— Решил подарить мне туфли? — воскликнула Билли, когда мы шли мимо модных бутиков на улице Монтеня.

— Нет, мы идем в театр.

— На спектакль?

— Ужинать!

Мы остановились у беломраморного фасада Театра Елисейских Полей, вошли в холл и на лифте поднялись в расположенный наверху ресторан.

Помещение было оформлено очень просто: дерево, стекло и гранит, все в пастельных тонах и лишь колонны темно-фиолетового цвета.

Метрдотель усадил нас в небольшой нише с шелковыми драпировками, словно созданной для задушевных бесед.

— Что будете пить?

Я заказал два бокала шампанского и вынул из кармана крошечный серебристый футляр.

— Это украшение?

— Даже не надейся.

— Флешка! Ты закончил роман! — воскликнула Билли, снимая крышечку.

Я кивнул головой. В этот момент нам принесли аперитив.

— У меня тоже кое-что есть для тебя! Прежде чем выпить, хочу вручить подарок, — загадочно сказала она, вынимая из сумки телефон.

— Но это же мой телефон!

— Да, стащила сегодня утром. Ты же знаешь, какая я любопытная… — без зазрения совести ответила Билли.

Я, ворча, забрал мобильник, а она довольно улыбнулась.

— Между прочим, я прочитала несколько сообщений. Вижу, с Авророй все налаживается!

Я покачал головой, хотя в этом была доля правды. В последние несколько недель Аврора писала все чаще, а ее послания становились все нежнее. Она говорила, что скучает, раскаивалась в некоторых ошибках и между строк намекала, что у каждой пары есть право на второй шанс.

— Она снова влюблена! Я же говорила, что выполню свою часть контракта! — заявила Билли, вытаскивая из кармана мятый кусок бумажной скатерти.

— Хорошее было время, — промолвил я, с ностальгией вспоминая тот день, когда мы подписали контракт.

— Да, я тебе залепила отличную пощечину, помнишь?

— Значит, сегодня конец приключению?

Билли посмотрела на меня с деланым безразличием.

— Да! Мы оба выполнили обещание: ты написал книгу, а я вернула тебе женщину, которую ты любишь.

— Я люблю тебя.

— Не надо усложнять, — попросила она.

В этот момент метрдотель подошел за заказом.

Я отвернулся, чтобы Билли не заметила мою печаль, и невольно залюбовался головокружительным видом на крыши Парижа, открывавшимся из огромного окна. Дождавшись, пока мы останемся одни, я спросил:

— И что теперь?

— Слушай, мы же сто раз это обсуждали. Ты отправишь рукопись издателю, и, как только он прочтет текст, воображаемый мир, созданный тобой, материализуется в его голове. И тогда я вернусь туда, где должна быть, — в вымышленную вселенную.

— Но я хочу, чтобы ты осталась со мной.

— Это невозможно! Я не могу жить одновременно в двух мирах. Мне нельзя находиться здесь! Я ведь чуть не умерла. Чудо, что я до сих пор жива.

— Но тебе лучше.

— Ты же знаешь, что я приговорена. Если я останусь здесь, то снова заболею, и второй раз выпутаться не удастся.

Меня страшно расстроила ее покорность судьбе.

— Такое впечатление, что… что ты хочешь отделаться от меня.

— Вовсе нет, я совсем этого не хочу, но мы с самого начала знали, что счастье будет недолгим. Знали, что у нас нет будущего, и мы не сможем быть вместе.

— Но ведь между нами столько всего произошло!

— Конечно. Эти несколько недель были похожи на волшебную сказку, но мы с тобой из двух разных миров: ты реальный человек, а я всего лишь литературный персонаж.

— Отлично, но могла бы хоть сделать вид, что расстроилась, — сказал я, вставая из-за стола.

Швырнув салфетку на стул и выложив на скатерть остатки денег, я вышел из ресторана.

Холод пробирал до костей. Я поднял воротник и дошел до стоянки такси. Три машины ждали клиентов.

Билли догнала меня и грубо схватила за руку.

— Ты не имеешь права так бросать меня! Не имеешь права все портить!

