Джастон резко несколько раз ударил по ним шестом, который они тут же попытались обвить, но гладкий, отполированный шест не давал им ни единой зацепки, чтоб закрепиться. И тогда, словно рассерженный, один из лепестков потянулся, чтобы впиться в грудь Джастона. Но бывший начеку Эррил серебряно взмахнул мечом, и малиновый лепесток рухнул в воду, очистив дорогу вперед.

Джастон благодарно кивнул и, выплыв на чистое пространство, поспешно вымыл и обтер шест.

— Сонный яд, — пробормотал он. — Нельзя ни в коем случае допускать, чтобы он попал на порез или ранку.

Елена оглянулась. Лунный цвет почти скрылся за поворотом, но его стебли все еще продолжали жадно тянуться к исчезнувшей лодке, хотя лепестки уже закрывались на ночь. Теперь он будет дремать до следующей ночи, чтобы снова распустить свои страшные ловушки и притягивать ничего не подозревающих существ обольстительным запахом смерти. Девушка зябко поежилась. Неужели здесь нет ничего, что бы ни хотело их сожрать или укусить?

Скоро путешественники выбрались на широкий канал, где течение подхватило ялик и повлекло к более глубоким трясинам. Теперь Джастон пользовался шестом скорее для того, что направлять плоскодонку по правильному пути, чем отталкиваться им от дна. И по мере того, как задача его облегчалась, он становился все более разговорчивым, хотя Елене казалось, что говорит он так много исключительно для того, чтобы отвлечься от своих неприятных мыслей.

Он рассказал им, какие растения целебны, а какие могут убить одним прикосновением, много поведал о кроканах, одних из самых крупных болотных хищников, кровожадных и хитрых, с острыми, как бритва зубами. Кроканы живут в гнездах, на тенистых берегах, но охотятся в воде.

Добыть крокана считалось почетным; кожа их отлично выделывалась, а мясо было богато жиром и отменно вкусно. Он даже объяснил их семейные традиции.

— Пара связана на всю жизнь, и когда на них охотишься, убивать надо одновременно и самца, и самку, иначе один из них, выживший, выследит тебя и все равно убьет. Они очень злопамятны и мстительны. Но самое ужасное — это самка в гнезде. Она просто нападает, не раздумывая, на всех, кто проплывает слишком близко к ее гнезду, и только очень опытный болотник отваживается на такую охоту.

— Надеюсь, мы ничего такого не повстречаем, — вздохнула Елена. Брови Джастона поползли вверх.

— Да мы и так уж миновали штук пятнадцать.

Девушка даже раскрыла рот, поскольку не видела ничего.

— Они прячутся в тине, — Джастон указал шестом куда-то вбок. — Вот, пожалуйста.

Все долго смотрели, пока, наконец, не увидели пару черных глаз, смотревших на них из прибрежных зарослей. Глаза эти едва виднелись над водой, а сам крокан лежал совершенно неподвижно, спрятав мощное тело в воду и лишь изредка шевеля высунутым на берег толстым хвостом. Длиной он, вероятно, был не меньше их ялика.

— Но это так, подросток, — сказал Джастон, прикинув размеры твари. — Он, скорее всего, даже не имеет подруги. Взрослая особь больше раза в два, а я слышал истории о кроканах, которые достигали таких размеров, что запросто могли проглотить нашу лодку.

Елена невольно прижалась к Мишель. Но Эррилу уже надоели эти беседы о природе.

— Вы хорошо знаете, куда мы плывем?

Джастон кивнул.

— Эти пути все исхожены и исплаваны. Я намеревался добраться до края болот, а уж там нас поведет Мишель.

— И сколько еще осталось?

— К ночи доберемся. Больше суток не стоит находиться в болотах. «День да ночь — вот и охоте конец», — так гласит древняя поговорка.

— Почему? — поинтересовался Эррил.

— После проведенных суток, болото осваивает, так сказать, ваш запах и начинает организованную охоту. Болотники, задержавшиеся больше, чем на пять суток, вообще осуждены, и их оплакивают уже как мертвых. Таких, кто выжил, проведя в болотах больше суток, — горстка, да и те все без рук, без ног или сильно отравлены.

— А сколько времени провели вы здесь с Мишель в последний раз в поисках ведьмы?

