Джимми выронил микрофон и вцепился в края монитора. Он что-то кричал в это жестокое окно в мир, пока охранники в серебристых комбинезонах обыскивали тело отца. А потом из-за угла вышли еще несколько человек. И они тащили к двери его мать, которая лягалась и что-то безмолвно кричала.
— Нет, нет, нет, нет…
Комнату наполняли шипение статики и его пульс. Двое мужчин на экране боролись с матерью Джимми. Она буквально висела у них на руках, дергаясь и лягаясь. Возле двери лежало неподвижное тело отца.
— Открой проклятую дверь! — заорал человек с рацией.
Радио на стене просто оглушало. Джимми его ненавидел. Он подбежал к нему, потянулся к шнуру с микрофоном, но передумал и схватил с полки другую портативную рацию. Одна из рукояток на нем была помечена «Питание». Он покрутил ее, пока из рации не послышалось шипение, повернулся к экрану и поднес рацию ко рту.
— Не надо, — произнес Джимми и осознал, что плачет. Слезы капали на комбинезон. — Я иду.
Он с трудом отошел от экрана, на котором была мать. Пробегая по темному коридору, он продолжал мысленно видеть, как она кричит и дергается, лягая ботинками воздух.
— Назови код! — снова потребовал человек с рацией, и на фоне его голоса Джимми расслышал крики матери.
Зажав ремешок рации в зубах, Джимми полез по лестнице, не обращая внимания на боль в плече и колене. Нашарил рычаг подъема решетки и с лязгом отодвинул ее в сторону. Выложив через люк рацию, он выбрался следом, встав на четвереньки. Лампы на потолке полыхали огнем. В груди тоже пылал огонь. Его отец мертв, как Яни.
— Иду, иду, — произнес он в рацию.
Охранник с рацией крикнул что-то в ответ. Но Джимми слышал лишь вопли матери и звон пульса в ушах. Он помчался под мигающими лампами между рядов темных машин. Шнурки на ботинках развязались и шлепали на бегу по лодыжкам, напоминая о ногах матери, которые так же дергались в воздухе.
Джимми врезался в дверь. Из-за нее доносились приглушенные крики, повторяясь в рации. Он шлепнул по двери ладонью и крикнул в рацию:
— Я здесь, я здесь!
— Код! — потребовал охранник.
Джимми подошел к панели. Руки его тряслись, в глазах мутилось. Он представил за дверью мать, нацеленный на нее пистолет. И что всего в нескольких футах от него, за этой стальной дверью, лежит мертвый отец. Слезы струились по щекам. Он набрал первые две цифры — номер этажа, на котором они жили, — и замер. Неправильно. Верный код 12–18, а не 18–12. Или наоборот? Он набрал две оставшиеся цифры, и клавиатура вспыхнула красным. Дверь не открылась.
— Что ты там делаешь? — орал человек в рацию. — Просто скажи мне код!
Джимми нашарил рацию, поднес ее к губам.
— Пожалуйста, не трогайте ее…
— Если не сделаешь, как я говорю, мы ее убьем. Понял?
Голос охранника был испуганным. Возможно, он боялся не меньше, чем Джимми. Джимми кивнул и протянул руку к клавиатуре. Он правильно ввел две первые цифры, но остановился и вспомнил, что говорил отец. Они его убьют. Если он их впустит, они убьют и его, и мать. Но это же его мама…
Клавиатура нетерпеливо мигала. Из-за двери кричали, чтобы он поторопился, и что-то насчет трех ошибочных попыток подряд, и что придется ждать еще день. Джимми замер, парализованный страхом. Клавиатура вспыхнула красным и погасла.
За дверью громыхнул выстрел. Джимми стиснул рацию и завопил. Отпустив кнопку, он услышал за дверью крики матери.
— Следующий выстрел уже не будет предупредительным. А теперь не трогай кнопки. Ничего не трогай, просто скажи мне код. Быстрее, парень.
Джимми что-то забормотал, попытался назвать человеку за дверью цифры в правильном порядке, но не смог произнести ни слова. Прижавшись лбом к стене, он слышал, как за ней сопротивляется и борется мать.
— Код! — уже спокойнее потребовал охранник.
