— Кажется, у тебя была причина, чтобы прийти сюда, — спокойно проговорила Делла. — Слушаю тебя.

— Похоже, слова твоего отца обо мне оправдываются. В день нашей свадьбы ты выглядела так, будто тебя приговорили к вечной пытке.

— Мне не терпелось побыстрее оказаться вдали от тех, кто не желал оставить меня в покое. Я испугалась, что ты услышал его слова, обиделся и решил бросить меня.

На лице Рейфа отразилось изумление.

— Почему ты так думала?

— Потому что я тщетно ждала, когда ты скажешь мне о своей любви.

Делла затаила дыхание. В ее намерения не входило до такой степени углубить ссору, тем более сейчас, когда он пытается избежать ее. Итак, она открыла ему суть своих страхов;

— А теперь? — тихо спросил он. — Что привело тебя в Порто-Венере?

Месяц, неделю назад она бы рассказала ему. Теперь же не произнесет ни слова до тех пор, пока он первым не заговорит на эту тему.

— Откуда мне знать, как отвечать, если ты никогда не признавался… очевидно, ты не способен выражать свои чувства.

— Ты можешь судить о них по моим действиям.

— Я познала твою страсть, но я не знаю твоего сердца. Когда-то я думала, что мне по силам вынести все — только бы ты был рядом. Однако я поняла, что ошибалась. Для меня недостаточно быть твоей любовницей и сиделкой. По-твоему, я мечтаю каждое утро ходить на цыпочках и ждать, когда улучшится твое настроение? Я приехала, чтобы найти своего мужа и все, что этому сопутствует.

— А что этому сопутствует?

— Муж должен быть другом, любовником, наперсником, отцом моих детей. У него должно быть желание разделить со мной радости и беды. Ведь радости обязательно будут, Рейф. Если я не способна подбодрить тебя и если тебе неспокойно в моем обществе, тогда я не знаю, зачем мы поженились.

— Большинство самых популярных в Лондоне супружеских пар не обмениваются и десятком слов, когда встречаются на людях или в домашней обстановке. Таковыми были мои родители.

Делла энергично замотала головой:

— Для меня подобный союз хуже, чем смерть. Уж лучше быть одной. У меня тоже есть гордость.

— Гордость может превратиться в тяжелейшее бремя, — сказал Рейф, взяв ее руку, сжатую в кулак. — Именно гордость заставляла меня прятать мои лучшие чувства, когда мы поженились. И страх, что ты в конце концов преодолеешь свои чувства ко мне.

Делла устремила взгляд на их соединенные руки.

— Ты думал, я перестану любить тебя?

— Разве все вокруг не считали так же? Я не могу разумно объяснить, что именно заставило меня поверить, будто наше прощание пройдет легче, если хотя бы крохотная частичка меня не будет принадлежать тебе.

Глаза Деллы наполнились слезами.

— Мне трудно понять твой образ мыслей. Моя любовь к тебе была безоговорочной. С самого начала. Двенадцать лет.

— Я знаю. Это и пугало меня — твоя безграничная вера в меня. Я никогда ее не понимал.

— Я вижу.

— Нет, не видишь. Тебе, моя нежная, милая девочка, это не под силу. Никогда прежде никто не любил меня и не верил в меня так, как ты.

— Ложь. У тебя много друзей, верных друзей, готовых на все ради тебя.

— Ты думаешь о Квинлане?

— Признаться, ваша дружба е лордом Кирни всегда вызывала у меня ревность. У тебя удивленный вид? А зря. Ты уделял ему гораздо больше времени, поверял ему свои тайны, мысли, чувства. Ему принадлежала большая часть тебя.

— Однако ему не удалось стать для меня таким же близким человеком, как ты. Тебе же для этого было достаточно одного взгляда. Рядом с тобой я чувствую, что могу впустить тебя внутрь себя, позволить тебе проникнуть в потаенные глубины моей души.

— Если так, тогда почему ты прогоняешь меня? Ведь это для меня страшнейшая мука.

— Наверное, я боялся слушать. Я пытался быть бескорыстным.

— Твое бескорыстие сделало бы нас обоих несчастными.

Ее желчный тон вызвал у него улыбку.

— Хорошо. Я решил покончить со своим благородством. Я пришел сказать тебе, что, если ты все еще хочешь этого — хотя для меня это непостижимо, — я поеду с тобой в Лондон.

— Почему? — с подозрением спросила Делла. — Мне не нужны твои сожаления или жалость.

— Тогда, очевидно, я должен сказать нечто, что заставит тебя остаться.

— Не представляю, что это может быть.

— Я люблю тебя.

— Не надо… О, великий Боже, не говори такое ради того, чтобы добиться желаемого!

— Тогда позволь сказать это, глядя тебе в глаза, обнимая тебя, чувствуя, как твоя любовь просачивается в меня.

Делла подняла на него глаза. Рейф увидел в них боль и тоску, и что-то надломилось в нем. Каменная оболочка, в которую он заключил свое сердце, пошла глубокими трещинами и развалилась, выпустив наружу нежность и любовь. Он осторожно усадил Деллу к себе на колени и начал целовать. Сначала ему казалось, будто он грезит, но потом он ощутил аромат роз и понял, что она абсолютно реальна.

— Я люблю тебя, — прошептал он, целуя ее.

Делла не сразу поверила, что он произнес эти три слова, которые, как она часто говорила себе, значат очень мало по сравнению со всем остальным. Она задрожала и расплакалась.

Рейф успокаивал ее, крепко прижимая к груди, такую мягкую и ранимую.

— Если бы я знал, что этого достаточно, чтобы обезоружить тебя в споре, давно воспользовался бы своей любовью против тебя.

Оттолкнув его, Делла села прямо и вытерла слезы.

— Не дразни меня.

— Я не дразню, ну только капельку. Я действительно люблю тебя, Делла. Это чувство ошеломило меня. Оно кажется огромным по сравнению с другими чувствами.

Делла повернула его лицо так, чтобы свет лампы падал на его здоровый глаз.

— Ты уверен, что это не ложная жалость, не верность, не долг, не стыд, не сочувствие и не признание своего поражения?

— Это даже не эгоизм. И все же если тебе нужно время подумать, я отпущу тебя.

Делла знала, чего это ему стоило. Она поняла это по тому, как заострились его черты.

— Я свободна, да?

— Если ты этого хочешь.

Она обвила его шею руками.

— Не хочу.

— Господи, Делла! Как мы будем жить?

— Твоим умом? — игриво предложила она, хотя у нее было достаточно денег, чтобы обеспечить не одну, а пять семей из высшего общества. — Нет, мы будем выращивать розы. Выведем самый красивый сорт, которого еще нет в Европе.