На ДАУ, например, наши заключенные додумались, что медицинские шприцы, кроме своего назначения, могут пропускать серную кислоту внутрь чувствительных приборов и механизмов. Снаружи все выглядело вполне исправным, а через некоторое время оборудование приходило в полную негодность.
На «Густлов-верке» действовал наш «специалист» Леня Орлов (а по-настоящему Леонид Иосем). Он оказался виртуозом по производству брака и добыче оружия.
Леня Иосем попал в плен под Смоленском. Побывал в лагере Острув-Мазовецки. Работал батраком у немецкого барона. Среди своих товарищей
– таких же рабов, как и он сам – вел «вольные» речи против фашистов. Был предан одним отступником и попал в руки гестаповцев, а от них – в Бухенвальд. Здесь едва не погиб в штайнбрухе, но был вызволен оттуда, подкормлен и отправлен на «Густлов-верке».
Имея техническое образование, Леня сумел втереться в доверие мастеров, стал даже бригадиром пистолетного цеха. И тут развернулся вовсю!.. В соседнем цехе изготовлялись десятизарядные винтовки-полуавтоматы. Кто не знал, что оружие шло на Восточный фронт, значит, против своих?! Как сделать, чтобы эти винтовки не стреляли?
С таким вопросом Леонид обратился к одному парню, москвичу Анатолию Скобцеву.
Тот придумал: добавлять в смазочное масло соляную кислоту. На испытаниях винтовки стреляли, а потом выходили из строя. 25 тысяч забракованных полуавтоматов фирма получила обратно. Фашистские мастера неистовствовали в цехе, но так и не дознались, почему не стреляло оружие…
В одной из мастерских «Густлов-верке» с огромными предосторожностями установили уникальный расточный станок. Нужно было вывести его из строя. Леонид поручил это Василию Дубровину. Немцы допустили его работать к станку, потому что мастер Адольф Френцель рекомендовал его как высококвалифицированного токаря. С тех пор Василий Дубровин не проходил мимо осколков стекла, чтобы не подобрать их. Это стекло он перетирал в порошок и добавлял его в смазку. Месяца через два станок потерял точность, и заказы перестали поступать.
Во всех цехах ДАУ и «Густлов-верке» заключенные саботировали и вредили производству. Русские, немцы, французы, чехи, поляки – все, ежеминутно рискуя головой, придумывали способы, чтобы где-нибудь что-нибудь сорвать или испортить. Ретивые служаки и убежденные нацисты, как ищейки, принюхивались ко всему в цехах, в мастерских, но ни на что серьезное и подозрительное не могли напасть.
А значительная часть суточного производства винтовок, пистолетов и другого вооружения по-прежнему шла в брак…
К тому же часть оружия теперь регулярно переправлялась в лагерь.
Леонид Иосем имел право подбирать рабочих на разные операции. Конечно, он подбирал только надежных, проверенных ребят. Кое-какие детали, якобы бракованные, испорченные, удавалось утаивать от мастера. Их прятали в заранее приготовленных местах, а потом проносили в лагерь.
Конечно, по законам конспирации даже я, руководитель боевых групп, не всегда знал, кто и когда идет в лагерь с оружием, кому что удалось «организовать». Все детали и подробности стали нам известны потом.
Но вот так бывало…
Наступает вечер. Конец рабочего дня. Я стою недалеко от кантины, лагерной лавчонки, и смотрю на ворота. Слышится дробный перестук деревянных колодок, громкая команда, и первые ряды заключенных вливаются на аппельплац. На сей раз я знаю, что колонна идет с «Густлов-верке» с «начинкой». Леня Орлов предупредил нас. В условном месте приготовились наши, чтобы принять то, что принесут. Я смотрю на лица заключенных – они серые от усталости, равнодушные, вялые, похожие одно на другое. Хоть бы один энергичный взгляд! Только перестук колодок да быстрый взмах сотен рук, когда громкоговоритель бросает команду: «Mitzen ab!» Глядя на них, эсэсовцы, наверное, думают: «О чем могут мечтать эти существа? Как бы добраться до куска хлеба и миски вонючей баланды! Как бы скорее кинуться на нары, вытянуть уставшие кости!» Но у доходяг, оказывается, совсем другое на уме! «Сегодня немецкие подпольщики предупредили – обыска не предвидится. Такто оно так… Но всякое может случиться. Только бы пронесло!»
