На карикатурных представлениях от российских СМИ и базируется, собственно, сюжет большинства рассказов на «горячую» тему. К примеру, в рассказе Юрия Бурносова «Москва, двадцать второй» как об общеизвестном факте говорится о зарегистрированной и существующей якобы в наше время в Голландии «партии педофилов». Действительно, информационного шума эта новость наделала в свое время достаточно. Тот факт, что «партия» эта представляла собой кружок из трех (в буквальном смысле: трех) человек, что никто и никогда ее не регистрировал, что, наконец, она просуществовала четыре года и самоликвидировалась в две тысячи десятом по причине тотального общественного неприятия — это все малоизвестно широкой публике, хотя написано даже в Википедии. А все потому, что «партия педофилов» вполне ложится в канву мировоззрения консервативного обывателя, а вот тот неприятный факт, что Россия, с ее курсом «основ православной культуры» в школах, является одним из мировых лидеров в производстве детского порно и снаффа (видеоролики с реальными убийствами) — он традиционалисту совсем не по душе. Иначе придется признать, что растление несовершеннолетних и однополые союзы никак не коррелируют.
А авторам однополые союзы, да еще в сочетании со страшной ювенальной юстицией, покоя не дают и кажутся угрозой «традиционной семье». Вот и у Сергея Чекмаева в «Потомственном присяжном» пресловутая «ювеналка» работает исключительно на перераспределение детей из нормальных семей с целью усыновления их гомосексуалами. Причем детей остро не хватает, за ними становятся в многолетнюю очередь. Детдома, по всей видимости, окончательно опустошены, «отказники» тоже окончательно закончились, даже беспризорников всех выловили окончательно. Но позвольте, это же при взгляде из современной России, где 10-11 тысяч детей ежегодно попросту бросают в роддомах, где более полумиллиона социальных сирот, до миллиона беспризорников и до двух миллионов безнадзорных детей, выглядит совершенной утопией! Ювеналке и геям в ножки надо поклониться за решение таких чудовищных социальных проблем! Столь небывалое чадолюбие секс-меньшинств объясняется между строк, понятное дело, педофилией. Хотя в реальной жизни среди растлителей несовершеннолетних собственно педофилов (то есть людей, испытывающих сексуальное влечение к детям) менее десяти процентов. Зато большая часть осужденных за эти преступления — близкие родственники, члены семьи жертв. Проблема эта порождается не абстрактной «безнравственностью», а нищетой, алкоголизмом, низким уровнем культуры — словом, является социальным бедствием, порожденным капитализмом. Впрочем, ожидать от выполняющих «социальный заказ» представителей московского среднего класса такого глубокого анализа не приходится.
Однако прорехи в логике творимых авторами социальных моделей впечатляют даже по меркам столичных мелких буржуа. В рассказе Юлии Рыженковой «Демконтроль» реализована модель полного полового сепаратизма: мужчины живут только с мужчинами, женщины, соответственно, с женщинами. Гетеросексуальные отношения, понятное дело, считаются извращением, и только по государственной повинности женщины занимаются сексом с мужчинами под чутким контролем врачей, чтобы забеременеть и родить ребенка. Преодолевая отвращение, под страхом административного преследования женщины и мужчины занимаются этим неприятным делом, потому что, видимо, извращенцы-«гетерики» из правительства скрыли от них сведения об искусственном оплодотворении. По сути, принудительные и абсолютно бессмысленные половые акты якобы для воспроизводства населения являются формой так называемого «корректирующего изнасилования» (когда лесбиянку или, реже, гея насилуют с целью «исправления» сексуальной ориентации). Разумеется, у героини по сюжету от такой «терапии» на протяжении нескольких месяцев появляется не только тяга к мужчинам, но и просыпается материнский инстинкт, чувство собственности по отношению к рожденному ребенку. Заканчивается все, как и положено в антиутопиях, трагически, однако внятного ответа на вопрос, зачем же была нужна эта сравнимая разве что со службой в российской армии по бессмысленности, унизительности и болезненности процедура, нет. Разве что для демонстрации стандартного и заезженного стереотипа о лесбиянке, у которой «настоящего мужика не было».