Ее била дрожь, по лицу текли слезы, а изо рта валил пар. Оскорбленная моим поведением, она кричала:

— Думаешь, меня не ужасает мысль о том, что я вот-вот потеряю тебя? Бедняга, ты даже не представляешь, как я тебя люблю! Вот что я скажу: ни с одним мужчиной мне не было так хорошо. Я и не думала, что такое может быть! Что страсть может сочетаться с восхищением, чувством юмора и нежностью! Ты научил меня читать книги. Ты стал первым, кто действительно слушал, что я говорю. Первым, кто не смотрел на меня как на дуру. Первым, кого возбуждали не только мои ноги, но и слова. Первым, кто видел во мне не просто девочку, которую можно трахнуть… Но ты слишком глуп, чтобы понять это.

Я обнял ее. Я тоже злился на свой эгоизм и на непреодолимую стену, разделявшую две реальности и не позволявшую нам быть вместе, как мы того заслуживали.

В последний раз мы вернулись «к себе домой», в квартирку на площади Фюрстенберг, где началась наша история любви.

В последний раз я разжег огонь в камине, показав Билли, что хорошо запомнил ее урок: сначала мятая бумага, затем щепки и, наконец, сложенные в форме вигвама поленья.

В последний раз мы глотнули отвратительной и прекрасной грушевой водки.

В последний раз Лео Ферре спел нам, что «со временем все проходит…».

Огонь в камине пылал, по стенам прыгали тени. Мы устроились на диване. Билли положила голову мне на живот, я перебирал ее волосы. Она повернула голову и сказала:

— Пообещай кое-что.

— Все, что угодно.

— Пообещай, что не скатишься снова в ту дыру, из которой я тебя вытащила, и больше не будешь тоннами глотать таблетки.

Меня тронула ее забота, но я не был уверен, что, оставшись один, сумею выполнить просьбу.

— Том, ты снова живешь, снова можешь писать книги и любить. У тебя есть друзья. Будь счастлив с Авророй, пусть у вас родятся дети. Не позволяй себе…

— Плевать мне на Аврору! — крикнул я.

Билли встала с дивана и продолжила:

— Будь у меня хоть десять жизней, мне бы все равно не хватило времени, чтобы отблагодарить тебя за все. Я толком не знаю, что со мной произойдет и где я окажусь, но не сомневайся в одном: что бы ни случилось, я буду любить тебя всегда.

Она подошла к столу и достала из ящика ту самую книгу, которую нашел Мило.

— Что ты делаешь?

Я попытался встать и подойти к ней, но внезапно комната словно поплыла. Голова налилась свинцом, меня стало клонить в сон.

«Что происходит?»

Я сделал несколько неуверенных шагов. Билли открыла книгу — скорее всего, перечитывала эту самую двести шестьдесят шестую страницу, которая обрывалась на фразе «крикнула она, падая».

Глаза закрывались, силы покидали меня. И тут я понял:

«Водка! Билли едва прикоснулась к рюмке, а я выпил все…»

— Ты… ты что-то подсыпала в бутылку?

Даже не думая отнекиваться, она достала из кармана упаковку сильного снотворного, которое, очевидно, стащила в больнице.

— Зачем?

— Чтобы ты дал мне уйти.

Мышцы шеи онемели, меня ужасно тошнило. Я изо всех сил боролся с наваливающимся оцепенением, пытаясь не упасть, но предметы уже двоились в глазах.

Последняя четкая картинка, которую я успел заметить: Билли стоит у камина и кочергой помешивает угли, а затем швыряет книгу в огонь. Этот роман привел девушку в наш мир, он же отправит ее обратно.

Не в силах удержать ее, я упал на колени, в глазах потемнело. Билли открыла ноутбук. Я скорее догадался, чем увидел, как она втыкает в разъем серебристую флешку.

Зрение отказывало. Я услышал характерный щелчок, раздающийся, когда отправляешь мейл. Уже теряя сознание и падая на паркет, я услышал, как слабый голосок прошептал: «Я люблю тебя» — и растворился в небытии. Меня поглотил сон.

Манхэттен

Мэдисон-авеню

В Нью-Йорке часы показывали начало пятого. Ребекка Тайлер, литературный директор издательства «Даблдэй», сняла трубку. Звонила ее ассистентка.