Он снова приник к ее губам. На этот раз его поцелуй был более долгим и требовательным.

— Я выведу для тебя кроваво-красную розу и назову ее «Леди Делла».

Ее глаза затуманились слезами, но она отважно сдержала рвавшиеся наружу рыдания.

— Ты очень уверен в себе.

— Никогда в жизни не испытывал такого страха, как сейчас.

— И чего же ты боишься?

— Кажется, мне предстоит стать респектабельным господином.

— Можешь возводить памятники своей гордыне, если это улучшает твое настроение. Что ты намереваешься делать после окончания войны?

— Писать мемуары.

— Отличная идея! Теперь, когда Наполеон разгромлен во второй раз, возникнет большой спрос на подобные произведения.

В знак опровержения он поднял культю.

— Ты можешь диктовать мне, пока не научишься писать левой рукой.

— Тогда мы оба превратимся в затворников.

— Я рада всему, что привязывает тебя ко мне. Что еще ты планируешь?

— Я подумывал о том, чтобы заседать в парламенте. Или управлять твоей собственностью. Это единственное, что я могу сделать для того, чтобы она приносила нам доход.

— Это тебе под силу.

— Управлять собственностью — возможно, но разве слепой, который не видит ухмылки или жалостливые взгляды своих коллег, способен убедить депутатов?

— Ну почему ты такой капризный?

Рейф улыбнулся:

— Прости. Если я отказываюсь признавать, что счастье возможно, так только потому, что не хочу подавать ложные надежды нам обоим. Ведь может получиться так, что однажды я проснусь и обнаружу, что полностью ослеп.

— Это противоречит здравому смыслу. Все может либо продолжаться по-прежнему, либо улучшаться. Мы поедем в Милан и покажемся специалистам. А теперь еще кое-что. Поклянись, что не будешь сопротивляться мне на каждом шагу.

— Ты просишь многого, — хмыкнул Рейф. — А может, лучше, если мы будем походить на обычные супружеские пары, которые пререкаются по всяким мелочам?

— Наверное. Но только в том, что касается мелочей. Ты вправе осуждать мои новые шляпки, суммы на счетах от модистки и мою страсть вкусно поесть — ей я намерена предаваться при любой возможности. Я буду переживать из-за твоего скупердяйства, курения и плохого вкуса в выборе жилетов.

— У меня отличный вкус.

— Правда? Я предвижу множество споров по этому поводу!

Рейф улыбнулся:

— Я люблю тебя.

— Знаю.

Он поцеловал ее так, будто от этого поцелуя зависела их жизнь. В нем с такой силой вспыхнули гнев и страх, любовь и радость, что застучало в висках.

— Обещай, что никогда не перестанешь любить меня.

— Перестать любить тебя — это выше моих возможностей.

— Ты уверена?

— А ты?

Рейф улыбнулся, внезапно осознав, что она уже дала ответ.

— Уверен.

Неаполь, апрель 1816 года

— Рад видеть тебя, Перо! Чтоб мне провалиться, ты выглядишь чудесно для странствующего пилигрима!

— Хокадей!

Квинлан, перенявший присущий неаполитанцам экспансивный стиль в одежде, тепло обнял молодого человека, который сбежал по сходням пакетбота, пришвартовавшегося в Неаполитанском заливе.

— Ну, каково это — быть землевладельцем? — поинтересовался он, когда они расположились за столиком уличного кафе.

— Замечательно. — Джейми сдвинул на затылок шляпу с мягкими полями и улыбнулся. — Никогда не думал, что так здорово устроюсь. Не так, как ты, естественно, но очень даже уютно. — Попробовав вино, он нахмурился. С тех пор как он стал виноделом, у него здорово изменился вкус. Теперь он мог различить кларет, бургундское и бордо.

— В своем письме ты не сообщил, что привело тебя в Неаполь.

— Требование тети Элберты, — вздохнул Джейми. — Кажется, она путешествует по Средиземноморью. Только подумай, изо всех людей она выбрала себе в компаньонки Кларетту Роллерсон! — Он покраснел под лукавым взглядом Квинлана и поспешно перевел разговор на другую тему: — Виноградники не в ее вкусе, а вот оперу она любит. Особое предпочтение отдает Франкапелли. Она познакомилась с ним в прошлом году, когда он был в Лондоне. Он послал ей приглашение в ложу на премьеру своего последнего творения. Ей понадобился эскорт. То есть я. Ненавижу оперу, все эти визгливые голоса и воющие скрипки со смычками.

Квинлана рассмешило столь прозаичное описание творения Франкапелли.

— Странно, не правда ли, мир так тесен. Твоя тетка собирается на премьеру оперы, в результате чего мы с тобой встречаемся. Полагаю, через наших общих знакомых, включая любовниц и бедных родственников за границей, мы можем проследить связь чуть ли не с любым представителем высшего света.

— Наверное, ты прав. Но что из этого?

— Недавно я размышлял над вероятностью событий, которую мы иначе называем судьбой.

— Уж не намерен ли ты философствовать на эту тему? — с подозрением осведомился Джейми. — Мой желудок еще не пришел в норму после морского путешествия.

Квинлан расхохотался.

— Мир действительно тесен, Джейми. Готов поспорить, ты познакомился с матерью твоих детей, когда тебе было пять лет.

— Странно, что ты заговорил об этом. — Лицо Джейми приобрело непонятное выражение, и Квинлан сообразил, что тот густо покраснел. — Ты помнишь, что ты сказал мне о моем «крыжовенном пироге», когда я его лишился?

Квинлан вопросительно вскинул брови:

— Что? Ах да, девица Роллерсон!

— Для тебя мисс Кларетта Роллерсон.

— Она где-то здесь поблизости?

Джейми преувеличенно удрученно вздохнул:

— Господи, да. Ну и скандал! Ее отец вздернет меня, если хотя бы моя тень приблизится к ее двери. Кларетта послала меня ко всем чертям. Весь ужас в том, что с осени я не могу думать ни о чем, кроме нее. Надеялся, отъезд из Лондона порвет связь, но этого не случилось. Вчера я отказался от приглашения красивейшего создания на свете, потому что она не всколыхнула во мне эмоций.

— Джейми, старина, ты, как всегда, говоришь туманно. Впрочем, я уже привык. Так о чем ты?

— Не о чем, а о ком. О Кларетте. Она проникла вот сюда. — Он указал на свою грудь, чуть повыше сердца.

— Значит, ты влюбился?

— Боюсь, что так.

— Должно быть, это заразно, — пробормотал Квинлан.