Первое свойство чисто общественного блага состоит в том, что потребление этого блага любым человеком в любом количестве не уменьшает его количества, доступного для кого-либо другого. В потреблении его люди не являются соперниками. Если, например, один человек пользуется национальной обороной, то это не препятствует пользоваться национальной обороной кому-либо другому. В случае нормальных экономических товаров дело обстоит не так: если один человек ест морковку, то другой не может уже съесть ту же морковку. Но если чисто общественные блага не истощаются потреблением любого человека, то почему они должны продаваться в рыночной экономике? Ведь нормальные товары потому и покупают, что они дают покупателю монопольное положение в потреблении купленного.

Второе свойство чисто общественного блага состоит в том, что невозможно помешать кому-нибудь другому им пользоваться. Если бы была устроена оборонительная система «звездных войн», предложенная президентом Рейганом, то она защищала бы либо всех, либо никого. Невозможно продавать на частных рынках товары такого рода, за которые потенциальный покупатель может отказаться платить и все же свободно ими пользоваться, – если такие товары вообще существуют.

Третье свойство вытекает из первых двух. Поскольку каждый может участвовать в совместном пользовании такими благами и поскольку никому нельзя помешать ими пользоваться, то у каждого есть побуждение скрыть свой реальный экономический спрос на эти чисто общественные блага, чтобы не платить справедливой доли затрат. Индивиды не будут раскрывать свои предпочтения: в самом деле, если они будут утверждать, что не заинтересованы в национальной обороне (не имеют потребности в этом товаре), то за программы вроде «звездных войн» придется платить кому-то другому, хотя эти программы в действительности важны и для них. В случае с обычными товарами индивиды раскрывают свои предпочтения, когда их покупают. Этим они публично свидетельствуют, что такие товары стоят для них по меньшей мере столько, какова их рыночная цена. Если они скрывают свои предпочтения, то не получают того, чего хотят.

Ввиду этих трех свойств, чтобы доставить чисто общественные блага, которые люди в самом деле хотят, нужны правительства с их способностью собирать для этого принудительные налоги. По отношению к реальным желаниям и спросу свободные рынки доставили бы слишком мало чисто общественных благ. Но если присмотреться к действиям современных правительств, то лишь немногие из них доставляют чисто общественные блага. Даже национальная оборона, может быть, не вполне удовлетворяет соответствующим требованиям (например, кто-нибудь мог бы устроить оборонительную систему «звездных войн» только для части страны).

Конечно, этим требованиям не удовлетворяют ни образование, ни здравоохранение. Индивиды не делятся своим образованием и здравоохранением с кем-нибудь другим, и те, кто не платит за образование или здравоохранение, могут быть исключены из пользования ими. Частные рынки могут организовать успешно действующие учреждения для образования и здравоохранения, и они это делают. То же относится к общественной безопасности. Полицейские или пожарные могут охранять одного человека, но не другого. В действительности частные полицейские уже заменяют общественных. Правосудие может быть приватизировано, и это уже происходит.

Вдобавок к чисто общественным благам существуют виды деятельности, которые экономисты называют положительными или отрицательными «внешними эффектами». Образование может доставить положительные внешние эффекты, поскольку работа с образованными людьми повышает производительность индивида. Поэтому индивид может быть заинтересован в субсидировании их образования. Напротив, аэропорт порождает отрицательные внешние эффекты, поскольку живущие близ него вынуждены слушать его шум. Но в любом случае правильным ответом оказывается, самое большее, некоторая система общественных субсидий или общественных налогов для поощрения или препятствования такой деятельности. При этом правильным ответом никогда не может быть общественная поддержка или субсидия, покрывающая всю стоимость некоторой деятельности. Большинство таких льгот достается образованным – даже если кое-что и приносит пользу другим.

