XVI. сцена (реальные письма)

На сцену поднимается жена Лота.

Письмо Антонины Великановой к Ивану Вырыпаеву.

ЖЕНА ЛОТА

Здравствуйте, Иван! Я работала два дня и устала. Мне казалось, что снег, и это как-то может скрасить мою жизнь. Но я не смогла найти тот тайный смысл, который все ищут. Я искала два дня и устала. Я смотрю вверх и вижу, что я маленькая фигурка на клочке красной материи. Я стою на клочке красной материи. Я вся из красного цвета. Моя жизнь проходит капля за каплей, я стою на клочке ткани и жду. Мне сказали, – стой здесь, и пусть на тебя посмотрят. И вот я стою, и вот все смотрят на меня, ждут от меня смысла, а я просто стою и все. Просто стою, это так важно. Иногда так важно просто стоять и все. Стоять, чтобы все смотрели, как ты это делаешь. Как я это делаю? Пусть все посмотрят и увидят, как я это делаю. Вот как я это делаю. Стою и все. Все знают, о чем идет речь, и хватит говорить об этом. Разве нужно называть причины, от которых слезы бегут по щекам и внутри бегут внутренние слезы? Все знают причины, от которых жизнь превращается в морскую звезду. У каждого есть свои причины для слез. Вы написали мне, что в моей пьесе не хватает сюжета. Что сюжет нужен для того, чтобы зритель понимал, что происходит. Но разве зритель не понимает, что происходит с ним каждый день? Зачем сопереживать тому, кто стоит на сцене, пускай лучше каждый сидящий в зале сопереживает сам себе. Иван, сюжет – это иллюзия смысла, а смысл трагичен сам по себе. Разве для того, чтобы ощутить трагедию, необходимо чтобы что-то произошло? Разве, мы не чувствуем, что происходит? Мы все знаем, что происходит. Мы все знаем, что происходит с нами каждый день. Нет причин называть причину. Мой конфликт в том, что нет причин для страданий, а я страдаю. Наступает минута молчания, и пускай каждый решит сам для себя, чему эта минута посвящена.

Минута молчания.

Письмо Ивана Вырыпаева к Антонине Великановой.

Здравствуйте, Антонина! Получил последнюю часть вашей пьесы, мне все понравилось. Но у меня есть вопрос. Антонина, ради бога, не обижайтесь, но мне Аркадий Ильич кое-что рассказывал про тот случай с кетчупом. Пожалуйста, разрешите мне вставить этот эпизод в спектакль. Я сам напишу эту сцену со слов Аркадия Ильича так, как все было на самом деле? Таким образом, содержание будет мое, а форма объективная?.

Письмо Антонины Великановой к Ивану Вырыпаеву.

ЖЕНА ЛОТА

Здравствуйте, Иван! Иван, содержание и есть объективная форма, я думала, вы знаете об этом. Я понимаю, чего вы хотите. Хорошо, делайте так. Иван, я очень хитрая, очень.

Из рассказа мужа Антонины Великановой(записано со слов доктора психиатрической больницы 2 Аркадия Ильича).

Два года назад. Ее нет и нет. Почти уже ночью звонок в дверь. Муж открывает. Она стоит на лестничной площадке, вся в крови. С головы до ног. Потом он смотрит – а это кетчуп. Вся с головы до ног в кетчупе. Она сделала это для того, чтобы ее не изнасиловали. Ей казалось, что ее хотят изнасиловать. Вот она и полила себя кетчупом, чтобы отпугнуть насильников. Потом она зашла в квартиру и закрылась в ванной. Не хотела открывать. Муж совсем потерялся. В итоге вызвал бригаду. Бригада приехала. Она сама вышла, вроде бы как опять нормальная. Начала с ними разговаривать. А потом ей показалось, что они хотят ее изнасиловать, и она опять хотела закрыться в ванной, но ее скрутили. Она отбивалась, кричала. Ей казалось, что ее насилуют. Ужас.

Письмо Антонины Великановой к Ивану Вырыпаеву.

ЖЕНА ЛОТА

Это такое странное бывает ощущение. Вроде бы ты идешь по улице, но улица уже не та. Или вроде бы ты любишь человека, но эта любовь уже не та. Или ты смотришь на себя со стороны и понимаешь, что это уже не ты. И совсем остальным точно также. Улица перекрыта, написано идет ремонт, а ремонта нет, улица в порядке. Или видишь грузина, он видит тебя, и видишь, что он хочет от тебя чего-то другого, чем просто взгляд. Нам везде и повсюду угрожает насилие, везде и повсюду. В машине и за углом. При определенных условиях дерево в лесу превращается в великана, а тень на стене превращается в покойника. Что это? Я говорю одно, а думаю другое. Все, что я только что сказала, я прочла в книжке, Иван. Я прочла в книжке о шизофрении. И про улицу, и про грузина, и про великана, и дерево – все это я прочла в книжке, где описывают мою болезнь. Я хитрая, очень хитрая, Иван. Мы хитрые, очень хитрые, хитрее, чем вы думаете. Мы вам для книжек готовы рассказать то , о чем вы хотите услышать. Вы что хотели получить? Хотели получить кетчуп вместо крови, – получайте. Вы что думаете, я вылила кетчуп, потому что спасалась от насилия на улице? Смешно. Я всегда, в любую секунду своей жизни, всегда знаю, что кетчуп – это не кровь, всегда знаю, что насилие кетчупом не остановишь. Иначе весь мир был бы залит кетчупом, а не кровью. Все, что я говорю и пишу здесь, я все это делаю для вас, для тех, кто читает и слушает. Вы знайте, что я это пишу тоже из хитрости. Надеюсь, что вы все это озвучите. Я пишу, зная, что это письмо будут слушать. Когда я пишу, мне кажется, что я иду. Я иду, иду. И последнее, я хочу, чтобы вы всем там передали. Я ведь ушла уже очень далеко.

P.S. Не дай вам господь, чтобы вас хотя бы однажды посетил Аркадий Ильич. Аркадий Ильич – это самая страшная болезнь, которой только может заболеть человек.

Бог и жена Лота уходят со сцены.