Помост все еще стоял под опустевшим Железным Троном, но все столы, кроме одного, убрали. Теперь за этим единственным столом сидели лорд Мейс Тирелл в зеленой с золотом мантии. Стройный принц Оберин в оранжево-желто-алом полосатом наряде, а между ними — лорд Тайвин Ланнистер. Возможно, надежда еще есть, подумал Тирион. Дорниец и Тирелл не выносят друг друга. Если мне удастся сыграть на этом...
Верховный септон произнес молитву, прося небесного Отца направить их на путь правосудия. Когда он закончил, земной отец наклонился вперед и спросил:
— Тирион, признаешь ли ты себя виновным в убийстве короля Джоффри?
Однако он времени не теряет.
— Нет.
— Уже легче, — сухо молвил Оберин Мартелл.
— Виновна ли в этом Санса Старк? — спросил лорд Тайвин.
На ее месте он сделал бы именно это. Но где бы она ни была и как бы ни участвовала в этом деле, она остается его женой. Он окутал ее своим плащом, как муж и заступник, хоть ему и пришлось ради этого стать на спину дурака.
— Джоффри убили боги. Он подавился пирогом с голубями.
Лорд Тайвин побагровел.
— Ты винишь в его смерти пекарей?
— Их или голубей — только меня в это не впутывайте. — Тирион услышал нервный смешок и понял, что допустил ошибку. Придержи свой язык, маленький дуралей, пока он не вырыл тебе могилу.
— Против тебя имеются свидетели, — сказал лорд Тайвин. — Сначала мы выслушаем их, затем ты сможешь представить собственных свидетелей. Говорить тебе можно только с нашего разрешения.
Тириону оставалось только кивнуть в ответ. Сир Аддам сказал правду: первым свидетелем был сир Бейлон Сванн из Королевской Гвардии.
— Лорд десница, — начал он, когда верховный септон привел его к присяге, — я имел честь сражаться вместе с вашим сыном на корабельном мосту. Он храбрый человек, несмотря на свой малый рост, и я не верю, что он мог совершить подобное.
По залу прокатился ропот. Что за безумную игру затеяла Серсея? Зачем ей выпускать свидетеля, объявляющего Тириона невиновным? Вскоре Тирион это понял. Сир Бейлон неохотно рассказывал, как он оттащил его от Джоффри в день бунта.
— Он ударил его величество, это правда. Но это был припадок ярости, летняя гроза, не более. Толпа едва не убила нас всех.
— Во времена Таргариенов человек, ударивший особу королевской крови, лишился бы руки, — заметил Красный Змей. — Выходит, ручонка у карлика отросла обратно? Или Белые Мечи забыли свой долг?
— Он тоже особа королевской крови, — ответил сир Бейлон, — к тому же был десницей короля.
— Он лишь замещал десницу в мое отсутствие, — поправил лорд Тайвин.
Рассказ сира Меррина Транта, занявшего затем свидетельское место, был куда более красочным.
— Он повалил короля наземь и пинал его ногами, громко сетуя на то, что его величество ушел от бунтовщиков невредимым.
Тирион начинал прозревать замысел своей сестры. Она начала с человека, известного своей честностью, и выдоила из него все, что могла. Каждый последующий свидетель будет чернить подсудимого все больше. И в конце концов из него сделают Мейегора Жестокого вкупе с Эйерисом Безумным, со щепоткой Эйегона Недостойного для вкуса.
Сир Меррин теперь рассказывал, как Тирион помешал Джоффри наказывать Сансу Старк.
— Карлик спросил его величество, знает ли он, что случилось с Эйерисом Таргариеном, а когда сир Борос вступился за короля, пригрозил убить оного рыцаря.
Следующим с показаниями выступил сам Блаунт, подтвердивший эту печальную историю. Он должен был питать немалую неприязнь к Серсее за то, что она выгнала его из Королевской Гвардии, однако сказал все, что ей было желательно.
Тирион не мог больше держать язык за зубами.
— Отчего вы не скажете судьям, что при этом делал Джоффри?
Высокий, с обвислыми щеками рыцарь сумрачно глянул на него.
— Я скажу им нечто другое. Вы пригрозили, что велите своим дикарям убить меня, если я открою рот.
— Тирион, — сказал лорд Тайвин, — тебе разрешается говорить, только когда мы того потребуем. Считай это предупреждением.
Тирион умолк, хотя внутри у него все кипело.
