— Да нет, — вежливо ответил Грин, в очередной раз изумляясь этой русской присказке, совершенно размывавшей понятия.

Водитель «ГАЗа» осклабился — и выдал пароль:

— Если что, могу занять свечу. У меня целых три запасных.

— Спасибо, — медленно отозвался Саймон. — Просто искра в скат ушла.

— Держи, — «коллега» протянул ему пять рублей. Грин принял «пятерку», удоволенно хмыкнув — звезда на Спасской башне перечеркнута крестиком.

— Саймон Грин, — протянул он руку. — Временно Семен Зеленов.

— Питер Смит, — отозвался напарник. — Он же Петр Ковалев. Даже так — Петро́, чтобы с местным колоритом!

— Рад, — искренне сказал Грин. — Одному тут тошновато. Новости есть?

— Ждем третьего, Сёма! — ухмыльнулся Питер. — Тебя уже просветили местные насчет выражения «сообразить на троих»?

— Пару раз соображал, — скривился Саймон. — «Столичная» хороша, но здешний самогон… Гадость!

Отсмеявшись, курчавый пнул колесо «Ижа».

— Насчет пополнения, — переключился он на деловой тон. — В Первомайске работает наш агент, он входит в спецгруппу генерала Иванова, как аналитик…

— Знаю, — проявил Грин осведомленность. — Глеб Лукич Новаго. Мне было рекомендовано не контактировать с ним.

— Мне тоже, — кивнул Смит. — Как успехи?

— Да так… — дернул плечом Саймон. — Вышел на одну деваху. Миха ее на ноги поставил…

— М-м-м… — затянул Питер, щелкая пальцами. — Светлана!

— Она, — буркнул Грин, недовольный информированностью партнера. — Последнюю неделю не ходил за ней. Кажется, девчонка заметила слежку. А вот, если вдвоем… — он поморщился: — Shi-it… Все так несерьезно… Какая-то малохудожественная самодеятельность!

— Так на это и расчет! — энергично отмахнул Смит. — Chief of station здорово рискует, но тактика «профи действуют как любители» может сработать… Да, насчет агента Новаго. Мне намекнули, что как раз третий и выйдет с ним на связь.

— А нам, значит, не доверяют? — кисло усмехнулся Саймон.

— Да нет, тут другое… По секрету, между нами, ждать надо не третьего, а третью!

— Ну, что ж, — Грин флегматично пожал плечами, — «любовь втроем» — не худший вариант.

Старушка, вышедшая на крылечко магазина, кротко улыбнулась, глядя на гогочущих парней.

«Молодежь… — подумала она. — Небось, о девках судачили. Охо-хо-нюшки…»

Воскресенье, 7 марта. Около трех часов дня

Восточный Берлин, Карл-Маркс-аллее

Мне выделили квартиру в панельной десятиэтажке рядом с рестораном «Москва». Смотришь с проспекта — полное впечатление, что шагаешь по столице СССР, где-нибудь у площади Гагарина. Всей разницы, что московские панельки — в девять этажей, а берлинские довели до круглого счета. Да, и еще над соседским домом ракетирует берлинская телебашня с нанизанным шаром из нержавейки — с виду несерьезная конструкция, а ведь тридцать метров в поперечнике, и весит, как полсотни загруженных вагонов!

Закрыв за собой дверь квартиры, я мысленно выдохнул. Всю дорогу от Александерплатц проверялся, но вроде чисто. «Шпицели» не страшили особо — Маркус на моей стороне, а вот ребятишки из Карлсхорста или с Кляйналлее…[1]

Беспокойство вцепилось в меня еще в Москве, и освободиться от него не получалось. Тревог добавляла утрата сверхскорости — раньше-то я мог так стартануть, что не удержишь в поле зрения! Мелькнул размытым пятном — и нет меня. Мог и плюх надавать особо наглым оперативникам. А теперь — всё, списан в обычные смертные.

Лишь в детской фантастике семнадцатилетний пацан способен оказать сопротивление крутому спецназовцу. В реале я и вякнуть не успею. Вот это унизительное ощущение беспомощности и раздувало тлеющие страхи.

Даже здесь, в тихой квартирке, меня не покидало чувство близкой опасности. Уверенности в том, что Штази не поддалось искушению насовать повсюду «жучков», не было. Одно хорошо — миниатюрных телекамер пока не создано.