— Неделю, — глухо ответил Джастон, глядя себе под ноги. — Больше невозможно.

— И насколько глубоко пробрались?

— Мы шли три дня по болотам, прежде чем вынуждены были повернуть назад, — вдруг ответила Мишель. — Но даже это труднейшее путешествие продвинуло нас не больше, чем на окраины. Чтобы добраться до ведьмы, нужно вдвое больше.

Эррил выслушал эти новости, потемнев лицом и нахмурившись.

— Но на этот раз ведьма сама хочет нас видеть, — возразила девушка, закатывая рукав и показывая Джастону заросшую мхом руку. — Она отметила меня, и прятаться ей незачем.

Мишель кивнула, проследив, чтобы девушка все-таки снова опустила рубашку.

— Возможно, возможно... — пробормотала она. — Но кто может поручиться за настроения существа, столь долго прожившего в отравленных болотах?

— А, что, кто-то знает, сколько она живет здесь? — уточнил Эррил.

— Предания о ведьме передаются из поколения в поколение, — ответил Джастон. — Сотни лет. Одни говорят, что она живет со времени существования Затонувших Земель, другие утверждают, что именно она-то и утопила эту страну.

— Что значит — утопила? — не поняла Елена. — Разве здесь не всегда были болота?

— Нет, — ответил Эррил, и в голосе его послышалась боль. — Когда-то это тоже были равнины Стендая.

Кровавый охотник затаился, скрючившись, среди водорослей отмели на краю Сухой Воды. Он уже обошел весь поселок и убедился в том, что его жертва покинула прибежище и направилась куда-то в болота. Он остановился, чтобы как следует выверить ее путь. Зачем ведьме понадобилось так рисковать и соваться в полные опасности болота? В этом поступке не было никакого смысла, да и до побережья это была далеко не лучшая дорога.

Торврен пошел дальше в болото, и его черная голова едва виднелась над поверхностью вод. Руки и ноги двигались легко по илистому дну протоки. Он шел бодро, тело грела свежая кровь. Он отталкивал ногой препятствия, разрывал руками водоросли, не обращая внимания на круживших вокруг хищников, тенями снующих и вспыхивающих белыми зубами. Ему стоило только зыркнуть на них своим горящим красным глазом, как они немедленно уплывали прочь. Движение хвоста, всплеск — и путь снова свободен. Вокруг его колен обвивались болотные угри, но умирали от этих прикосновений, и трупы плыли за Торвреном, как траурная процессия.

Он периодически поднимался на поверхность — не для того, чтобы глотнуть воздуха, ему было это не нужно, — а для того, чтобы снова почувствовать запах ведьмы и увериться в том, что он на правильном пути. Преодолевая небольшое сопротивление болотных обитателей, он двигался легко и скоро должен был нагнать ведьму.

Солнце встало в зените, течение стало быстрее, и Торврен выругался. Такое течение могло унести ведьму далеко вперед — угнаться за водой пешком он не мог. Оскалившись, карлик ускорил ход, но понимал, что течение все-таки дает ведьме неоспоримый перевес в скорости. Впрочем... Солнце быстро клонилось к западу, а ночь станет союзницей. Его жертве необходим сон, а ему нет, и в долгие ночные часы он нагонит ее. И Торврен продолжал идти вперед, двигаясь так же неутомимо и неустанно, как покатившийся с высокой горы камень. Решимость горела в красных глазах.

Но, шагая вперед, карлик все продолжал размышлять о том, зачем же его жертве понадобился этот путь. Неужели она надеется, что он заблудиться среди болот и трясин?

Карлик снова высунул голову из воды и принюхался. В неподвижном воздухе запах ведьмы был особенно отчетлив и близок. Нет, ей не ускользнуть.

Ни за что.

Ночь наступила, когда ялик проскользнул к небольшому островку. Джастон закинул веревку за пень и втянул суденышко на илистый берег.

— Переночуем здесь, — сказал он, окончательно втаскивая лодку на сушу.

Невдалеке стояла каменная хижина, и Елена жадно посмотрела в ее сторону. Она казалась такой надежной и прочной после шаткого дна лодки и воды под ним. Откуда среди болот эти каменные плиты, из которых сложены ее стены? Даже дверь была сделана из железного дерева — растения, совершенно невероятного в болотах.