Джон смотрел на Пипа, Кегса, Атласа, Коня, Оуэна, Тима Косноязычного, Малли, Пустого Сапога и представлял себе, как они сойдутся в холодной тьме туннеля с сотней визжащих одичалых, защищенные только железной решеткой. Дело кончится именно этим, если они не остановят черепаху до того, как ворота падут.

— Здоровая, — сказал Конь.

— Это ж сколько супу наварить можно, — причмокнул губами Пип, но его шутка не имела успеха. Даже Пип, и тот устал. Смахивает на ходячего мертвеца, как и все они. У Короля за Стеной людей столько, что он способен каждый раз бросать в атаку свежие силы, а Стену держит все та же горсточка черных братьев, и это измотало их вконец.

Джон знал, что сейчас люди, спрятанные под деревом и шкурами, что есть мочи налегают на колеса, но когда черепаха сомкнется с воротами, они сменят веревки на топоры. Хорошо, что Манс хотя бы мамонтов ныне решил не посылать. Их силища у Стены бесполезна, а громадная величина делает их легкими мишенями. Последний умирал около суток и все это время трубил, издавая скорбные, ужасные для слуха звуки.

Черепаха медленно ползла через камни, пни и кустарник. Предыдущие атаки стоили вольному народу около ста жизней. Многие тела до сих пор лежали на земле. В передышках их навещали вороны, но теперь все птицы с криком разлетелись — вид черепахи нравился им не больше, чем Джону.

Он чувствовал, что Атлас, Конь и другие смотрят на него, ожидая его приказаний. Но он так устал — он не знает, что делать дальше. «За Стену отвечаешь ты», — напомнил он себе.

— Оуэн, Конь — к катапультам. Кегс и Пустой Сапог — к скорпионам. Остальным натянуть луки и приготовить огненные стрелы. Посмотрим, не удастся ли нам ее пожечь. — Скорее всего не удастся, но все лучше, чем стоять, опустив руки.

Черепаха, тихоходная и неуклюжая, представляла собой хорошую мишень, и лучники Джона вскоре превратили ее в ежа... но сырые шкуры, уже оправдавшие себя на щитах, защищали ее, и огненные стрелы гасли, как только попадали в цель. Джон, выругавшись вполголоса, скомандовал:

— Скорпионы. Катапульты.

Стрелы из скорпионов вонзались в шкуры глубоко, но наносили не больше вреда, чем стрелы из луков, а камни отекакивали от черепахи, оставляя вмятины на ее мягкой покрышке. Валун из требюшета мог бы ее проломить, но одна машина до сих пор бездействовала, а одичалые направляли черепаху так, что под обстрел другой не попадали.

— Она все ползет, Джон, — сказал Оуэн Олух.

Джон и без него это видел. Дюйм за дюймом, ярд за ярдом, треща, качаясь и подпрыгивая, черепаха преодолевала убойную полосу. Когда одичалые подвезут ее к Стене, она обеспечит им необходимое укрытие, и они начнут рубить своими топорами наспех починенные внешние ворота. Потом они за несколько часов выгребут из туннеля рыхлый щебень, и на пути у них останутся только две железные решетки, полдюжины полузамерзших трупов и то, чем смогут встретить их собратья Джона, сражаясь и умирая в темноте.

Катапульта слева от него с гулом послала в воздух каменный залп. Камни защелкали по черепахе, как градины, и отскочили прочь, не причинив ей вреда. Лучники одичалых по-прежнему пускали стрелы из-за своих щитов. Одна вонзилась в голову соломенного чучела, и Пип сказал:

— Уот с Длинного Озера схлопотал четвертую! Ничья! — Следующая стрела просвистела мимо его собственного уха, и он крикнул: — Эй! Я в турнире не участвую!

— Эти шкуры нипочем не загорятся, — сказал Джон как себе, так и другим. Их единственная надежда — попытаться раздробить черепаху, когда она доберется до Стены, а для этого нужны большие камни. Как бы крепко черепаха ни была сколочена, валун, сброшенный с высоты семисот футов, она вряд ли выдержит. — Гренн, Оуэн, Кегс — пора.

У палатки стояла в ряд дюжина крепких дубовых бочек, наполненных гравием, которые черные братья обыкновенно разбрасывали по Стене, чтобы легче было ходить. Вчера, увидев, как одичалые кроют черепаху овчинами, Джон велел Гренну налить в эти бочонки воды, сколько войдет. Вода пропитала битый камень до дна, и за ночь смесь сковало морозом. Это было единственное, чем они могли заменить валуны.