«Только бы пронесло!» – думает первая пятерка, идущая цепочкой впереди колонны. В случае опасности они подадут сигнал в задние ряды. А там идет пятерка, и у каждого в потайных карманах, в полых подметках колодок части для пистолетов и гранат. Если по цепи пронесется сигнал опасности, они еще успеют выбросить свой груз.
«Только бы пронесло!» – думает каждый из них.
«Только бы пронесло!» – думаю я.
Только бы пронесло!
Но, кажется, сегодня все в порядке. Ряд за рядом заключенные входят в лагерь и растекаются по широкой площади…
А перед самым сигналом отбоя мне докладывают, какими деталями и в каком количестве пополнился наш арсенал.
Крупные части оружия доставлялись через ворота на тележках, на которых возят трупы в крематорий. Не будут же эсэсовские охранники ворошить трупы, чтобы посмотреть, нет ли чего на дне тележки! На это мы и рассчитывали. И они действительно не ворошили трупы. А кроме того, в лагерь переправлялись обратно пустые бачки, в которых на завод возили баланду для заключенных. Разве нельзя было приспособить двойное дно? Можно!» И делалось это очень искусно. Сколько эсэсовские солдаты ни заглядывали в бачки, ни разу у них не пало подозрение, что тут что-то неладно. Только у возницы в эти минуты сердце готово было выпрыгнуть от страха. Но этого, к счастью, тоже никто не замечал…
Из деталей и деталюшек оружие собиралось по ночам где-нибудь в умывальной или вещевом складе лазарета. А потом переправлялось на тайные склады.
Тайные склады! Много у нас забот было с этими тайниками. Один раз мы с ужасом обнаружили, что в склад под полом 7-го блока натекла весенняя вода. Сколько трудов и риска было вложено в этот склад! И все, казалось, пропало! Может, не все? Пришлось по ночам выделять людей, чтобы вытаскивать карабины, по штучке сушить их, смазывать и замуровывать снова в более надежное место. Другой раз, уже позднее, после крупной бомбежки, пожар подбирался к нашему тайнику. А там хранились совсем готовые к делу гранаты. Вот был бы гром, если бы огонь охватил склад! Но ветер словно понял нашу отчаянную тревогу и увел огонь в другую сторону.
Был случай, когда эсэсовцы устроили обыск именно в том блоке, где под полом пряталось оружие. Они во многих местах поднимали доски пола, они ходили по тем половицам, которые прикрывали тайник, но до винтовок не добрались!
К концу лета 1944 года в лагере было уже изрядное количество оружия у немцев, русских, чехов, поляков, французов. Эсэсовцы подозревали, что оружия не может не быть в лагере, если рядом стоят военные заводы, но ни разу им не удалось подтвердить свои подозрения. Два раза всех заключенных, идущих в лагерь через ворота, раздевали догола, но всякий раз немецкие подпольщики узнавали о намерениях комендатуры и предупреждали заключенных. За все время один только парень попался с пистолетной пружиной, но отделался 25 палками: такие пружины были на многих форточках в бараках, эсэсовцы об этом знали и не придавали большого значения этой «невинной» краже.
А наше оружейное «предприятие» все расширялось. От сборки мы переходили к самостоятельному изготовлению гранат и бутылок с зажигательной смесью, ковали кинжалы, ножи, крючья…
Почти одновременно с немецкими подпольщиками, но те и другие самостоятельно, мы искали способ изготовления самодельных гранат. Мастер нашелся – лейтенант-артиллерист Павел Лысенко. Он пристроен на работу в парфюмерную мастерскую варить зубную пасту, ваксу, мыло. Попутно думает над тем, как приготовить взрывчатку. Кое-кто знает о его опытах. Густав Вегерер, австрийский коммунист, помогает советами. Способ доступен, кажется, один – обработать вату кислотами. Наш оружейник Борис Сироткин разрабатывает схему корпуса гранаты.
Теоретически все должно произойти удачно. Павел один остался в подвале кантины, чтобы взорвать гранату. Но первое испытание окончилось плачевно: граната лопнула в руках у Павла и ранила его. Он попал в руки польского доктора Вацлава. Вацлав был военным хирургом и, конечно, сразу понял характер ранения. Все было поставлено на карту: выдаст Вацлав или не выдаст. Вацлав не выдал, а наоборот, заботливо лечил пострадавшего, пока не поставил его на ноги.
