности изобретены генералом Макартуром и его штабом.

Когда случались неизбежные циклические спады капитализма, на американцев ложилась ответственность в силу взятой на себя роли одностороннего глобального кейнсианского локомотива. Чтобы стимулировать американскую экономику во время глобальных спадов, использовалась облегченная денежная политика (снижение процентных ставок) и экспансионистская фискальная политика (снижение налогов или повышение расходов). Как только возобновлялся рост на рынках США, автоматически повышался экспорт в Америку из остального мира, что было началом подъема во всем мире. Еще во время подъема 1982-1983 гг., после спада 1981-1982 гг., основная причина экономического оживления в Европе и в Японии могла быть сведена к расширению экспорта на рынки США.

Явная цель системы, устроенной после Второй мировой войны, состояла в создании среды, в которой другие страны могли бы стать столь же богатыми, как Соединенные Штаты. Это и произошло. Точное определение, какие страны теперь богаче Соединенных Штатов по величине ВВП на душу населения, зависит от того, как производится оценка – с помощью рыночного курса валют или с помощью паритетов покупательной способности, превращающих различные ВВП в некоторую общую меру. Но по каждому из этих методов оценки теперь есть значительное число стран, в действительности столь же богатых, как Соединенные Штаты, и несколько значительно более богатых по обеим оценкам.

Оба вычисления отражают некоторые стороны истины. Вычисления с паритетом покупательной способности (ППС) измеряют, насколько богаты американцы по сравнению с остальным миром, если каждый тратит свои деньги у себя дома. Этот метод измеряет местные затраты на приобретение одинаковых корзин товаров и услуг в разных странах и спрашивает, каким должен быть обменный курс валют, чтобы доход, нужный для такого приобретения, был один и тот же. (Поскольку люди в разных странах приобретают не одну и ту же корзину товаров и услуг, точные меры ППС меняются в зависимости от того, какой корзиной товаров и услуг пользуются при измерении.)

Вычисления ВВП на душу населения с помощью рыночного курса валют указывают, насколько богаты люди, если они тратят свои деньги за границей. Если средний американец берет свой долларовый доход в Японию и обменивает его на иены, то как много он сможет на него купить по отношению к тому, что покупает средний японец? И наоборот, если средний японец берет свой доход в иенах в Америку и обменивает его на доллары, то как много он сможет на него купить?

Япония – страна, где существует самая большая разница между этими двумя мерами. Если принять за основу ВВП на душу населения в США, равный 25 847 долларам в 1994 г., то в Японии паритет покупательной способности ВВП на душу населения составляет ровно 79% соответствующего показателя в Соединенных Штатах (20 526 долларов) (8). Но если производить оценку по обменному курсу, то при курсе 80 иен за доллар ВВП на душу населения Японии был на 80% выше (46 583 доллара). В то время, когда рынок оценивал доллар в 80 иен, вычисления с паритетом покупательной способности, проведенные ОЭСР, указывали, что обменный курс должен был быть от 180 до 225 иен за доллар (10). Вследствие этого японцы богаты у себя дома и очень богаты, когда путешествуют по другим странам.