— Зачем их замораживать? — спросил Гренн накануне. — Почему бы не скинуть бочки, как они есть?

— Если бочки по дороге стукнутся о Стену, они лопнут, — ответил Джон. — Какой нам прок осыпать этих сукиных сынов щебенкой?

Сейчас он налег плечом на один бочонок вместе с Гренном, а Кегс и Оуэн навалились на другой. Бочки за ночь примерзли ко льду и не поддавались.

— Да этот ублюдок целую тонну весит, — сказал Гренн, когда бочонок наконец сдвинулся.

— Переворачивай его набок и кати. Только смотри ноги себе не отдави, а то будешь как Пустой Сапог.

Гренн перевернул бочонок, а Джон, схватив факел, пару раз провел им над поверхностью Стены. Бочонок покатился по смоченному льду так быстро, что они чуть не упустили его. Наконец они все вчетвером подкатили его к самому краю и снова поставили торчком.

Таким манером они встроили над воротами четыре дубовые бочки. В это время Пип крикнул:

— Черепаха у дверей! — Джон, опершись на раненую ногу, перегнулся вниз, чтобы посмотреть самому. Барьер. Марш должен был поставить барьер у края. Сколько же всего не сделано. Одичалые оттаскивали от ворот трупы великанов. Конь и Малли скидывали на них камни. Один человек как будто упал, но камни были слишком мелкими, чтобы причинить ущерб самой черепахе. Джону было любопытно, что одичалые будут делать с мертвым мамонтом на дороге, но черепаха была так велика, что они просто перетащили ее через труп. Больная нога Джона подкосилась, но Гренн схватил его и оттащил назад, сказав:

— Не высовывайся так.

— Барьер надо было поставить, вот что. — Джону мерещилось, что топоры уже рубят дерево — или это у него в ушах звенело от страха? — Давай, — сказал он Гренну.

Гренн, кряхтя, уперся плечом в бочонок. Оуэн и Малли пришли ему на подмогу. Вместе они сдвинули бочонок на фут, потом на другой — и вдруг он исчез.

Они услышали, как он ударился о Стену на пути вниз. Потом раздался куда более громкий треск расколотого дерева, сопровождаемый истошными воплями. Атлас радостно заорал, Оуэн пустился в пляс, Пип, посмотрев вниз, крикнул:

— А черепаха-то кроликами начинена! Глядите, как улепетывают.

— Еще, — рявкнул Джон, и Гренн с Кегсом спихнули вниз еще один бочонок.

В конце концов они разнесли в щепки всю переднюю часть черепахи. Одичалые выбирались из-под нее с другого конца и сломя голову бежали к лагерю. Атлас стрелял им вслед из арбалета, прибавляя прыти. Гренн ухмылялся в свою бородищу, Пип острил напропалую, и никому из них нынче больше не грозила смерть.

Но завтра... Джон взглянул в сторону палатки. Из двенадцати бочонков с гравием осталось восемь Джон ощутил внезапно, как он устал и как болит у него нога. Надо поспать — хотя бы пару часов. Сходить к мейстеру Эйемону за сонным вином, оно ему поможет.

— Я спущусь вниз, в Королевскую башню, — сказал Джон. — Зовите меня, если Манс опять что-нибудь придумает. Пип, Стена остается на тебя.

— На меня? — сказал Пип.

— На него? — сказал Гренн.

Он с улыбкой ушел от них и спустился вниз в клети.

Чаша сонного вина действительно помогла ему. Не успел он растянуться на узкой койке в своей каморке, как сон овладел им, и Джону стали сниться голоса, крики и зов боевых рогов — единственная протяжная нота, долго висящая в воздухе.

Когда он проснулся, за бойницей, заменявшей ему окошко, было черно, а над ним стояли четверо незнакомых мужчин. Один из них держал фонарь.

— Джон Сноу, — отрывисто молвил самый высокий, — надевай сапоги и ступай с нами.

Со сна Джон первым делом подумал, что Стена в его отсутствие каким-то образом пала, что Манс послал великанов или еще одну черепаху и взял ворота. Но потом он протер глаза и разглядел, что незнакомцы одеты в черное. Ночной Дозор!

— Куда я должен идти? Кто вы?

По знаку высокого двое других стащили Джона с кровати и повели вверх по лестнице в горницу Старого Медведя. У огня стоял мейстер Эйемон, опираясь на свою трость из тернового дерева. Тут же находился септон Селладор, как всегда под хмельком, и сир Уинтон Стаут мирно спал на подоконнике. Остальных братьев в комнате Джон не знал — всех, кроме одного.