— Трусишка зайка серенький… — проворчал я. Вспомнил о звукозаписывающей аппаратуре, и выдал в импульсе раздражения: — Да пошли они все!

Схомячив рыбку из Варнемюнде, переоделся, натянув трико, и «пошел на работу». В комнате, на большом письменном столе, блестел «Comintern-1», моя микроЭВМ в экспортном исполнении. И «клава», и «мыша», всё как у людей. Займусь сервером домена…

Юэерствовал до самого вечера, и то, что получилось, сбросил на ГМД. Правда, дискеты на полтора «метра» пока не выходило, как не бились в Центре микроэлектроники, но мне и триста «кило» — с избытком.

— Весь в трудах, — простонал я, разгибая спину, — аки пчела…

Именно под конец рабочего дня в дверь постучали. Натура моя, как водится, вздрогнула, прислушиваясь. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук.

«Маркус!»

Я открыл, впуская «Человека без лица». Вольф выглядел несколько смущенным.

— Простите, Михаэль, что вот так, запросто, не предупредив…

— Вообще-то, Маркус, это я у вас в гостях!

Начальник Штази прошел в комнату, потирая широкие ладони, будто сметая остатки неловкости.

— Да как-то разволновался с утра. Смешно, наверное, сокрушаться о будущем, но… Воссоединение Германии… Падение берлинской стены… «Остальгия»… Ведь всей этой катастрофы можно было избежать! Вот, что не дает мне покоя!

— Можно было… — передернулся я. — Нужно было! Убрать дурака, а не чмокать его в меченую лысину! — помолчал, успокаиваясь, и продолжил задумчиво, глядя на потемки за окном: — Знаете, Маркус, если подумать, то история России — это летопись предательств. Я не отношу себя к поклонникам Империи, но вспомните семнадцатый! Разве Николай не мог остановить в феврале тогдашнюю либерально-демократическую вакханалию? Мог! Должен был! Обязан просто! Призвал бы гвардию, и та бы живо зачистила Питер от дезертиров и агитаторов. Взял бы за гузно Гучкова, спровоцировавшего хлебные бунты, разжаловал бы в рядовые генерала Алексеева, устроил бы заградотряды из ударников-корниловцев… Гадство… И время-то какое выбрали! Самый подходящий момент для удара в спину. Ведь Россия «сосредоточилась» как раз к весне семнадцатого года — военные заводы раскручены, склады забиты боеприпасами, даже форму новую припасли! Еще какая-то пара месяцев — и наши войска перешли бы в наступление, гнали бы кайзера до самого Берлина. А Черноморский флот овладел бы Проливами… Всё бы так и вышло, если бы только не предательство царя-батюшки! Согласитесь, тяжело это — спасать страну, когда ее правитель — изменник и слабак! Правда, большевикам это удалось. И не их вина, что семьдесят лет спустя нашелся еще один Иуда-идиот…

Маркус скинул куртку, и встал рядом со мной, глядя за окно.

— Миша… — произнес он задумчиво. — А вам не кажется, что в грязных делишках Февраля явно наследил английский лёва?

— …А в восьмидесятых нагадил штатовский орёлик, — кивнул я. — Согласен. Все равно… Будь у нас в начале века сильный император, Россию удалось бы спасти. А рулил бы КПСС умный и волевой генсек, устояли бы и Советский Союз, и ГДР.

Вольф покивал, горестно поджимая губы.

— Вот это и лишает меня спокойствия! — в его мужественном голосе чувствовался надрыв. — Я должен был, обязан был противостоять измене! У меня не было лейб-гвардии, но «Боевые группы рабочего класса»[2] — были!

Маркус, как и я когда-то, путал времена, сопрягая грядущее в былым.

— Ага! — фыркнул я ехидно. — Чтобы потом немецкие дети проходили бы на уроках истории, как зловещий «Человек без лица» развязал в Германии гражданскую войну? Нет, Маркус, исправить что-то в будущем не получится, слишком поздно. Работу над ошибками нужно делать сейчас, вот в этом настоящем! Времени очень мало, цейтнот, но если хорошо постараться, можно успеть.

— Нужно успеть, — Вольф растянул губы во вздрагивающей улыбке, словно извиняясь за разгулявшиеся нервы.

Я замедленно кивнул, глядя на вечерний Берлин. В опадающей темноте зажигалось все больше окон. Их свет складывался и умножался, вычитая мрак.

Понедельник, 8 марта. Позднее утро