Тот же стереотип демонстрируется в полный рост в другом произведении — «Чудовище» Кирилла Бенедиктова. «Настоящий мужик», доставленный прямиком из Китая, скрывается в Москве от полиции, попутно склоняя к гетеросексуальным отношениям (которые тут опять-таки считаются извращением) честных лесбиянок и раскрывая им глаза на «дивный новый мир». В итоге это заканчивается всегда плачевно — контактировавших с разыскиваемым (которые в итоге каждый раз на него доносят) власти уничтожают, сваливая все на нашего «настоящего мужика». Однако тот снова и снова готов вступать в контакт с обывателями, подставляя их и обрекая на смерть, не задумываясь о последствиях. Словом, самое убедительное и правдивое в этой истории о «борьбе с системой» — это название рассказа. Все остальное (в том числе и тиражируемая в очередной раз байка про запрет слов «мама» и «папа») — ложь и манипуляция читателем.
Однако давить на эмоции читателя можно куда грубее. Самый замечательный пример такого рода манипуляции — «Дом для чебурашки» Татьяны Томах, в котором снова пришедшие к власти сексуальные и национальные меньшинства убивают несчастных гетеросексуалов:
«Сегодня во дворе опять убивали влюбленных.
Настя плотно закрыла окна, задвинула дрожащими руками шторы, стараясь не смотреть. Но взгляд все равно соскользнул, и в узком столбе света между смыкающихся тяжелых портьер зацепил неподвижно замершую посреди двора парочку. Маленькие хрупкие фигурки на свободном пятачке в центре плотной, покачивающейся толпы. Стоят, держась друг за друга, будто на крохотном островке среди океана. Знают, что уже не спастись, что сейчас накроет волной, протащит по камням, разорвет в клочья клыками прибрежных скал и швырнет кровавые обрывки в море.
Но пока еще стоят, крепко сплетя теплые пальцы и взгляды, баюкают последние капли своей жизни, одной на двоих. Жизни, которая могла бы быть долгой и счастливой, озаренной смехом детей и внуков. Чудесная длинная дорога, которую они могли бы пройти вдвоем, поддерживая и оберегая друг друга.
Настя застонала. Слезы выжигали глаза, от отчаяния и сдерживаемого крика заболело в груди. Слепо, спотыкаясь и отталкиваясь от стен, выбралась в коридор. Захлопнула комнатную дверь. Сползла на пол, зажимая ладонями уши. Только бы не слышать, как они будут кричать.
Настя вспомнила, как страшно кричали те, другие, два месяца назад.
Ей показалось, что зазубренные ножи вонзились в уши, глаза и сердце. Врезались в тело, заживо разрывая в клочья. Как разрывало тех, которые корчились под ударами камней, продолжая отчаянно цепляться друг за друга окровавленными пальцами.
Их ладони, по-прежнему сжатые вместе, так и остались снаружи, чуть в стороне. И когда тела уже скрылись под грудой камней, тонкая рука женщины еще некоторое время вздрагивала, стискивая запястье мужчины. Будто умоляла — подожди, не уходи без меня. Подожди.
Тогда Настя кричала вместе с ними. Потому что ей казалось, что ее тоже забивают насмерть. Плотная толпа, сквозь которую она пыталась прорваться, была как груда камней. И не было вокруг ни одной живой теплой руки. Ни одного лица. Только жесткие серые камни.»
Внушает, не правда ли? Хотя, в сравнении с сухими сводками новостей настоящего времени выглядит несколько бледновато. Ну вот, из сравнительно недавнего:
...В Йоханнесбурге (ЮАР) жестоко убиты координатор Общества ВИЧ-инфицированных женщин, активист по защите прав геев и лесбиянок Сизакель Сигаза (Sizakele Sigasa) и ее подруга Салом Масоа (Salome Masooa). Сигаза была связана по рукам и ногам шнурками от ботинок. Из ее головы и шеи медики извлекли шесть пуль...