Рассмотрим почтовую службу. Можно утверждать, что во время колониальной Америки, когда Бенджамин Франклин изобрел американскую почту, она была существенным элементом связи, удерживавшей вместе тринадцать столь различных колоний. Чтобы Америка могла стать Америкой, а граждане тринадцати различных колоний могли стать американцами, они нуждались в связи друг с другом, и роль правительства состояла в том, чтобы сделать эту связь более дешевой и одинаковой по цене, чем если бы пришлось дожидаться в этой новой стране возникновения частных почтовых служб. Но теперь все эти аргументы не действуют. Имеются частные почтовые службы, действующие эффективнее общественных, а то, что соединяет нашу культуру, – это не возможность посылать друг другу запечатанные письма по равной цене в тридцать два цента, а частные электронные средства информации. Функции почты охотно возьмут на себя «Юнайтед Парсел» и «Федерал Экспресс». Точно так же частные компании охотно будут строить и обслуживать платные дороги. Поставив на машинах штриховые коды и сенсоры на улицах, можно превратить все дороги, в том числе городские улицы, в платные дороги. Социальное страхование можно заменить частными пенсионными планами.

При капитализме, основанном на выживании наиболее приспособленного, правительству остается лишь очень небольшая роль. Когда «Контракт с Америкой» говорит об универсальной приватизации, речь идет об удалении от общественной сферы. По мере удаления от общественного затрачивается все меньше усилий, чтобы обеспечить работу общественных учреждений, правительство все меньше уважают, и дальнейшие отступления в частную сферу становятся все более вероятными. И в самом деле, в политических спорах общественное становится врагом частного – вместо того, чтобы быть дополнительным фактором, необходимым для существования успешного частного сектора.

С этой точки зрения, экономическая устойчивость и рост должны устраиваться сами собой. Не признаются никакие цели экономической или социальной справедливости. Любая попытка собирать налоги, особенно прогрессивные налоги, или распределять доходы на какой-нибудь иной основе, чем рыночная производительность, нарушает стимуляцию деятельности, мешает эффективной работе рынков и ведет к миру, где будут господствовать второсортные люди. Перераспределение доходов, чем главным образом и занимаются все современные правительства, считается незаконной деятельностью. Людям надо оставлять то, что они зарабатывают. Всякая другая политика означает, что рынок делается менее эффективным, чем мог бы быть. Правительства существуют, чтобы охранять частную собственность, а не отбирать ее.

Чтобы играть в капиталистическую игру, экономика должна начать с какого-то исходного распределения покупательной способности. Каково оно должно быть? В этом и только в этом правительство может сыграть некоторую роль. После определения начальной точки рынок сам порождает оптимальное распределение покупательной способности для следующего круга экономической деятельности. Идет игра, и различия, производимые рынком, справедливы, так как они «естественны» и являются результатом «честной игры» (68). Эта временная проблема возникает теперь в бывших коммунистических странах. Чтобы перейти от коммунистической экономики к капиталистической, надо установить права частной собственности на бывшее государственное имущество. И хотя у капитализма нет никакой теории, говорящей, что одно распределение лучше или хуже другого, какое-то распределение права собственности надо установить. Но в «старом» капитализме эта исходная точка была установлена уже в далеком прошлом.

Кроме поставки чисто общественных благ и функций субсидирования и налогообложения, с положительными или отрицательными внешними эффектами, правительства имеют еще одну роль. Капитализм не может работать в обществе, где господствует воровство. Он нуждается в правовой системе, гарантирующей существование частной собственности и выполнение контрактов. Но такие консервативные экономисты, как Гэри Беккер, утверждали, что, хотя капитализм и нуждается в действии права собственности, ему вовсе не нужны общественные обвинители и общественные полицейские (69). Контракты и права частной собственности можно соблюсти, дав возможность каждому подавать в суд на каждого другого для охраны своих законных прав. Что ясе касается юридической системы, то капитализм в какой то степени в ней нуждается, но лишь в самой рудиментарной форме; и ему нужен гораздо меньший общественный сектор, чем существует теперь.