Джимми услышал бормотание. Кто-то заорал:
«Сука!» Мать крикнула Джимми, чтобы он этого не делал, и о стену с другой стороны что-то шлепнуло, и кого-то к ней прижали. От матери его отделяло всего несколько дюймов стены. А потом он услышал приглушенное попискивание — четыре раза, когда вводили тот же номер, — а потом сердитое жужжание панели, когда третья попытка набрать код оказалась неудачной.
Снова раздались крики. А потом грохот выстрела — более громкий и резкий, потому что его голова была прижата к двери. Джимми завопил и стал лупить кулаками по холодной стали. Ему что-то орали по рации, те же вопли просачивались сквозь массивную стальную дверь, но голоса его матери там не было.
Джимми сполз на пол, прижал рацию к животу и свернулся клубочком под гневные крики из-за двери. Его тело содрогалось от рыданий, решетка пола под щекой была жесткой. И под нестихающие вопли лампы на потолке продолжали равномерно мигать. И это мигание совсем не напоминало пульс.
Бункер № 1
2345 год
Когда Дональд вернулся в свою комнату, на кровати его ждал пластиковый мешок. Он закрыл дверь, отрезая какофонию шагов и офисной болтовни, поискал взглядом замок и обнаружил, что его нет. Здесь находилась лишь спаленка на одного человека, предназначенная для тех, кто всегда на посту и должен быть доступен столько, сколько потребуется.
Дональд представил, что именно тут обитал Турман, когда его будили для разруливания проблем. Потом вспомнил имя на своих ботинках и понял, что ничего представлять не надо — именно это сейчас и происходит.
Он увидел, что кресло-каталку уже увезли, а на столике возле кровати стоит стакан с водой. Дональд бросил на постель папки, которые ему дал Эрен, сел рядом и взял странный пластиковый мешок.
На нем крупными буквами было выведено одно слово: «Смена». Прозрачный пластик оказался сильно помят, а несколько предметов внутри сбилось в непонятный комок. Дональд сдвинул застежку и открыл мешок. Когда он его перевернул, оттуда, звякнув, вывалилось два металлических армейских медальона, за которыми испуганной змейкой потянулась металлическая цепочка. Осмотрев медальоны, Дональд понял, что они принадлежали Турману. Поцарапанные и тонкие, без резиновой окантовки, которую он видел на медальонах сестры, они смотрелись как антикварные безделушки. Пожалуй, как раз такими они и были.
Следующим стал небольшой карманный нож с рукояткой, отделанной материалом, выглядящим как слоновая кость, но, скорее всего, имитацией. Дональд открыл лезвие и проверил остроту. Обе кромки были одинаково тупыми. Кончик оказался отломан — наверное, им что-то пытались вскрыть. Нож производил впечатление вещицы, оставленной на память и уже непригодной для использования.
Оставался последний предмет из мешка — монета в четверть доллара. От формы и веса этого когда-то такого обычного предмета у него даже перехватило дыхание. Дональд подумал о целой исчезнувшей цивилизации. Казалось, такое невозможно просто взять и стереть, но потом он вспомнил монеты римлян и майя, оказавшиеся в музеях. Он вертел монету и размышлял, что единственное необычное сейчас то, что он сидит и держит вещицу из мира, обратившегося в прах, — и что именно он дивится этой утрате. Обычно людям полагается умирать, а культуре жить дальше. Теперь же все получилось наоборот.
Что-то в монете привлекло его внимание. Обе ее стороны были одинаковыми: «орел». Усмехнувшись, он присмотрелся внимательнее, гадая, не может ли эта монета быть шуткой или сувениром, но по весу и ощущениям она воспринималась как настоящая. На одной из сторон виднелась еле заметная дуга в том месте, где штамп не сделал полагающийся оттиск. Ошибка? Или эту монету подарил Турману приятель из казначейства?
Он положил все предметы на столик и вспомнил записку Анны отцу. Теперь его удивило, что он не обнаружил в мешке упомянутый в записке медальон. Записка была помечена как срочная, и в ней упоминался медальон с датой. Дональд сложил мешок и сунул его под стакан с водой. За дверью слышались торопливые шаги. В бункере царила паника. Наверное, если бы здесь был настоящий Турман, он бы тоже носился по коридорам, выкрикивая приказы, отключая бункеры и повелевая лишать кого-то жизни.