Далее свидетельствовали Кеттлблэки, все трое поочередно. Осни и Осфрид рассказывали об ужине у Серсеи накануне битвы и о высказанных Тирионом угрозах.
— Он сказал, что намерен причинить ее величеству зло, — показал сир Осфрид, а его брат Осни добавил: — Он сказал, что дождется дня, когда она будет счастлива, и обратит ее радость в пепел. — Об Алаяйе никто из них не упомянул.
Сир Осмунд Кеттлблэк, воплощение рыцарства в своей белой броне и белом шерстяном плаще, клятвенно заявил, что король Джоффри давно знал о намерении дяди Тириона убить его.
— В тот день, когда меня облекли в белый плащ, милорды, — сообщил он судьям, — отважный юноша сказал мне: «Сир Осмунд, охраняйте меня хорошо, ибо мой дядя меня не любит и хочет стать королем вместо меня».
Этого Тирион переварить не мог.
— Лжец! — вскричал он и сделал два шага вперед, но золотые плащи оттащили его обратно. Лорд Тайвин нахмурился.
— Ты хочешь, чтобы тебя сковали по рукам и ногам, как простого разбойника?
Тирион стиснул зубы. Еще одна ошибка — дурак ты, карлик, дурак. Уймись, иначе тебе конец.
— Прошу прощения, милорды. Меня рассердила его ложь.
— Его правда, ты хочешь сказать, — вмешалась Серсея. — Я прошу вас наложить на него оковы, отец, ради вашей же безопасности. Вы видите, какой он.
— Я вижу, что он карлик, — сказал принц Оберин. — В тот день, когда я испугаюсь рассерженного карлика, я утоплюсь в бочке красного вина.
— В оковах нет нужды. — Лорд Тайвин взглянул на окна и встал. — Становится поздно. Мы возобновим заседание завтра.
Ночью, сидя в своей башне с чистым пергаментом и чашей вина, Тирион думал о жене. Не о Сансе — о первой своей жене, Тише. О шлюхе, не о волчице. Она только притворялась, что любит его, он ей верил и находил счастье в этой вере. Лучше сладкая ложь, чем горькая истина. Тирион допил вино и стал думать о Шае. Когда сир Киван явился к нему с ежевечерним визитом, он попросил, чтобы пришел Варис.
— Ты думаешь, что евнух выступит в твою защиту?
— Ничего не могу сказать, пока не поговорю с ним. Пришли его ко мне, дядя, будь так добр.
— Хорошо.
Следующее заседание суда открыли мейстеры Валлабар и Френкен. Они показали, что вскрыли благородное тело короля Джоффри и не нашли в королевском горле ни пирога, ни какой-либо иной пищи.
— Короля убил яд, милорды, — сказал Баллабар, а Френкен торжественно кивнул.
Затем вызвали великого мейстера Пицеля. Он опирался на кривую клюку и трясся на ходу. На его цыплячьей шее торчали белые волоски. Слабость не позволяла ему стоять, и судьи распорядились принести для него стул, а также и стол, на котором расставили множество мелких сосудов. Пицель принялся перечислять содержащиеся в них снадобья.
— Сероголов, извлекаемый из бледной поганки. Ночная тень, сладкий сон, пляска демона, слепыш, вдовья кровь, именуемая так из-за своего цвета. Это страшный яд. Он закупоривает кишки и мочевой пузырь человека, отравляя его собственными ядами. Есть здесь также волчья смерть, яд василиска и слезы Лисса. Все эти средства мне известны. Бес Тирион Ланнистер украл их из моих покоев, когда бросил меня в тюрьму по ложному обвинению.
— Пицель, — сказал Тирион, рискуя навлечь на себя гнев отца, — способно ли хоть одно из этих снадобий привести к смерти от удушья?
— Нет. Для этого вы прибегли к более редкому яду. Когда я обучался в Цитадели, мои наставники называли его просто «душитель».
— Но этот редкий яд найден не был?
— Нет, милорд, — заморгал Пицель. — Вы использовали его без остатка, чтобы убить самого благородного из юношей, какого боги когда-либо посылали на землю.
Гнев в Тирионе возобладал над разумом.
— Джоффри был жесток и глуп, но я его не убивал. Можете отрубить мне голову, но я непричастен к смерти своего племянника.
— Молчать! — сказал лорд Тайвин. — Я предупреждал тебя трижды. В следующий раз тебя закуют и заткнут тебе рот.